Читать книгу «Золотой конь Митридата» онлайн полностью📖 — Ольги Басковой — MyBook.
image

Глава 4

В горах Малой Азии, II век до н. э.

В обширной зеленой долине Понтийской Каппадокии (подумав, Тирибаз решил, что его воспитанник прав и лучшего укрытия не найти, во всяком случае, пока), огражденной, как вооруженной до зубов стражей, неприступными горными хребтами, покрытыми местами непроходимым лесом, Тирибаз приказал строить хижины. Это место ему понравилось. Неподалеку жили дружелюбно настроенные крестьяне, понтийские каппадокийцы, ничем не отличавшиеся от каппадокийцев равнин. Они говорили на одном языке, но при этом имели разные взгляды, и тем, вторым, лучше было не знать, кто нашел укрытие в их стране. Тирибаз и Моаферн продолжали заниматься с Митридатом верховой ездой, Сисина изучал с ним растения. Воины могли гордиться своим воспитанником. Митридату еще не минуло тринадцать, а он уже превосходно стрелял из лука, мог слететь с коня, изображая убитого воина, метал копья, поражая цель, и безошибочно находил противоядия от ядовитых растений. Вечером, глядя на серпастый месяц, он, сжимая в зубах сухую былинку, с грустью говорил:

– Почему бессмертны только боги? Если бы люди были бессмертны, отец любовался бы сейчас мной.

– Иногда царь мертвых выпускает своих подданных поглядеть на белый свет, – промолвил Сисина. – Кто знает, может, наш славный Митридат Эвергет и видит своего сына.

Мальчик кутался в попону и качал головой:

– Нет, мой добрый Сисина, это неправда. Отец любил меня и обязательно дал бы знать, если бы оказался рядом.

– А если он – одна из звезд, вон тех, будто хороводом окруживших месяц? – спрашивал Моаферн. – Этот серебристый свет и есть свет любви. Ты об этом не думал?

Мальчик пожимал плечами:

– Не думал… Если бы это было так…

Он засыпал с грустной, но все же улыбкой, и воины переносили его в хижину, на матрас из сена, а сами по очереди дежурили в густом кустарнике. Они не верили, что Лаодика не ищет своего сына. Ей нужна была его голова, и она не успокоится, пока не получит свое.

* * *

Между тем Гергис и Мнаситей, с людьми, знавшими как свои пять пальцев все горные тропы, медленно, но верно двигались по следам беглецов. Достигнув понтийской Каппадокии, они где обещаниями, где подкупом пытались узнать у крестьян, еще недавно кормивших Митридата и его немногочисленный отряд, где прячутся изменники, но ни один из землепашцев не показал, в какую сторону они направились. Несколько раз армянин в гневе выхватывал меч, но Мнаситей перехватывал его руку. Если они убьют здесь хотя бы одного человека, каппадокийцы ополчатся на них и сделают все, чтобы беглецов не нашли. Тут нужно действовать хитростью.

Гергис с неохотой спрятал меч в ножны и с тоской оглядел горы, изрытые пещерами. Лес темно-зелеными пятнами покрывал их склоны. Местность казалась неприступной, словно созданной богами для того, чтобы не нарушали их спокойствия, и тем не менее в одной из этих пещер притаился Митридат со своими приспешниками. Щеки армянина заросли густой черной щетиной, бледность проступала на смуглом лице, придавая коже какой-то фиолетовый оттенок.

– Что же ты предлагаешь, Мнаситей? – ехидно поинтересовался он у чернобородого любовника Лаодики. – Взлететь, подобно птицам? Попробуй, может, у тебя и получится. Вон подходящий обломок скалы. Вскарабкайся на него, закаркай, взмахни руками… Кто знает, вдруг у тебя вырастут крылья.

Отряд, состоявший из пяти верных воинов, закряхтел, заперхал от смеха. Огромный орел сделал над воинами круг, паря на больших сизых крыльях и будто смеясь над человеческой глупостью.

– Я бы полетел, да моего отца не звали Дедалом, – огрызнулся Мнаситей. – И в чем тут хитрость? – Он бросил на траву походную сумку. – Ладно, доставайте припасы, а я немного похожу по селению. Может, мне и повезет.

Гергис презрительно фыркнул ему в спину:

– Иди, иди, воин. Орел покажет тебе дорогу.

Теперь его подчиненные, боявшиеся чернобородого, смеялись громче. Мнаситей слышал их смешки, но не замедлил шаг. Что ж, пусть смеются. Что они скажут, когда он единственный выполнит поручение прекрасной Лаодики? При мысли о возлюбленной, с ее упругим телом, натертым благовониями, черными густыми волосами и губами, сочными, как винные ягоды, его пронзила дрожь. Если Лаодика узнает, что ее возлюбленный нашел беглого сыночка, что она предложит ему, кроме плотских утех, хотя и без них он уже не представлял своей жизни? Мнаситей станет первым в Понтийском царстве, выгонит чертова евнуха и завладеет телом и богатством царицы. Его окутала сладостная истома, и он не заметил, как вошел в дубовую рощицу, прорезанную ручьем с чистой водой. Девушка в сером хитоне сидела на корточках, наполняя глиняный кувшин. При виде чужеземца она вскочила, как испуганная лань, хотела броситься в глубину старых деревьев, но мужчина успел схватить ее за талию и прижать к себе. Она была свежа, как роза в саду Лаодики: щеки цвета зари, ясные голубые глаза, светлые волосы, убранные в прическу. Веревки сандалий охватывали ее стройные щиколотки.

– Не бойся, – прошептал Мнаситей в маленькое ухо, скрытое под завитком. – Я твой друг. Хочешь заработать пять золотых?

Она молчала, но он знал, что каппадокийки понимают по-гречески.

– Тебе почти не придется ничего делать. – Он погладил ее волосы, пахнувшие луговой травой. – Ты ведь хочешь помочь безутешной царице-матери отыскать ее сына?

Девушка открыла рот от удивления:

– Разве у нашей царицы украли ребенка?

– Украли не у вашей царицы. – Мнаситей не обладал ораторским искусством, как покойный царь. – У царицы Понтийского царства. Трое врагов увели его в горы, чтобы продать в рабство и получить хорошие деньги, а безутешная мать льет слезы день и ночь. Мальчика зовут Митридат, ему почти тринадцать лет, а похитители… – он задумался, как лучше описать их, и вдруг ухмыльнулся: – У одного из них белый шрам под глазом. Ты не видела их?

Девушка колебалась. Сегодня утром к ее отцу спускался смуглый мужчина со шрамом за овечьим сыром, лепешками и вином. Она проследила, где укрылись беглецы. Но сказать об этом страшному чернобородому незнакомцу? Отец строго-настрого просил этого не делать.

– Я не знаю, – выдавила она улыбку, блеснув жемчужными зубками. Но улыбка получилась виноватой, робкой: так улыбается нашкодивший ребенок. Мнаситей ей не поверил.

– Вас запугали, внушили, что эти люди желают ему добра, но это не так. – Он с силой сжал ее ледяную ручку. – Задача похитителей – выйти к морю, где их ожидают те, кто заплатит за сильного юношу большие деньги. Мы не можем этого допустить. Кроме того, – добавил мужчина, видя ее нерешительность, – убитая горем мать готова оплатить помощь. Держи.

В ее ладонь упало несколько тяжелых монет. Девушка поняла, что они золотые, но не стала пересчитывать.

– Царица обязательно узнает о той, которой обязана спасением своего сына, – вкрадчиво шептал Мнаситей. – Она приблизит тебя к себе, несмотря на твое происхождение.

Девушка нервно глотнула. Она была очень молода, немногим старше Митридата, и поэтому обещания солидного, вероятно, царского вельможи свели ее с ума. Неужели это правда? Вырваться из глуши лесов, никогда не видеть эти горы, оказаться в царском дворце? Она вскинула голову и смело взглянула в глаза чернобородому:

– Пойдемте со мной.

Выросшая в горах, девушка легко перепрыгивала с камня на камень, как горная козочка, поднималась по круче, как птичка, юркала в чашу, казавшуюся непроходимой. Мнаситей отставал, потел и злился:

– Еще долго?

– Уже скоро. – Она указала пальцем на пещеру, увитую толстыми лозами какого-то растения. – Будьте осторожны. Здесь живет медведь. Он иногда выходит поохотиться, и его рев слышен в нашем селении.

– Медведь? – Мнаситей шагнул к пещере и раздвинул полог, созданный природой. Из темноты на него злобно сверкнули два огромных глаза, и послышалось рычание. Мнаситей усмехнулся:

– Гляди-ка, действительно медведь. Хорошая компания нашим беглецам.

– А вот и они. – Девушка раздвинула сплетенные, будто в объятии, ветви деревьев, и Мнаситей увидел небольшое горное плато, на котором ютилась хижина. Сисина хлопотал возле огня, Моаферна и Тирибаза не было видно. Митридат сидел на валуне и чистил меч. Девушка тяжело задышала и посмотрела на чернобородого. Его смоляные глаза загорелись ненавистью, злостью и решимостью убивать, и она поняла, что ее отец был прав. Несчастный мальчик, наверное, сбежал из дворца, чтобы не погибнуть. Сбежал, а она его выдала. Девушка открыла рот, чтобы предупредить юношу, но чернобородый, почувствовав, угадав ее желание, огромной ручищей сжал ее тонкую шею и давил на нее, пока бедняжка не испустила последний вздох. Отшвырнув тело девушки, он продвинулся ближе к хижине, выжидая удобного случая. Нападать на четверых было бы верхом неблагоразумия. Все считались хорошими воинами, даже сосунок Митридат наверняка многому от них научился. Когда откуда-то снизу послышался голос Тирибаза, просившего Сисину помочь им с Моаферном затащить на плато бревно, воин поспешил на голос друга, оставив воспитанника одного. Мнаситей, издав звериный рык, означающий победу, вышел из укрытия и, обнажив меч, направился к Митридату.

– Ну здравствуй, – выдохнул он, не скрывая радости. – Все же пришлось встретиться. Твои родители по тебе соскучились, Митридат, особенно отец. Ты должен навестить его в царстве мертвых.

На его удивление, Митридат, который уже не походил на мальчишку, стиснув зубы, постигавшего военную науку, не стал звать на помощь, он гордо встал, тряхнув кудрявой головой, и помахал мечом.

– Ты готов сразиться, как воин, Мнаситей? – спросил он, улыбнувшись. Улыбка получилась ехидная, на мгновение подросток стал похож на мать, приказавшую уничтожить его, и кровь в жилах чернобородого закипела. Никто не имел права потешаться над ним!

– Я всегда был воином! – крикнул он так, что с кручи посыпались мелкие камешки. Ворон зло выругался с вершины старого дуба и захлопал крыльями. Митридат продолжал улыбаться:

– Это тебе только казалось. Ты всегда был трусом. Настоящий воин не подсунул бы моей матери сосуд с ядом, чтобы отравить моего отца. Только не говори, что ты сделал это из-за любви к ней. Вам обоим неведомо это чувство, как и честь, достоинство. Будь ты храбрецом, влюбленным в царицу, ты вызвал бы отца на бой. Да, ты бы погиб, но об этом помнили все понтийцы. У тебя был шанс стать героем. Ты же вел себя, как трусливый шакал.

– Как видишь, у меня нет яда. – Мнаситей пожевал губами и кинулся на мальчика. Клинки скрестились, звякнула сталь. Любовник царицы был уверен, что через несколько дней принесет Лаодике голову ее отпрыска. Его движения были хладнокровны и обдуманны, силы рассчитаны для нанесения решающего удара. Этот сосунок обязательно обнажит грудь, и тогда верный воин царицы поразит его в сердце, потом отрубит голову… А тело бросит хищным птицам, давно возвестившим о своем присутствии. Митридат же, напротив, зарделся, как окрашенный зарей горизонт, и, охваченный яростью и желанием отомстить за родителей, ринулся в бой, как коршун. От бешеного натиска подростка Мнаситей растерялся, и на его заросшем бородой лице отразилось холодное недоумение. Этот негодяй-мальчишка не может сражаться лучше его, бойца войска царя Понтийского! Однако все говорило об обратном, и вскоре Мнаситей заметил, что его холодный расчет не помогает. Бой давно должен был закончиться, трава – обагриться кровью, голова – покатиться под ноги героя-телохранителя. Он не помнил, какой эта голова должна быть по счету… Кажется, пятнадцатая… Но Митридат не только не сдавался – он наступал, атаковал, и чернобородый почувствовал усталость. По его лицу градом катился пот, он тяжело дышал и сделал несколько шагов назад, чтобы выиграть время, отдышаться, но внезапно потерял равновесие, наступив на торчавший из земли камень, и упал на клинок Митридата. Митридат оторопел. Впервые в жизни он убил человека. Расширенными от ужаса глазами мальчик глядел, как Мнаситей рухнул, будто срубленное дерево, в последний раз поднял голову, словно силясь что-то сказать, но изо рта хлынула черная, как вороново крыло, кровь, и чернобородый жалобно вздохнул и затих. Митридат подошел к нему: ему хватило нескольких секунд, чтобы прийти в себя. Он поставил ногу на лицо Мнаситея, уже начавшее покрываться бледностью, и провозгласил:

– Боги видели твою подлость. Вот почему они были на моей стороне.

Стукнув ногой поверженного воина, Митридат хотел отправиться на поиски своих наставников. Мнаситей явно был не один в этих краях, где-то, как лис, по непроходимым тропам к ним подбирался Гергис со своими псами. Вот-вот убежище раскроется, и тогда… Когда за спиной мальчика раздался страшный рык, он резко обернулся и не поверил своим глазам. Вместо Гергиса на него шел разъяренный бурый медведь, наверное, тот самый, чья берлога находилась где-то неподалеку от их лагеря. Местные жители предупреждали, что лучше его не дразнить, не попадаться на глаза, и до сих пор маленькому отряду не приходилось встречаться с хищником, лишь иногда они слышали его рев. Теперь же огромный медведь горел желанием вступить в бой, как Мнаситей, и Митридат медленно отошел к хижине и выбрал острое копье, прислоненное к входу. Но в отличие от воина Понтийского царства тактика зверя была проста и понятна. Не успел он броситься на мальчика, как острие копья вонзилось ему в сердце. Медведь заорал, от злости и от боли, и скрылся в чаще. Мальчик знал: зверь умрет не сразу, ему отпущено время, чтобы побродить по горной тропе, пока не иссякнут силы. Обессиленный, Митридат прислонился к хижине и закрыл глаза.

– Что случилось? – Из забытья его вывел взволнованный голос Тирибаза.

– Нам нужно бежать. – Никогда еще язык не казался ему таким тяжелым и непослушным, как сейчас. Митридат выдавливал слова. – Наше убежище раскрыто.

– Смотри-ка! – Моаферн наклонился над телом любовника царицы. – Клянусь богами, отличный удар. Это ты отправил его в царство Аида?

Мальчик молчал. Тирибаз укоризненно посмотрел на товарищей:

– Не спрашивайте о том, что очевидно. Митридат убил одного из тех, кто охотится за его головой. Он прав: чернобородый никогда не пришел бы сюда один. Где-то притаился Гергис. Нам пора уходить. Берите самое необходимое и самое легкое. – Он не успел договорить и прислушался: – Кажется, сюда идут. В укрытие.