Глава 5

Керчь, сентябрь, 1941 год

Как известно, люди, занимающие высокие посты, всегда ценят чужое время. Гости Керченского музея не оказались исключением.

Ровно в пять, когда горизонт еще не окрасился в розовый цвет, за Мартинято приехал грузовик, и молодой генерал с хрящеватым носом (он забыл, как его зовут, и уже стеснялся спросить), сухо поздоровавшись, попросил Юрия Юрьевича забраться в кузов, сам же сел в кабину, поддерживаемый молоденьким солдатом.

У Мартинято мелькнула нехорошая мысль, которая иногда посещала его в сыром кабинете музея или в зале, среди экспонатов, – украшений, остатков домов некогда богатых людей и утвари, по предположениям работников, принадлежавшей рабам или слугам: ни в одной стране никогда не было и не будет равенства.

Мысль казалась крамольной, и Юрий Юрьевич всегда оглядывался по сторонам, когда она вдруг противной юлой вкручивалась в разгоряченный мозг.

Вот и сейчас он подумал, что солдат, возможно адъютант генерала, не обратил на него, пожилого человека, никакого внимания, не помог забраться в кузов.

Вскоре грузовик затрясся на неровной дороге. Мартинято, хватаясь руками за брезент и, естественно, не находя опоры, больно ударился ногой о деревянную скамью, на которой невозможно было сидеть. Кое-как пристроившись в углу, он успокоился, согрелся и даже задремал, не заметив (впрочем, что можно заметить, если нет окон?), как машина притормозила в Керченском порту.

Солдат несколько раз стукнул о борт кузова, и Юрий Юрьевич понял: приехали.

Кое-как выбравшись из грузовика – адъютант делал вид, что не замечает, как трудно пожилому человеку небольшого роста, почти повиснув на последней ступеньке маленькой лесенки (интересно, кто мог без усилий вскакивать на нее и нырять в кузов или совершать обратные манипуляции? Обезьяны?), – пытался спрыгнуть на асфальт. Когда наконец это ему удалось, генерал кивнул: «Вперед». Он провел растерянного директора через КПП, и тот оказался на территории большого порта, сразу оглушенный криками, стонами и плачем сотен тысяч людей. Старики, женщины, дети, сидя на чемоданах и баулах, ожидали погрузки на суда. Военные, угрожая оружием тем, кто пытался прорваться без очереди, орали во все горло, но их командные кличи тонули в людском многоголосье.

И опять нехорошие мысли посетили директора, мысли, которые он всеми силами пытался отогнать. Всем не хватит места на судах, всем не удастся эвакуироваться…

Что станет с несчастными, когда придут немцы?

Наслышанный о зверствах нацистов, он знал: они не пощадят никого. Хотя бы вывезли детей… Им еще жить да жить… Когда же подойдет очередь вон той женщины с растрепанными черными волосами? За ее серую юбку, туго обтягивавшую стройные бедра, хватались трое малышей, а на руках в свертке пеленок орал четвертый. Таких надо увозить в первую очередь, но за нее некому заступиться: видно, муж на фронте. Кто-то уцепился за его рукав и задышал в ухо, обдавая чесночным запахом:

– Здравствуйте, Юрий Юрьевич. – Мартинято вздрогнул, оглянулся, узнав старого еврея – сапожника Фиму. Его огромное семейство, состоявшее из невесток и внуков, восседало на свертках, окружив пожилую еврейку, жену сапожника Сару. – Милый, дорогой, – сапожник слюнявил его руку, – может быть, вы поможете нам? Нашу посадку все время откладывают. А нам нельзя здесь оставаться. Вы же сами знаете, как гитлеровцы относятся к людям моей национальности… Уж лучше тогда погибнуть там, от него, – костлявым пальцем с желтым ногтем он указал на «мессер», летавший над головами людей. – Уж лучше так, чем под пытками… – Юрий Юрьевич хотел ответить, утешить, попросить генерала, который, на несколько минут будто растворившись в людском море, уже направлялся к нему, но военный, крепко взяв его за локоть и бесцеремонно отстранив Фиму, в черных слезящихся глазах которого отразился ужас, повел за собой.

– Наш катер уже подошел, – коротко информировал он Мартинято. – «Спецгруз-15» на нем.

– Отдельный катер? – удивился директор.

Огромная толпа эвакуировавшихся наводила на мысли, что с транспортом плохо. А им выделили катер… Значит, сокровища надо вывезти любой ценой.

– Что же будет с ними? – Директор охватил взглядом толпу. – Вы вывезете всех?

– Вас это не должно беспокоить. – Генерал с хрящеватым носом по-прежнему оставался бесстрастным. – Есть люди, отвечающие за погрузку. Каждый должен заниматься своим делом. Не правда ли?

Они уже подходили к небольшому серому военному катеру, и моряк (звезды на его погонах ни о чем не сказали Мартинято, в званиях он почти не разбирался) помог ему спуститься на палубу.

– Груз в трюме, товарищ генерал, – сообщил он носатому, тоже спустившемуся на палубу. – Можно отправляться.

Генерал принял торжественный вид, и Мартинято подумал, что при его должности, наверняка очень высокой, это ему не впервой.

– Товарищ Мартинято, – заговорил он, и его громкий голос словно заглушил другие звуки – звуки летавших над Керченским проливом самолетов, бьющихся о причал волн и стонов людей, – вам предстоит выполнить ответственное поручение. Вы знаете, какую ценность представляет «Спецгруз-15», поэтому должны доставить его по назначению в целости и сохранности.

Пятеро моряков, вероятно, вся команда катера, вытянувшись, слушали начальника. Пожав руку Юрию Юрьевичу, носатый обратился к ним:

– Товарищи! Вы все слышали. Наше командование прекрасно осведомлено об обстановке в Керченском проливе, но надеется на вашу опытность. Не дайте немецко-фашистским самолетам потопить наш катер. Приложите все силы к тому, чтобы груз был доставлен в Тамань.

Мартинято удивился, прочитав на лицах моряков, обветренных, смуглых и мужественных, такое же торжественное выражение, как на лице военного начальника, и это поразило его и обрадовало. Он поверил, что, несмотря на «мессеры», контролировавшие пролив и бомбившие суда, отходившие от причалов, им удастся прорваться.

Окончив речь, генерал провел пальцем по носу, что, вероятно, означало волнение, и, еще раз пожав руки экипажу и директору музея, поднялся на причал.

К Юрию Юрьевичу подошел пожилой моряк с круглым лицом, с толстым курносым носом, на кончике которого, словно муха, прилепилась коричневая родинка.

– Ну, будем знакомы? – улыбнулся он, показывая щербинку между большими, желтыми от табака зубами. – Мичман Сергей Сергеевич Куцан, можно просто Сергеич. А тебя как кличут?

– Просто Юрьич, – отозвался Мартинято и деловито осведомился: – Когда отправляемся?

– А сейчас и пойдем. – Сергеич достал из кармана самокрутку и спички и прикурил, обдав директора едким запахом ядреного табака. – Матрос у нас рулевой – парнишка опытный, несмотря на молодость. Уфимцев не зря наш катер выбрал – везучие мы. Сколько раз на ту сторону ходили – не зацепило.

– Раз на раз… – прошептал директор, но мичман его услышал и ощетинился:

– Ты это мне брось – сопли распускать. Может, нас еще не потопили, потому что мы верим, что фашистам нас не достать. А ты…

– Извини… Очень волнуюсь, – Юрий хотел еще что-то добавить, но катер заскрежетал, загрохотал, затрясся и, оторвавшись от причала, стал медленно отходить, острым носом, словно ножом, разрезав маслянистую воду.

– Хочешь – в трюм спустись, – посоветовал мичман.

Мартинято махнул рукой, собираясь добавить, что смерть в трюме еще страшнее, но, вспомнив предостережения мичмана, выдавил улыбку:

– Знаешь, давно через пролив не ходил. Была не была – на палубе останусь.

– Это как угодно. Ну, бывай пока, мне пора работать.

Сергеич исчез в недрах катера.

Оставшись один, Мартинято сначала посмотрел на причалы порта, забитые людьми, и сердце снова кольнула жалость.

Впрочем, возможно, все не так плохо, генерал дал знать, что эвакуируют всех желающих.

Потом его взгляд устремился в небо. Теперь не один, а два «мессера» летали над морем, как коршуны, выслеживая добычу. Как завороженный, наблюдал директор за парением вражеских самолетов, ожидая противного свиста падающей бомбы, но, на его удивление, этого не последовало.

То, что вдруг увидел Мартинято, сначала показалось ему чудом. Какое-то время «мессеры» парили, как неразлучные друзья, потом, как только катер отошел, один самолет отделился и последовал за ними.

Самое странное, что летчик не собирался никого убивать или топить маленькое судно. Он летел довольно низко над ними, во всяком случае, крестообразная свастика била в глаза, однако ни пули, ни бомбы не вылетали из недр этой машины-убийцы. Напротив, «мессер» будто конвоировал их, охраняя, и, убедившись, что они достигли берега и причалили, растворился в несколько мгновений.

К ошеломленному Мартинято подошел Сергеич с влажным от волнения лицом.

– Кажись, приехали, – выдохнул он и похлопал директора по плечу: – Сейчас грузовик прибудет.

– Ты видел, Сергеич? – Юрий Юрьевич задыхался. – Ты это видел?

– Что видел? – удивился мичман.

– Ну, этот «мессер»…

– Положим, видел, и не один, – обстоятельно ответил моряк. – И что в них особенного? В том, что тихо себя вели? И такое бывает.

– А тот, который летел прямо над катером… – Мартинято поежился. – Почему он не потопил нас, как ты думаешь? Ты заметил: он будто охранял… Хотя иногда и пикировал, словно собирался атаковать.

Мичман пожал широченными плечами, и его кирпичное скуластое лицо выразило озабоченность.

– Сопровождал нас, значит, будто конвой. – В его серых, с золотыми искорками, глазах блеснула злость. – Это плохо, товарищ директор музея. Это значит: немцы в курсе, что за груз был у нас в трюме.

– Но откуда… – Мартинято схватился за ворот рубашки, вдруг неожиданно ставший тесным. – О том, что груз повезут на катере, не знал даже я. Кроме того, мои работники не были в курсе о черном чемодане.

Сергеич вздохнул:

– Поверь моему опыту, Юрьевич: предатель у вас. Нас все время предупреждают: в городе действуют немецкие агенты, целая сеть ихняя развернута. Возможно, они есть и среди твоих коллег. Увидел этот гад, как из музея чемодан выносят, и стуканул кому следует. Те тут же слежку организовали. Так и поняли, на чем чемодан повезут. Паршиво то, что теперь чемодан постоянно станут преследовать. Вычислить бы его, подлеца, предателя вашего, но как это сделать – не знаю, не подскажу.

Мартинято похолодел и все время повторял: «Как же так, как же так…», – пока большой, крытый брезентом грузовик не притормозил возле катера.

Моряки засуетились, вытаскивая из трюмов грузы, в том числе и чемодан, но угрюмый шофер в зеленой солдатской форме, с длинным птичьим носом и иссиня-черными волосами, похожий на ворона, сказал, что ему приказано взять только один спецгруз, с помощью матросов подхватил чемодан и бросил его в кабину.

– Залезай, батя, – обратился он к Юрию Юрьевичу. – Дорога сегодня нам предстоит длинная, чувствую. Не ведаю, что у тебя в чемодане, только поступил приказ после проверки содержимого везти его в Краснодар.

Юрий снова похолодел.

– Нам дадут сопровождение? – спросил он, заикаясь, и шофер почувствовал его страх.

– Никакого сопровождения не нужно, – отозвался мужчина, садясь за огромную баранку. – Грузовик пойдет не один – их будет несколько. Ну, а коли суждено под бомбу попасть или на мину нарваться – значит, судьбинушка такая. – Он нажал педаль газа, грузовик сорвался с места, и Юрий Юрьевич ударил локоть о ручку двери. – Осторожнее, батя, голову береги, – съехидничал шофер. – Она тебе еще ой как пригодится.

Несмотря на запруженные улицы, до места доехали довольно быстро.

Ворон – как прозвал про себя шофера Мартинято – помог директору вынести чемодан и передал его архивному работнику, а тот в сопровождении двух угрюмых в штатском, казалось, похожих друг на друга как две капли воды, внес его в кабинет, где пять человек долго сверяли наличие ценностей с описью.

Потом один из штатских (Мартинято подумал, что это сотрудник НКВД) предупредил директора, что ему следует везти груз в Краснодар, так как основной поток эвакуированных ценностей направлялся именно туда.

Юрий не стал спорить, даже порадовался.

Из коротких разговоров новых знакомых он понял, что фашисты не остановлены, что они продолжают наступать и, наверное, скоро войдут в Крым.

Керченский пролив не станет для них разделительной полосой между Большой землей и полуостровом – это очевидно. Для них захватить его – пара пустяков. А по воде до Тамани рукой подать. Значит, нужно спасать все, что можно спасти.

Юрия Юрьевича предупредили, что колонна, состоявшая из военных машин, начнет движение в шесть утра, поместили в гостиничный номер, где давно никто не убирался, но директор был рад и этому.

После волнительной дороги он хотел передохнуть, забыться хотя бы ненадолго и, упав на диван, не раздеваясь, неожиданно для себя погрузился в глубокий сон. Его разбудил громкий стук в дверь, и грубый голос предупредил, что уже полшестого и скоро колонна отправится в путь.

Мартинято вскочил и протер глаза, удивляясь, как мог уснуть так надолго. Впрочем, это и хорошо. Неизвестно, где и когда они остановятся…

Наскоро умывшись, он выбежал на улицу, где его поджидал знакомый грузовик. Двое братьев в штатском, как он окрестил незнакомцев, сидя в кабине, проверяли черные широкие ремни, стягивавшие чемодан.

– Вроде все, – сказал один, выпрыгнув из кабины и уступая свое место директору. – Держитесь, – его рука была вялая и холодная.

– Обещаю, – неожиданно для себя твердым голосом произнес Юрий Юрьевич. – Это мой долг.

Ворон – шофер – тоже что-то каркнул на прощание, и они медленно двинулись вперед, в середине маленького приморского города встроившись в длинную колонну крытых брезентом грузовиков.

Директор подумал, что разбомбить эту колонну гитлеровцам ничего не стоило, и они попытаются это сделать.

Он не ошибся. «Мессеры», ослепляя свастикой, налетели на них, как стая разъяренных пчел, когда машины только вышли из города, и сразу подбили один из грузовиков.

Колонна остановилась, и Мартинято увидел, как из машин выпрыгивали люди, кто в военном, кто в штатском, рассыпаясь по маленькому реденькому лесочку, который едва ли мог дать надежное укрытие.

– Что сидишь? – Ворон добавил крепкое словцо. – Вылезай и спасай свой груз. С землей ведь смешают, гады.

Собравшись с силами, Мартинято выскочил, они с водителем схватили чемодан и ринулись к толстому стволу дуба, надеясь, что могучий исполин прикроет их от зорких взглядов немецких асов.

«Мессеры», словно озверев, били по стоявшим грузовикам, вдребезги разбивая стекла, брызгами летевшие в разные стороны. Две машины загорелись, и пламя перекинулось на сухие листья жалкого лесочка.

Юрий Юрьевич, закрыв глаза, стал вспоминать молитвы, которым его когда-то учила бабушка, но почти ничего не вспомнил – только «Отче наш».

Путая слова, директор стал неистово молиться, и Бог словно услышал его.

Решив, что с колонной покончено, самолеты оставили ее в покое. Бледные, грязные, облепленные осенними листьями, люди стали выползать из своих укрытий, как муравьи, еще недавно наблюдавшие за людьми, разорявшими их муравейник.

Один, в военной форме, с маленькими звездочками на погонах (Мартинято насчитал четыре), поднял руку и прокричал:

– Убитые, раненые есть?

– Убитых нет, – отвечали ему, – но пятерых зацепило.

– В третьей машине аптечка, – сказал офицер. – Перевяжите раны – и продолжим путь.

– Командир, – к нему подошел человек немного постарше, зажимая кровившее плечо, – если мы отправимся сейчас, фрицы перестреляют нас, как куропаток. Предлагаю разведать проселочные дороги и продолжить путь ночью. Нам придется почти не зажигать огни, чтобы они нас не заметили.

– Но мы не поспеем вовремя, – возразил ему другой, в военной форме. В разговоре он вел себя более уверенно, и Мартинято сделал вывод, что это политрук. – Нам нужно доставить спецгруз в определенное время, и вы это знаете. – Юрий Юрьевич заметил, что на суровом лице командира не дрогнул ни один мускул.

– Вот именно, доставить, а не потерять, – заявил он и смело взглянул в глаза собеседнику: – Если мы поедем по трассе, нам грозит гибель. Подумайте. Неужели так трудно просчитать ситуацию?

– И все же я настаиваю… – Директор видел, что тот, которого он считал политруком, упрямится больше для проформы, и удивился. Когда над твоей головой летают вражеские самолеты и бьют точно в цель, а ты ничем не можешь им ответить, – какие уж тут могут быть амбиции! На его счастье, здравый смысл политрука взял верх. Было решено отправляться, когда стемнеет, а до этого, придав грузовикам заброшенный вид (пусть немцы думают, что они разбомбили колонну и спаслись единицы), спрятаться в реденьком лесу. Но даже этот лесок предоставлял хоть какое-то, но укрытие.

Чернявый шофер помог директору забросать чемодан сухими листьями возле могучего дуба, дававшего временное убежище.

– На всякий случай, – пояснил Ворон, и Мартинято решил, что водитель прав. Если то, о чем сказал мичман Сергеич, правда, фашисты имели полное представление, куда направляется чемодан, а значит, могли предпринять попытку завладеть им.

Разумеется, для них это сопрягалось с определенными трудностями, ведь, по слухам, нацисты еще не вошли в Керчь, однако, по тем же слухам, десятки диверсионных групп бродили по окрестностям, а значит, их могли атаковать в любую минуту. Эти мысли не улучшали настроения, и Мартинято, опустившись на ковер из сухих влажных листьев, большая половина которых была прошлогодней и уже гнила, в отчаянии прислонился к шершавому, в шишках, стволу дуба.

– Не боись, прорвемся. – Шофер достал из походной сумки болотного цвета банку тушенки и полбуханки черного хлеба. – Подкрепимся, командир? Кстати, как тебя кличут? Несколько дней знакомы, а имен друг друга не ведаем.

– Юрий, – отозвался Мартинято, закрыв глаза.

Есть ему не хотелось, сама мысль о еде вызывала тошноту. От тяжелых дум раскалывалась голова, острая боль отдавала в виски, перед глазами плыли красные круги.

«Опять мигрень, как некстати», – подумал он и поморщился.

Проклятая болезнь, именно болезнь, хотя многие ее таковой не считали, начинаясь внезапно, парализовывала болью, порой вызывая неукротимую рвоту, и жена прикладывала ко лбу примочки с уксусом, которые не помогали.

Юрий Юрьевич никогда не брал больничный, приступы мигрени он не считал болезнью и в таком состоянии шел на работу и пытался что-то делать на автомате.

Водитель ловко вскрыл банку с тушенкой.

– Эх, костерок бы развести, – сокрушенно заметил он, – да где там… Но если ее намазать на хлеб, будет даже очень вкусно. Хочешь?

Мартинято сделал знак рукой, его затошнило еще сильнее, согнуло пополам, и тело сотрясли рвотные спазмы.

Шофер, приученный ко всему, не удивился:

– Эва как тебя разобрало… Не боись. Сказал же – прорвемся. Командир у нас толковый… Такого, как говорят, пуля боится. Ладно, коли есть не хочешь, хотя бы поспи. – Он помог Мартинято опуститься на влажную землю и подложил под голову сумку. – Полежи. Как только прикажут выдвигаться, я тебя разбужу.

Уснуть директору так и не удалось, но он пролежал до темноты, не шевелясь. Стоило пошевелиться – тело снова сотрясали спазмы.

Когда сумерки опустились на землю, командир дал приказ начинать движение, и люди, как муравьи, вылезая из кустов, канав, закопошились возле грузовиков, пригодных для дальнейшей поездки.

Чернявый водитель оказался прав. Их еще не раз обстреливали, но до Краснодара они все же добрались.

Обрадованный Мартинято, облегченно вздохнув, сдал чемодан директору местного археологического музея. Вместе они проверили по описи все ценности, удостоверились, что ничего не пропало, и пожали друг другу руки от радости.

– Вы герой, Юрий Юрьевич! – торжественно провозгласил его краснодарский коллега и хотел еще что-то добавить, но осекся.

Мартинято, криво улыбнувшись, схватился за сердце и как-то неловко, медленно сполз по стене на холодный пол.

– Юрий Юрьевич, что с вами? – Директор похлопал его по бледным щекам. – Ниночка, «Скорую»! – крикнул он секретарю. – У нашего керченского товарища сердечный приступ!