– Да, хорошо. – Она хотела добавить «спасибо», но не могла произнести это слово, почему-то считая, что доктор сделал не все возможное для спасения деда.

– До свидания, – попрощался Павел Николаевич.

На негнущихся ногах Юля вышла из больницы и опустилась на скамейку возле маленького фонтанчика – безвкусного сооружения родом из шестидесятых, натужно выбрасывавшего ржавую струю. В сумке затренькал мобильник, и девушка вспомнила, что давно не общалась с Сергеем. Он оставался на даче, поджидал оперативную группу. Удалось ли им что-нибудь найти?

Она нажала кнопку, и в трубке раздался голос любимого:

– Как вы?

– Матвей Петрович умер, – выдохнула Самойлова. – Сережа, я осталась совсем одна.

– Ты не одна. – Сергей пытался ее успокоить как мог, но чувствовал, что у него плохо получается. – Я с тобой, и тебе это известно.

– Теперь нужно думать о достойных похоронах. – Юля нервно глотнула. – Скажи, а как дела у тебя? Удалось что-нибудь отыскать?

– Удалось понять, что это не обычное ограбление, – пояснил молодой человек. – Твой дед недавно получил пенсию, и она в целости и сохранности лежала в его портмоне. Преступники не могли ее не увидеть. Значит, их интересовало другое. Я уже успел позвонить Павлу Николаевичу, чтобы договориться о передаче тела на судмедэкспертизу. Так вот, доктор полагает, что Матвея Петровича пытали. Его искололи острым предметом, предположительно шилом. Выходит, преступники хотели что-то узнать. У тебя есть какие-нибудь предположения?

– Есть, – призналась девушка. – Перед смертью дедушка пытался мне что-то сказать, попросить прощения… Но я ничего не поняла. Он говорил о какой-то черной графине, которая преследовала его еще в Артеке. Артек, Артек. Это в Крыму, правда? – уточнила она. – Но почему дедушка вспомнил Артек? Он никогда не говорил, что отдыхал там.

– Что еще? – деловито поинтересовался Сергей. – Юля, я понимаю, как тебе трудно, но ты должна вспомнить этот разговор во всех подробностях. Это очень важно.

Самойлова наморщила лоб:

– Он сказал, что взял что-то, чего не должен был брать, и просил меня найти какие-то драгоценности и вернуть в могилу. Только в какую? Этой черной графини?

– Милая, что еще? – умолял ее молодой человек. – Как найти эту могилу или драгоценности? Он был обязан дать тебе какую-то наводку.

– Да, дедушка упоминал о карте… – пробормотала она. – Но где ее искать? Об этом знают какие-то люди, однако дедуля не успел сказать, кто они.

Полицейский задышал в трубку:

– Карта, карта… Вероятно, за ней и приходили эти отморозки. Или за драгоценностями, но, скорее всего, за картой. Судя по всему, с помощью карты Матвей Петрович и просил отыскать эти самые драгоценности. – Он помедлил, словно обдумывая слова. – Любимая, как бы тебе ни было трудно, мы должны осмотреть на даче каждый уголок.

– Но я… – замялась Юля. – Мне тяжело туда возвращаться. И потом, почему ты думаешь, что грабители не нашли карту?

– Не нашли. – Он отвечал довольно уверенно. – Иначе твой дед не просил бы тебя найти сокровища. Их спугнула соседка, тетя Шура, которую мы позвали в понятые. Как выяснилось, она собиралась зайти к Матвею Петровичу похристосоваться, увидела открытую калитку, услышала какую-то возню в доме, покликала твоего деда, но войти не решилась. Может, если бы вошла – кто знает? – спасла бы ему жизнь. Может, своей бы лишилась… Ей показалось, что кто-то выпрыгнул в окно спальни, но описать его она, естественно, не в состоянии. Юлечка, ну будь мужественной, прошу тебя.

Девушка вздохнула:

– Хорошо. Сейчас возьму такси.

– Жду.

Ей удалось поймать машину довольно быстро. К счастью, водитель, пожилой мужчина в клетчатой рубашке, не утомлял разговором, и Юля задумалась о том, о чем собиралась подумать позднее. Но думать придется – рано или поздно. Ей предстояло пройти самое неприятное в жизни – похороны единственного оставшегося в живых близкого человека, и она не представляла, как выдержит эту процедуру, но знала, что выдержит. Человек жив, пока о нем помнят. Значит, ее дед навсегда останется живым в ее памяти. Такие мысли приносили хоть и небольшое, но облегчение. Завтра нужно выбрать ритуальное агентство, которое сделает все быстро и качественно, освободив ее по возможности от всего. Ведь каждый шаг в организации такого мероприятия давался с трудом. Но ничего, все будет достойно, дедушка это заслужил. В своих скорбных мыслях она не заметила, как машина подъехала к даче. Сергей ждал ее у калитки, поникший, бледный. Бросившись к автомобилю, он помог ей выйти и обнял:

– Мои ребята уже сделали все, что от них требовалось, и уехали. Как ты?

– Это самый неуместный вопрос, который ты задал в своей жизни, – буркнула Юля. – Как я могу себя чувствовать, потеряв последнего оставшегося в живых близкого человека? Кажется, от меня оторвали кусочек, который ничем не заменишь.

– И тем не менее ты должна собраться и помочь найти преступника, – твердо сказал Сергей. – Это не только в моих интересах, но и в твоих тоже.

Юля так закусила губу, что крошечная рубиновая капелька окрасила ее в красный цвет.

– Да, я должна помочь, – заявила она. – И я помогу, но, черт возьми, как? Я ничего не поняла из того, что сказал дедушка перед смертью.

Молодой человек, продолжая обнимать любимую, словно боясь отпустить ее от себя, ласково проговорил:

– Просто вспомни еще раз его слова. Пойдем в дом, сядем, выпьем чаю, ведь у тебя с утра маковой росинки во рту не было. Сегодня такой день… Пасха… Для этого гада – убийцы – нет ничего святого. Страшный грех на душу взял. Мы найдем его, вот увидишь.

Юля послушно прошла в комнату, боясь увидеть следы преступления, однако все уже было убрано, лишь кое-какие бумаги, которые Сергей не успел собрать, сиротливо белели в углах.

– Садись. – Она опустилась на стул, своим жалобным скрипом будто выразивший сожаление об умершем хозяине, и полицейский придвинул ей чашку с дымящимся чаем: – Пей и ешь.

Девушка сделала глоток и заставила себя откусить от ароматного кулича.

– Не могу. – Она отставила угощение. – Прошу тебя, не заставляй меня есть после всего, что я сегодня увидела. Давай лучше вернемся к разговору с дедом. Значит, ты думаешь, преступник ничего не нашел?

– Думаю, нет, я уже высказывал свое мнение. – Он наморщил гладкий лоб, и Юле, как всегда, захотелось разгладить каждую складочку. – Милая моя, – Сергей погладил ее дрожавшую руку, – поразмысли, где дедушка мог сделать тайник? Но это должен быть необычный тайник. Его не обнаружил отморозок, не верящий ни в бога, ни в черта. Ну, любимая, давай, давай!

Юля закрыла лицо руками, вспоминая каждое мгновение, проведенное на даче вдвоем с дедом, каждое слово, сказанное им. Может, в каком-то из них содержался намек на тайник? Да нет, вряд ли… Ничего такого не было.

– Он никогда не говорил мне о тайнике, – сказала она уверенно. – И никогда не намекал. И это понятно. Дед не собирался умирать.

Сергей покачал головой:

– И все же что-то было, не могло не быть.

Самойлова не отвечала.

– Давай-ка сами все осмотрим, – предложил Сергей.

– Разве грабитель оставил нам хотя бы один шанс? – удивилась Юля. – Все перерыл, ирод. Искать нечего, Сережа. Раз он не нашел, то и мы не найдем.

– И все же попробуем. – Капитан потянул ее за локоть. – В этой комнате все перерыто и погреба нет. Искать бесполезно. В соседней – тоже. А вот в кухоньке погреб имеется. Давай с него и начнем.

Они прошли в кухоньку, именно не кухню, а кухоньку, маленькую, аккуратненькую, словно кукольную, с вымытыми до блеска оконцами с голубыми наличниками, занавесками с огромными красными маками и в тон им чашечками и тарелками с золотистой каемкой и цветами. Юля помнила каждую щербинку на посуде, каждую трещинку, знала, что сервизу уже много лет и что когда-то дед с бабушкой покупали его в ГУМе в Москве. После бабушкиной смерти Матвей Петрович с какой-то болезненной бережливостью относился к посуде, боялся, что кто-то разобьет чашку или тарелку и лишит его памяти о покойной жене. Проходя мимо полок, Самойлова любовно дотронулась до одной из кружек и взглянула на открытую крышку погреба.

– Здесь тоже побывали, Сережа.

– Да знаю я, что здесь побывали. – Он с досадой махнул рукой. – Подойди ближе и посмотри, все ли на месте или чего-то не хватает.

Девушка покорно подошла к зияющему, как беззубый рот, отверстию в полу и заглянула вниз. Банки с соленьями и вареньями беспорядочно валялись на полу, некоторые разбились, и содержимое перемешалось, образуя лужи причудливых цветов.

– Жаль варенье, и маринованные овощи и грибы жаль, – вздохнула Юля. – Ты знаешь, как дед консервировал… Не каждая женщина… – Она вдруг запнулась и потерла пальцами виски. – Вон та банка, которая валяется возле табуретки, видишь? Пол-литровая, с коричневым содержимым… Правда, отсюда плохо видно, но я знаю, что это она. Сколько я себя помню, она всегда стояла в погребе. Когда я просила деда открыть ее, он отнекивался: мол, это готовила бабушка, и ему хотелось бы оставить в память о ней. Варенье давно засахарилось, да так, что, наверное, его и ложкой не пробить. А дедуля все его берег…

Сергей с любопытством наблюдал за девушкой. Как всегда в минуты задумчивости, Юля хорошела, в светлых глазах появлялся блеск, щеки розовели… Ему захотелось приласкать ее, прижать к сердцу, но он понимал, что это несвоевременно.

– Давай спустимся вниз, – предложил он.

– Давай.

Они спустились в погреб по скрипучей лестнице, и Самойлова взяла в руки испачканную вареньем банку.

– Да, та самая. – Она повертела ее перед носом. – Знаешь, о чем я сейчас подумала? Николай Второй пытался спрятать драгоценности с банках с оливковым маслом. По мнению пожилых людей, обычные стеклянные банки намного надежнее банков как финансовых учреждений. Вот я и подумала… Иначе зачем ему хранить варенье столько лет?

Сергей пощипал себя за кончик носа, что делал в минуты крайнего волнения. От этой привычки его никто не мог отучить.

– А ведь верно… – Его красивое лицо просветлело. – Давай-ка выйдем на свет божий и посмотрим.

– Давай, мне кажется, что я задыхаюсь от спертого воздуха, – прошептала Юля и вдруг сама прижалась к Сергею. – Сережа, мне страшно.

Плотников взял ее разгоряченное лицо в свои прохладные руки и осторожно поцеловал в раскрытые губы, потом бережно, словно она была фарфоровой, повел девушку к дряхлой лестнице со скрипучими ступенями, по которой дед много раз в день спускался в погреб за вареньями и соленьями. Оказавшись в кухне, полицейский деловито осведомился:

– Есть у него ключ для открывания консервных банок?

– Открывашка? – поинтересовалась Юля. – В ящике кухонного стола.

Порывшись среди ложек и вилок, молодой человек отыскал старую открывашку с чуть заметной ржавчиной на железе.

– Похоже, ею давно никто не пользовался, – удивился он. – Как же справлялся Матвей Петрович?

Юля пожала плечами:

– Открывай.

– Какая ты прыткая! – усмехнулся Сергей. – Еще недавно была готова упасть в обморок, а теперь, как говорят, живее всех живых.

– Мне, как и тебе, не терпится узнать, что это за таинственная черная графиня, в могилу которой мы должны положить какие-то ценности, – пояснила Юля. – Ну, орудуй.

Плотников ловким движением открыл крышку, которая от старости почти отвалилась вместе с кусочками стекла. Варенье неопределенного цвета (какой фрукт лег в его основу, тоже было не разобрать) действительно засахарилось. Оно было таким твердым, что отколупнуть от него кусочек можно было, только приложив усилия. Отчаявшись раскопать содержимое ложкой, Плотников отыскал в ящике большой острый нож, наверное, для резки мяса, и погрузил его лезвие в твердую массу. Ему удалось вытащить варенье из банки, разрубить его на куски и извлечь два свертка в оберточной промасленной бумаге. Юля затаив дыхание следила за длинными пальцами любимого, осторожно раскрывавшими тайники. Содержимое их удивило. В одном свертке оказался обрезок старой новогодней открытки годов этак пятидесятых (они почему-то так подумали, что открытка новогодняя и пятидесятых годов: на ней было изображено улыбающееся личико снеговика с традиционным носом-морковкой и детским ведерком вместо шляпы). Второй сверток порадовал их меньше. Вероятно, в щель в промасленной бумаге просочился сироп, который за многие годы съел чернила, и влюбленные не смогли прочитать, что было там когда-то написано.

– Да, возможно, в этом письме и хранился секрет всего, – высказал предположение Сергей, потирая нос. – Только нам прочитать это не под силу. Придется отдавать на экспертизу. Если наша техника потянет, скоро мы будем знать, что хотел сказать дедушка.

– Ты можешь поехать сейчас? – жалобно спросила Юля. – Только, любимый, довези меня до какой-нибудь ритуальной конторы. Я хочу, чтобы дедушку похоронили достойно. Он не жалел на меня сил и денег, и я не пожалею для него ничего, хотя, наверное, сейчас это звучит по меньшей мере глупо.

– Я слышал, лучшая в нашем городе – «Скорбь», – отозвался Плотников и взял со стола борсетку. – Пойдем, дорогая.

Они вышли в теплый апрельский день. Удары колокола, доносившиеся из деревянной церквушки, не казались Юле торжественными. Сегодня, несмотря на светлый праздник, они били траурно, будто исполняли реквием по ее умершему деду.

– Сережа, ты ведь найдешь их? – Она прислонилась к его плечу, пока он заводил и прогревал машину. – Ну, этих отморозков.

– Это мой долг, любимая, – пообещал он, и автомобиль медленно поехал по проселочной дороге.

По дороге до агентства молодые люди молчали, и лишь высадив девушку, Сергей пожелал ей быть мужественной.

– Тебе понадобятся силы, чтобы помочь мне отыскать убийц, – напутствовал он любимую.

Она молча кивнула.

– Я тебе позвоню, когда что-нибудь выясню, – пообещал Плотников, затем еще раз коснулся бледной щеки девушки и сел в автомобиль, с грустью провожая глазами Юлю, поднимавшуюся по ступенькам в ритуальное агентство. И только когда стеклянная дверь за ней закрылась, он включил зажигание.