Глава 5

Париж, 1785

Алессандро сдержал свое слово, и ровно в девять часов тот же шикарный экипаж с угрюмым кучером ждал Жанну у дверей дома. Кучер принял из рук женщины дорожный чемодан, пристроил его рядом с собой и помог графине забраться в карету. Они помчались по оживающим, усыпанным снегом улицам утреннего Парижа. Жанна с интересом рассматривала районы, где никогда не была. А может быть, и была – давно, в детстве? Как называлась улица, на которой они жили с отцом и матерью? Изменчивая память не подсказывала ответ, и графиня подумала о матери. Интересно, где она сейчас? Жива ли? Вспоминает ли иногда о своем единственном ребенке? Как бы ни относилась эта женщина к дочери, все равно грустно, что они никогда больше не увидятся.

Печальные мысли одолевали Жанну до тех пор, пока кучер не выехал из Парижа и не помчался по загородной дороге. По обеим ее сторонам раскинулись обширные поля, покрытые не истоптанным, а свежим, искрящимся белым снежком. Коегде виднелись крестьянские домики. Мальчишки катались на санях, отгоняя собак, переливчатым лаем оглашавших окрестности. Эта сельская картина вызывала умиротворение, и Жанна успокоилась. Значит, Калиостро поселит ее за городом. Что ж, она давно мечтала пожить на природе. Как бы в подтверждение ее мыслей, кучер проехал по бревенчатому мостику через маленькую замерзшую речку и остановился возле двухэтажного домика, огороженного небольшим забором, за которым высились сосны. Белый, с красной остроконечной крышей, он казался сказочным жилищем гномов, и Жанне стало весело. Когда ей помогли вылезти из экипажа, она засеменила по свежевыпавшему снегу, с удовольствием прислушиваясь к его скрипу.

– Идите в дом, – напутствовал ее кучер. – Слуги уже ждут вас.

Графиня кивнула ему и по вымощенной красным кирпичом дорожке прошла к крыльцу. Не успела она подняться по ступенькам, как предупредительный молодой лакей могучего телосложения в шелковой красной ливрее открыл дверь и почтительно склонился перед ней. Жанна прошла в маленькую прихожую, устланную шикарным мягким ковром. Лакей помог ей снять верхнюю одежду.

– Идите завтракать, госпожа. Ваш кофе уже готов.

– Спасибо, – поблагодарила де Ла Мотт. – Как тебя зовут?

– Роже, мадам, – ответил слуга.

– Сначала я осмотрю дом, Роже, – бросила Жанна и, к своему удивлению, призналась: – Я здесь впервые. А ты слуга Калиостро?

Молодой лакей покачал головой.

– Нет, мадам. Меня наняли только вчера для вас.

– Сколько вас всего? – поинтересовалась новая хозяйка.

– Пятеро, мадам, – отозвался Роже. – Четверо лакеев и одна горничная.

– Отлично.

Жанна прошла в обставленную со вкусом гостиную. Здесь было все самое необходимое: стол со стульями, софа, шкафчик из орехового дерева, инкрустированный перламутром. Бархатные желтые портьеры закрывали два небольших окна. С потолка спускалась хрустальная люстра. Осмотрев гостиную, графиня осталась довольна комфортной обстановкой и перешла в одну из спален. Широкая кровать в стиле Людовика XIV, покрытая желтым парчовым покрывалом, занимала почти всю площадь; на туалетном столике с довольно большим зеркалом лежали принадлежности, так необходимые женщине. Вторая спальня была меньше и, скорее всего, предназначалась для гостей.

Познакомившись со своим новым жильем, де Ла Мотт вышла в коридор. В гостиной ее уже ждал накрытый к завтраку стол. Графиня только сейчас почувствовала, как проголодалась, и с удовольствием принялась за воздушные круассаны. Как давно она их не ела! У ее супруга вечно не хватало денег. А здесь… Калиостро явно не поскупился. На стол были выставлены несколько сортов варенья, бисквиты, шоколад. Голодная Жанна смела почти все, что ей предложили лакеи, и сладко потянулась.

– Что же мне теперь делать? – произнесла она вслух, ни к кому не обращаясь.

– До двенадцати вы можете заняться чем хотите. – Роже, оказывается, находился совсем рядом. – А в двенадцать приедет господин. Он просил напомнить, что у вас сегодня встреча.

Графиня закивала.

– Да, да, я не забыла. – Она вытерла губы батистовой салфеткой и вышла в прихожую. – Роже, занесите мой чемодан в спальню.

Молодой великан поднял его как пушинку.

– Легкий, мадам.

Он не стал ничего добавлять, но Жанна поняла, что Роже удивлен скудностью ее гардероба. Женщина прошла в спальню, надела простое домашнее платье, порадовавшись, что теперь камин можно разжигать когда душе угодно, и улеглась на мягкие подушки, венчающие большую кровать. Измученная переживаниями, она не заметила, как заснула, и пробудилась только тогда, когда горничная, симпатичная молодая блондинка с огромными голубыми глазами и красившей ее родинкой на щеке, слегка потрогала ее за плечо:

– Мадам, к вам господин Калиостро.

Жанна мгновенно вскочила, поправила прическу и выбежала в гостиную. Алессандро, развалившись, сидел в кресле с высокой спинкой. Его пронзительный взгляд прошелся по красивой фигуре графини де Ла Мотт, по ее посвежевшему лицу. Видимо, он остался доволен своей подельницей, потому что лицо мужчины озарила улыбка.

– Рад, что вы отдохнули, – произнес он, вставая и целуя маленькую белую руку. – Значит, вы лучше сможете воспринимать то, о чем я буду говорить. Сегодня вас ждут самые настоящие занятия, как у школяров.

Это изумило женщину.

– Но зачем? – прошептала она. – Я умею читать и писать.

Калиостро замахал руками.

– Милая моя, для знатной дамы, претендующей занять подобающее место в высшем обществе, вашего монастырского образования недостаточно. К тому же, как мне известно, вы не были прилежной ученицей. Видите ли, когда я приведу сюда де Рогана, вы должны произвести на него впечатление. Кардинал хорошо образован, и дама, которой предстоит с ним беседовать, должна почти ни в чем не уступать ему. Итак, если вы готовы, давайте начнем, ибо у меня мало времени.

– Давайте начнем, – со вздохом согласилась Жанна. Калиостро достал из черного портфеля несколько книг.

– Это нужно прочесть, и чем быстрее, тем лучше. А теперь, моя прекрасная ученица, слушайте меня и постарайтесь схватывать на лету. Сегодня я проведу с вами уроки математики.

Жанна вздрогнула. В этой науке она не разбиралась. На ее счастье, Алессандро объяснял очень доходчиво и беспокоился, удалось ли графине все понять. Он радовался, видя, что де Ла Мотт если и не схватывает на лету, то, во всяком случае, старается понять, о чем идет речь.

– Вы довольно способны, – похвалил он молодую женщину, проведя с ней полтора часа. – Держу пари, вам никто об этом не говорил. Да и кто мог сказать? Родители не дали вам никакого образования, а в монастыре вы были не нужны и неинтересны равнодушным монахиням. И лишь я, великий Калиостро, решил заняться огранкой бриллианта по фамилии Валуа! Честь мне и хвала, хотя я и делаю это из корыстных побуждений. – Он взглянул на огромные часы в виде головы Горгоны, висевшие в гостиной. – А теперь, дражайшая графиня, мне пора. Завтра мой кучер доставит вас ко мне, и, кроме уроков астрономии, я обучу вас, как помогать мне во время сеансов.

– Помогать во время сеансов? – удивилась Жанна. – И все будут знать меня как вашу помощницу?

– Разве кто-нибудь видит моего помощника и слугу Гильома? – Граф скривил полные губы. – Нет, моя дорогая, это мне ни к чему. Ни одна живая душа не будет знать, что мы вместе мистифицируем публику. Для гостей вы будете только родственницей бедного короля Генриха.

Жанна наклонила голову.

– На это я согласна.

Великий чародей поднялся с кресла и направился к двери.

– Значит, до завтра, мой друг.

– До завтра, – эхом отозвалась графиня. Она поняла: у нее действительно началась новая и интересная жизнь. А придет ли к ней удача, зависит не только от Калиостро.

Дивногорск, 2017

Следующий день прошел для Юли как в тумане. Надо было вплотную заниматься похоронами, пригласить тех, кто знал и любил ее деда, позаботиться о поминальном столе, съездить на кладбище. Накануне она решила, что похоронит Матвея Петровича рядом с его боевой подругой – ее бабушкой. Мысли о Жанне и ее могиле отошли на задний план. Она обязательно подумает об этом, но потом, когда отдаст дедуле последние почести. Девушка куда-то бегала, с кем-то общалась, ругалась с кладбищенскими работниками, а вечером, совершенно измученная, упала на диван, даже не приняв душ, что привыкла делать регулярно. Сергей позвонил ей только один раз. Он тоже был занят, но совсем другим. Отпросившись у начальства, полицейский с раннего утра отправился в архив МГБ, размышляя, как хорошо иметь много друзей – явно лучше, чем сто рублей. Его одноклассник, с которым они в школе были неразлейвода, служил в военной разведке – он и помог проникнуть за закрытые двери, чтобы своими глазами увидеть нужные документы. То, что удалось разузнать по запросу, Сергея не устраивало – слишком мало сведений. Наверняка в папках хранится информация о сослуживцах Матвея Петровича, тех самых, фамилии которых скрывал сверток в банке с вареньем. К сожалению, даже после колдовства криминалистов ничего не удалось узнать. Сироп съел химические чернила, и буквы полностью исчезли. Оставалась надежда на архив МГБ. Вот уж где не пропадет ни одна бумажка! Работница архива, пожилая женщина с пучком седых волос на голове, напоминавшая школьную учительницу на пенсии, приветливо улыбнулась гостю:

– Это вы Сергей Плотников? Насчет вас звонили, – и, смутившись, как школьница, пролепетала: – А удостоверение ваше можно посмотреть?

– Да, да, конечно. – Он вытащил корочку и раскрыл перед ней. Дама еще больше смутилась, и ее полные щеки, украшенные большими бородавками, стали пунцовыми:

– Спасибо. Проходите, пожалуйста. Какой год вас интересует?

– Пятьдесят третий, – отчеканил Сергей. – Точнее, дело, связанное с поиском могилы Жанны де Ла Мотт. Им занимался один из работников МГБ – Матвей Петрович Самойлов. Мне кажется, тогда он был в звании лейтенанта.

– Сейчас все найдем. – Вероятно, школьная учительница, как он уже успел ее прозвать, работала здесь давно. Она без колебаний подошла к нужной полке и, перебрав папки, остановилась на одной: – Здесь все, что нужно. Только учтите, выносить и фотографировать документы нельзя.

– Я сам работник органов, – усмехнулся Сергей, – и мне это известно не хуже, чем вам.

– Тогда прошу за этот стол. – Ловким движением дама смахнула пыль с небольшого письменного столика, на котором стояла старая настольная лампа с зеленым абажуром, покрытым серой пылью. Плотников уселся на стул с высокой спинкой, чуть не разлетевшийся от его резкого движения, и с волнением раскрыл папку. Каким-то образом сюда попал дневник офицера МГБ Самойлова. Полицейский сразу узнал почерк Юлиного деда, его по-детски круглые буквы. Казалось, рука старательно выводила строки, предназначенные для начальства. Перед глазами Сергея пронеслась вся авантюрная история, заранее обреченная на провал. Почему власти относились ко всему этому более чем серьезно? Ведь, кроме слухов и легенд, у них ничего не было. И тем не менее группу из пяти человек командировали в Крым. Матвей Петрович, в то время старший лейтенант, возглавлял операцию, старательно фиксируя почти каждое действие. Он писал, что они остановились в Артеке, неподалеку от домика Черной Графини, и не слишком поверили в рассказы местных жителей о том, что дама иногда наведывается в свое жилище. Ее часто видели в укромных уголках парка, она пугала не угомонившихся после отбоя пионеров. Однажды Матвей Петрович решил в полночь прогуляться по артековскому парку, по самым темным его уголкам. Пятно в конце аллеи показалось сначала фонариком сторожа, который иногда осматривал окрестности в поисках непослушных артековцев. Однако это был не фонарик. Светящаяся точка приближалась, увеличиваясь в размерах, превращаясь в пожилую женщину в платье времен Людовика XVI, с высокой прической. Дама была прозрачная, легкая, воздушная… И тем не менее она разговаривала. Она обратилась к Самойлову, от страха будто вросшему в землю, на русском языке, с заметным акцентом, прося не тревожить ее кости и не брать бриллианты, которые никому не принесли и не принесут счастья. Матвей Петрович потерял сознание. Его нашел сторож, обходивший лагерь, и позвал друзей. Они долго не могли привести его в чувство, а когда привели, Самойлов не соображал, где находится. Лишь оказавшись в комнате и выпив горячего кофе, он пришел в себя. Друзья уложили его в постель, интересуясь, что произошло. Он все рассказал, но это вызвало лишь сочувствие, смешки и заверения, что случившееся – плод его воображения, галлюцинация. А потом они поехали в Феодосию.

Далее Юлин дед рассказывал, как они нашли могилу графини, но в ней ничего не было. Побродив в горах, они вернулись в Москву несолоно хлебавши. Матвей Петрович так и написал в дневнике: «Наши поиски не увенчались успехом». Кроме того, он сообщил об этом в огромном донесении начальству, информируя о том, что если в Старом Крыму действительно когда-то похоронили именно Жанну де Ла Мотт, а не особу, выдававшую себя за нее, следы ожерелья, к сожалению, утеряны. Однако, судя по его последним словам, на деле все выходило совершенно по-другому, и Сергей решил рассказать Юле о своих соображениях, но не сегодня, а завтра, даже, может быть, послезавтра, когда пройдет неприятная процедура похорон. Помимо всего этого, предстояло выяснить, кто еще, кроме четверых сослуживцев, мог знать о драгоценностях. Этот кто-то существовал – полицейское чутье ни разу не подводило Сергея, он шел по следам эмгэбистов и был готов убивать. Подойдя к работнице архива и возвратив ей папки, Плотников улыбнулся, поблагодарил и, уже уходя, спросил как бы невзначай:

– Скажите, кто-нибудь еще спрашивал вас об этой экспедиции?

Ей не понадобилось и минуты на размышление. Пожилая женщина прекрасно помнила всех, кто вторгался в ее скромное святилище, в котором она проработала много лет – уж и не помнила сколько.

– Конечно, такой же, как и вы, полицейский. Он предъявил удостоверение.

Плотников похолодел. Полицейский? Этого еще не хватало! В таком случае у них вряд ли получится опережать его хотя бы на шаг, а значит, ничего у них не выйдет.

– А как его фамилия?

Она смутилась, покраснела, глотнула, прежде чем ответить.

– Видите ли… – Каждое слово давалось ей с трудом. – Я не… Я… Так получилось, что…

Ему показалось, что женщина теряет сознание. Лицо ее побелело, губы посинели и дрожали. Жалкая прядь вырвалась из пучка и грязной сосулькой висела на лбу. И сама она выглядела такой жалкой, потерянной, задавленной тяжелой жизнью, что молодой человек все понял. Она не посмотрела его фамилию, потому что незнакомец сунул ей какой-то презент – вероятно, коробку конфет. Даже ей эта бедняга была рада.

– Такое со мной впервые, поверьте, – лепетала работница архива, преданно заглядывая в глаза Плотникову, как потерявшая след собачонка. – Вы не скажете начальству?… Не скажете?…

Он отмахнулся от нее:

– Больше так никогда не делайте. Из-за вашей беспечности может случиться беда. Уже случилась.

Она побелела еще больше, но капитан, не в силах находиться здесь, вышел на улицу. Завтра, завтра… Завтра надо приниматься за дело. Завтра – крайний срок, даже если Юля еще не оправится после похорон. Преступник не оставил им времени.