В середине июня на Приреченск обрушилась небывалая жара. Под ногами плавился асфальт, от палящих лучей солнца люди спасались дома и на работе под кондиционерами. Катя Зорина, известная журналистка и автор популярных детективов, проводив утром на работу своего мужа, майора полиции Константина Скворцова, вернувшегося вчера поздно и рассказавшего ей о новом трупе на сельском кладбище, быстро одевала уже проснувшуюся двухгодовалую дочурку Полину, чтобы вместе с ней погулять в парке, находившемся недалеко от набережной. У каждого человека в родном городе есть свои любимые места – те, куда приходишь, когда грустишь, когда переполнен радостными чувствами, когда просто хочется отдохнуть. Об этом месте знаешь только ты, это место только твое, и ты никому о нем не расскажешь, только ему ты поверяешь свои радости и печали. У Кати тоже был такой любимый уголок – городской парк недалеко от их с Костей дома. Он немного напоминал ей зеленый массив, который окружал ее родной дом. Когда родители Зориной получили квартиру в девятиэтажке, вокруг нее были небольшие рощи, и они с родителями проводили там выходные дни и даже праздники. Но проходили годы, а с ними постепенно исчезали зеленые лужайки, посадки и кусты черемухи. На их месте построили новые жилые микрорайоны. И Кате стало грустно, что ушли безвозвратно ее зеленые «друзья», которым она в детстве даже поверяла свои тайны. Жители посадили перед домом тополя и саженцы фруктовых деревьев, но эти деревья все-таки не вернули назад тех веселых мгновений, когда девочка свободно бегала по посадкам. Вот почему, когда Катя уходила в городской парк возле дома мужа, она все чаще ловила себя на мысли, что очень полюбила его – нежный и светло-зеленый весной, яркий и красочный летом, шуршащий и желтый осенью, тихий и белый зимой. От реки веяло прохладой. Журналистка, катя коляску с дочкой, замечала все попадавшееся на пути. Вот перед ней заколыхалась стайка березок-сестричек, их нежные, легкие листики дрожали на ветру, как крылышки на белом платье. Вот раскинули ветви могучие дубы.
– Полиночка, смотри, белка! – Палец Кати указал на ловкого зверька, прыгавшего с ветки на ветку. – Жаль, что мы сегодня ничего не взяли. Ну, ладно, завтра обязательно это сделаем.
Дочка рассмеялась в ответ и запрокинула голову. Зорина шла к самому прохладному месту парка, к скамейке у голубой ели. Здесь всегда было тихо. Изредка ее насиженное место занимали такие же мамы с колясками. Многим не нравилась тишина, в которой так нуждалась Катя. Сейчас ее лицо с тонким носом и большими голубыми глазами озарилось радостью. На скамейке никого не было. Журналистка, приходя сюда, выпускала девочку поиграть на зеленой травке, а сама обдумывала очередную статью или эпизод романа. Молодая мама поставила коляску у ели, а сама принялась вытаскивать из пакета ведерко, совок и маленькие грабельки. Полина с нетерпением смотрела на мать и ждала, когда ее выпустят «на волю».
– Все, моя хорошая. – Сильные Катины руки вытащили ее из коляски. – Сейчас мы погуляем по травке.
Дочь что-то залопотала в ответ. Зорина опустила ее на землю, и Полина сразу схватила ведро.
– Если тебе сегодня повезет, ты насобираешь шишки, – сказала ей журналистка. Девочка уже не обращала на нее внимания. С соседнего дуба на ель перескочила белка, и Полина не сводила с нее глаз.
– И она сюда пришла. – Катя хотела еще что-то добавить, но осеклась. Возле скамейки стояла невысокая женщина лет тридцати пяти, с красноватыми волосами, падавшими на плечи, и усталым серым лицом. Интересно, как ей удалось пробраться так незаметно? Обычно под ногами скрипели прошлогодние желуди, и журналистка всегда ловила каждый звук. Значит, Катя отвлеклась на зверька, но не в этом дело. Ей показалось, что она уже где-то видела эту даму. Но когда и где? Зорина бросила взгляд на незнакомку, нарушившую ее идиллию, и та виновато потопталась на тропинке:
– Извините меня, пожалуйста. Я специально прогуливалась в этом парке несколько раз, но все не решалась заговорить с вами. Вы ведь Екатерина Зорина, правильно?
Журналистка кивнула:
– Да.
– А я Светлана Иконникова, – представилась женщина. – У меня к вам деликатное дело. Я знаю, вы проводите журналистские расследования. Мы регулярно смотрим ваши программы и читаем статьи. И я очень прошу вашей помощи. – Она поежилась, словно от холода. – Вы ведь поможете мне?
Зорина пожала плечами:
– Смотря в чем. Я не волшебница.
Светлана сжимала и разжимала кулаки:
– Видите ли, у меня пропал брат, и я готова на все, чтобы его найти. Я долго не решалась с вами заговорить, – повторила женщина. – Но теперь набралась храбрости…
– Но я не занимаюсь поисками пропавших людей, – пояснила Катя. – Это работа полиции. Напишите заявление – и они займутся вашим делом.
Дама покачала головой:
– Они, конечно, примут мое заявление, но дальше этого не пойдет…
Зорина прищурилась:
– Интересно почему?
– Потому что когда они узнают о моем брате, его никто не станет искать, – проговорила дама. – Они, конечно, примут заявление, но на этом все и закончится, – повторила она.
Катя подняла брови:
– Поясните все же, почему вы так считаете.
– Да потому что… – Она вдруг осеклась. – Можно, я все расскажу по порядку? Если у вас есть время, выслушайте меня, пожалуйста.
Журналистка бросила взгляд на дочурку, которая сидела тихо и перебирала цветочки, найденные ею в густой траве.
– Ладно, расскажите. Только предупреждаю вас…
Женщина подняла руку:
– Я прошу лишь выслушать. Разумеется, если вы скажете «нет», я повернусь и уйду. Придется мне самой что-то делать.
Катя кивнула:
– Я вас слушаю.
Дама нервно потерла подбородок:
– Видите ли, мой брат – сын моей матери от первого брака. Его отец оставил семью, когда Жорику было два года. Потом мама встретила моего отца, они поженились, и родилась я. Мне всегда казалось, что папа не делает разницы между мной и моим единоутробным братом, но я ошибалась. Мать, как она позже мне призналась, любила его гораздо меньше меня. Он напоминал ей первого мужа, так подло бросившего ее. Вероятно, Жора это все чувствовал, и его курение и распитие спиртного в одиннадцать лет были не следствием испорченности, а криком души: «Обратите на меня внимание! Докажите, что я вам нужен!» Однако крик остался без ответа. Мамины соседи говорили ей, что видели Жору с сигаретой в зубах и бутылкой пива, но она отмахивалась: «Следите за своими». К десятому классу брат уже, наверное, нуждался в лечении. Естественно, в институт он не поступил, даже не пошел на экзамены, хотя мой отец, как он сказал, договорился с нужными людьми. Год моя семья добросовестно терпела Жору. Он не работал, просаживал родительские деньги и к тому же связался с компанией, которая нападала на ларьки и торговые палатки. Пару раз отец отмазал его, но в один прекрасный день заявил матери:
– Я понимаю, он твой родной сын, но мое терпение лопнуло. Если мы не выгоним его, то уйду я и заберу дочь.
Я слышала этот разговор, и до меня донесся робкий голос матери:
– Но куда мы его денем?
– Я предлагаю отдать ему кое-что из наших сбережений на черный день, – ответил отец. – Пусть снимет квартиру, устроится на работу. Если у него все наладится, мы снова примем его.
Мама согласилась. Она после первого развода панически боялась остаться одна, потерять и этого мужа:
– Хорошо.
Когда Жора явился вечером домой, как всегда, в хорошем подпитии, отец огорошил его:
– Знаешь, дорогой, мы с тобой достаточно долго возились. Вот. – Он вытащил деньги, приличную сумму. – Это тебе. Мы решили с матерью: начинай самостоятельную жизнь. Тебе скоро в армию. Хотя бы до этого времени постарайся не беспокоить нас своими проблемами. Если у тебя все наладится и ты устроишься на работу и начнешь жить правильно, приходи. Дверь нашего дома для тебя всегда открыта.
Помню, как брат ухмыльнулся, взял деньги и бросил через плечо:
– Значит, откупаетесь. Ну что же, по крайней мере, честно.
Он хлопнул дверью, и я не видела его двадцать пять лет. Двадцать пять лет, представляете? Я успокаивала себя только одной мыслью – моя мама наверняка общается с ним каким-то образом, не может же ее не интересовать, что стало с родным сыном. А мой отец даже не вспоминал о нем. Мы жили счастливо. Я вышла замуж и потом развелась. Через несколько лет папа скоропостижно умер от тромба, а вскоре у мамы обнаружили рак, причем уже неоперабельный. Перед смертью она постоянно говорила мне:
– Света, мы несправедливо обошлись с твоим братом, теперь я чувствую себя виноватой перед Жорой. Прошу тебя, отыщи его. Скажи, что я умираю и хочу его видеть.
– Как же я его отыщу? – поинтересовалась я, думая: она мне подскажет, ведь не может быть, чтобы мать не общалась с сыном двадцать пять лет. Однако она развела руками:
– Не знаю. С тех пор как он ушел… Если что, не забудь: он тоже имеет право на эту квартиру. Ты порядочная девочка, ты поступишь с ним по совести.
Я не решилась бросить в лицо умирающей обвиняющие ее слова:
– Ладно, постараюсь. – Она взглянула на Катю. – Мне пришло в голову расспросить о нем бывших друзей, которые жили в нашем доме. Но многие разъехались, остался только Гришка Иванов, прочно обосновавшийся с семьей на жилплощади родителей. Несмотря на то что он клялся и божился: мол, никаких отношений с Жорой не поддерживает, я чувствовала, что это не так, и сказала ему: «Если ты вдруг случайно встретишь Жору, передай: мать умирает и хочет перед смертью его видеть». Гриша ничего не обещал, мама умерла, а на третий день после похорон явился Жора. Посмотрев на него, я сразу поняла: самостоятельная жизнь не пошла на пользу этому человеку. Он продолжал и продолжает пить. Я сообщила ему о смерти мамы, однако на его землистом лице ничего не дрогнуло:
– Это должно было когда-нибудь случиться…
Ничего не сказав, брат поселился в нашей трехкомнатной квартире в центре Приреченска. Он ничего не рассказывал о своей прежней жизни, беззастенчиво брал у меня деньги и пропивал, не думая устраиваться на работу. Я терпела его, пока в моей жизни не появился Аркадий. Я влюбилась в него, как девочка. Какое-то время мой гражданский муж содержал Жору, но его пьянки и пьяные дебоши в подъезде, давно надоевшие жильцам, опротивели и Аркадию. Как когда-то отец, он поставил ультиматум мне:
– Выбирай – я или он.
Разумеется, я сказала, что воля моей покойной матери – не оставлять брата в беде.
Он ухмыльнулся:
– А мы и не оставим. Дадим ему денег, пусть снимет квартиру и устраивается на работу.
Я было запротестовала:
– Эта жилплощадь принадлежит и ему также…
Аркадий развел руками:
– Вот мы и будем давать ему деньги, выплатим его долю. Ты разве не видишь: он все равно все пропьет. Если мы сейчас не поставим вопрос радикально, он сделает все, чтобы выжить нас из квартиры: будет водить пьяных дружков, проституток и без смущения брать наши деньги. Между прочим, мне нужно платить алименты… И я не хочу содержать твоего братца-алкоголика… Но тебе решать, дорогая.
Я подумала. Его слова казались не лишенными смысла:
– Я согласна.
Когда брат явился вечером, правда, не очень пьяный, способный еще что-то воспринимать, я сказала ему:
О проекте
О подписке