– Да. Практически все современные киборги могут улавливать эмоции окружающих. Это побочное последствие умения напрямую подключаться к системам своего типа. И это удобно – позволяет лучше контролировать подчиненных и много чего еще… Но мы не знали, как человеку это понравится, и поставили временную защиту лично для вас. Но теперь вы, кажется, совершенно ее сломали…

– Почему же я не замечаю ваших чувств?

– Потому что я относительно спокоен. Это профессиональное: чем меньше шума ты производишь, тем меньше шума в эфире, тем меньше это мешает другой технике. Но, возможно, ты услышишь что-нибудь, если прислушаешься…

– Возможно?

– У разных индивидуумов разная предрасположенность. И я понятия не имею, какая она у тебя. Контроль над Джейком съел все наши ресурсы, а ты не выпендривалась, так что мы решили не заморачиваться… В любом случае ты наверняка можешь слышать «Косатку».

И Ада действительно поймала себя на том, что слышит что-то вроде успокаивающего мягкого журчания где-то на границе сознания. «Косатка» определенно старалась ее поддержать.

Тогда писательница постаралась сосредоточиться на капитане. Тот определенно не собирался упрощать ей задачу. И все же в его молчании чувствовался определенный азарт и лукавство.

Капитан понял, что Ада до него дотянулась, и улыбнулся в ответ.

– А ты довольно-таки веселый парень, кэп, – отметила та.

– Просто в данный конкретный момент у меня необычно хорошее настроение, – хмыкнул он. – И может, все-таки Нулевой?

– По поводу этого… – Ада замялась, подыскивая формулировки, чтобы не обидеть собеседника. – Можно я буду называть тебя Глизе? На мой старомодный слух Нулевой звучит слишком холодно…

– Знаешь… в действительности позывной звучит не так, как в твоем языке… – заметил капитан.

– Ну и пусть, – отозвалась Ада. – Так даже лучше. Если только мы знаем, что имелось в виду, – это станет нашим маленьким секретом. Подчеркнем, что у нас особенные отношения…

Капитан заметно смутился, так что даже Ада смогла сразу заметить легкий эмоциональный скачок.

– Прости, – быстро проговорила она. – Возможно, я слишком тороплю события. А возможно, мне и вовсе не стоит пытаться выковыривать тебя из раковины, я ведь совсем не уверена, что потом смогу склеить ее обратно. Я-то росла в совсем других условиях, и у меня совсем другие привычки в общении… неуместные привычки. Я лишь надеюсь, что ты лучше меня знаешь особенности своей раковины, сможешь сохранить ее в целости и легко и быстро заползти обратно, как только это станет нужно…

– Спасибо, что напомнила про раковину, – быстро ухватился за протянутую опору капитан и восстановил равновесие. – Думаю, мне как раз пришло время нарастить ее потолще. Удивительная забота о моих защитных механизмах…

– Ничего удивительного, капитан, – хмыкнула Ада. – Я ведь душу поставила на твою жизнеспособность, а душа – это единственная вещь, ценность которой я признаю безоговорочно…

– Любишь играть по-крупному? – довольно настороженно улыбнулся тот.

– Я вообще не люблю играть, кэп, – качнула головой писательница. – И если уж берусь за кости, то лишь когда ситуация требует крупных ставок…

– Знаете, вот уже некоторое время… – медленно откликнулся собеседник. – Нет. С самого начала мне не дают покоя твои защитные механизмы. Они определенно есть, но я не могу взять в толк, как они работают.

– И тем не менее они работают очень просто – просто противоположно твоим.

– Поясни.

– Ты достаточно прочный, но гибкий товарищ, мой капитан. Я же стараюсь быть прозрачной. Воздух – это мой идеал. Ты знаешь, что он есть, ты можешь почувствовать его прикосновение… – она дунула в лицо собеседнику. – Но ты не можешь его разрушить или поймать. Более того, сильный поток воздуха может приносить серьезные разрушения, так что меня нельзя назвать беззащитной или безобидной. В то же самое время это вещество жизненно необходимо для большинства живых существ. Так что не переборщите там с наращиванием панциря, кэп, а то еще, чего доброго, задохнетесь. И будет как в той песне:

Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
Спешите к нам!
Услышьте нас на суше -
Наш SOS все глуше, глуше…
И ужас режет души
Напополам!» -

она помолчала, но капитан ничего не ответил, лишь продолжал пристально смотреть ей в лицо. Тогда, чтобы снова не начать краснеть под этим немигающим взглядом, она продолжила напевать:

– И рвутся аорты,
Но наверх – не сметь!
Там слева по борту,
Там справа по борту,
Там прямо по ходу
Мешает проходу
«Рогатая смерть»!

– Запишите для меня слова, – тихо сказал капитан. Если бы он не боялся потерять из виду затаившиеся боевые единицы защитной системы, то наверняка бы попытался до Ады дотронуться, даже прижаться: таким сильным было сейчас это знакомое с детства чувство – чувство, что в ее глазах, как в хрустальном шаре, весь мир приобретает какие-то невероятные формы и смыслы, удивительно… красивые.

Конечно, подобное обостренное восприятие было не столько заслугой писательницы и ее удивительных личных качеств, сколько определенного рода жизненного опыта и специфической формы изоляции в которых существовал капитан. Но теперь это уже не имело значения…

– Заметано, – с улыбкой кивнула Ада.

Капитан тихо вздохнул.

– Как вообще можно сделать прозрачным то невероятное количество всякой всячины, которым ты напичкана? – пробормотал он, стараясь по ее примеру перевести нарастающее напряжение в отвлеченные образы.

– Все дело в разряженном состоянии веществ, кэп, – охотно пояснила писательница. – Знаете, в тех местах, где земная кора дает трещину и горячие испарения поднимаются от самого сердца планеты, в воздухе может содержаться почти вся таблица Менделеева…

– Да уж… – пробормотал капитан. – Таким воздухом и отравиться недолго…

– Это да, – кивнула Ада. – Но живым существам свойственно приспосабливаться, так что я стараюсь фильтровать свой состав в тех местах, где он соприкасается с окружающей средой…

– И чьи защитные механизмы на твой взгляд более эффективны? – капитану хотелось продолжить эту игру, слышать ее голос снова и снова…

– Дело не во взгляде, а в том, что я при всем желании не могу набрать плотность достаточную для защиты, поэтому я расслабилась и живу, как мне на роду написано. Да и вообще, по-моему, сравнения тут неуместны – с тем же успехом можно сравнивать цвет с объемом.

– И все-таки они связаны, – заметил капитан.

– Да, связаны, – согласилась Ада.

Капитан не глядя накрыл руку писательницы своей.

– Связаны… – одними губами произнес он.

– Да… – так же беззвучно отозвалась та, неуверенно сжав кончики тонких, нечеловечески гибких пальцев и в очередной раз удивляясь, что ладони не взмокли.

В то же самое время боевые единицы защитной системы собрались в тучу и, держась на приличном расстоянии (практически у самого горизонта), взяли их в полукруг.

– И все-таки… – медленно произнес капитан, с заметным сожалением переключая свое внимание. – Постарайся вспомнить, о чем именно ты подумала, когда испугалась. И кстати, мне нравится, как звучит «Глизе», только не используй это обращение при свидетелях…

– А мне нравится твое умение находить компромиссы, Глизе, – улыбнулась Ада.

У капитана перехватило дыхание. Правда заключалась в том, что персональное имя киборгу мог дать только хозяин. И речь шла не о продаже или покупке. В силу каких-то малопонятных причин определенные части системы кибернетического организма принимали какую-либо человеческую особь в качестве хозяина. Многие покупатели киборгов, увлеченные этой идеей, годами придумывали всевозможные имена, ни одно из которых так и не было принято. И в то же время какой-нибудь случайный ребенок на улице, решивший подразнить проходящего киборга обидным словом, мог быть воспринят системой в качестве владельца. Мягко выражаясь, это создавала проблемы. Поэтому людей не допускали к общению с киборгами без специального инструктажа. В учебниках обычно писали, что механизм этого процесса так и не был изучен полностью, однако капитан подозревал, что тут имела место какая-то очередная военная или правительственная тайна.

И прямо сейчас он отчетливо ощущал, что его система восприняла имя Глизе именно таким образом – это было прямо-таки экстатическое состояние какого-то невероятного щенячьего счастья, которое совершенно не могли омрачить здравые соображения о том, как конкретно он влип. Более того, сама возможность рассуждать здраво воспринималась как доказательство того, что он сможет скрыть этот факт и повернуть сложившуюся ситуацию к обоюдному удовольствию.

– И никогда не спорь со мной при свидетелях! – выпалил он, довольно-таки успешно борясь с наплывом эмоций.

– Ни в коем случае, сэр, – уверенно кивнула Ада. – Но… по лицу, конечно, не скажешь, и тем не менее ты сильно волнуешься. Ты в порядке?

Ощущение ее заботливой встревоженности пьянило, как вино…

– Дьявол! Нет! – отозвался он с гремучей смесью упоения и досады в голосе. – Твои разговоры выводят меня из равновесия, а у нас за спиной творится черт знает что!

– Извини…

– Извиню, если ты ответишь на мой последний вопрос.

– Ну… – Ада попыталась собраться с мыслями. – Кажется, я подумала, мол, каким же бараном должна быть эта леталка, если лезет на рожон в такой ситуации. Ведь если его собьют, Родина его даже не вспомнит. В то же время, если она даст нам пройти, никто и слова не скажет – будет себе сидеть в мягком иле и наслаждаться теплой водичкой…

– С чего ты взяла, что мы можем его сбить?

Писательница наморщила лоб. Она определенно была в этом уверена. Кто-то сказал ей об этом. Такой успокаивающий голос нашептывал, что все будет в порядке, что, даже если преследователей станет слишком много, они всегда могут уменьшить их число. И это определенно не мог быть капитан, тогда…

– «Косатка». «Косатка» мне сказала… – выпалив это, Ада опомнилась и извиняющимся тоном обратилась к зеркальной передней панели: – Я ведь не выдаю никакой страшной тайны?

«Да, все нормально…» – проскользнула по панели бегущая строка.

– Что ж, поздравляю, – хмыкнул капитан. – Ты умеешь быть убедительной – они испугались. Причем все сразу…

– И что-то в вашем тоне заставляет меня думать, что это не очень хорошо… – заметил Ада, в то время как К-5 докладывала ей расположение противника.

– Не смертельно, – откликнулся капитан. – Единственное, теперь они считают нас серьезной угрозой, и придется думать, как увести их от корабля… – В ту же самую секунду он понял, что Двенадцатый пытается с ними связаться. – Легок на помине. К-5, разрешаю открыть голосовой канал…

«Косатка» подчинилась. Однако прежде, чем Двенадцатый успел что-то сказать, в эфире возник Второй.

– Кэп, вы в порядке? Тут черт те что…

– Я знаю, – спокойно отозвался капитан. – Я сам их спровоцировал.

– Что, серьезно? – почти возмутился старпом. – И вы совершенно уверенны, что оно того стоило?

– Сначала забери данные у «Косатки», а потом сам мне скажешь: стоило или нет… – проворчал капитан.

Второй так и сделал.

– Во имя черного сердца галактики!.. – выпалил он всего через пару секунд.

Ада тем временем прислушивалась к чувству нарастающего беспокойства, струящегося в воздухе. Ей даже не нужно было смотреть, чтобы знать, как заволновалось агрессивное черное облако на горизонте, как оно начало приближаться…

Определенно, боевые единицы не понимали смысла заключенного в диалоге. То, что их в действительности тревожило, это…

Ада мягко накрыла рот капитана ладонью.

«Тише, – подумала она как можно отчетливее. – Им не нравится ритм вашей речи…»

«Если мы сейчас прервем связь, команда встанет на уши», – ясно услышала она в своей голове.

«Если мы сейчас прервем связь, эти точно сорвутся с катушек, – качнула головой Ада. – Позвольте, я попробую успокоить их вкупе с командой?»

Капитан медленно кивнул, подавляя желание не дать ей отстраниться.

– Пусти меня в эфир, Косаточка, – мурлыкнула писательница. «Пустить в эфир выполнено», – отпечатала машина на передней панели.

Ада выдохнула, прислушалась к жужжанию встревоженного «роя», и медленно запела, тщательно выбирая подходящие интонации:

– Был озабочен очень
Воздушный наш народ.
К ним не вернулся ночью
С заданья самолет.
Радисты скребли в эфире,
Волну найдя едва,
И вот без пяти четыре Услышали слова:
«Ну, дела! Ночь была!
Мы с делами расквитались сполна!
Мы ушли, ковыляя во мгле,
Мы к родной подлетаем земле.
Вся команда цела,
И машина пришла
На честном слове и на одном крыле…»

Боевые единицы защитной системы начали странно вилять в воздухе. Ада готова была поклясться, что те пританцовывают. Ей даже стало немного лестно… так или иначе, цели она достигла: преследователи унялись и заметно подотстали.

Команда же отозвалась гробовым молчанием. Их недоумение было так очевидно, что казалось, его можно пощупать. Однако Второй не просто так попал в старпомы в Сто пятнадцатой. Он достаточно быстро оценил ситуацию и ответил сатирическим памфлетом про то, что, мол, на каждый сбитый женщиной самолет противника приходится три сбитых ею же самолета союзников. Его правильный словно поставленный голос с красивыми модуляциями совершенно заворожил машины, которые, как оказалось, падки на искусство…

Глаза писательницы вспыхнули. В ней проснулся дух соперничества.

– Я этот небесный квадрат не покину!
Мне цифры сейчас не важны –
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит, и шансы равны!
И я попрошу Бога, Духа и Сына,
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом воздушном бою!

– может, не так гладко, но зато с большим чувством отозвалась она.

Второй сходу ввернул памфлет о превратностях женской дружбы. Благо специфическое прошлое старпома позволило ему приобрести значительный литературный багаж. И капитан, ощутив заметный укол ревности, понял, что эти двое нашли друг друга и могут продолжать так до бесконечности.

Хотя сейчас не это было важно. Совершенно сомлевшие машины теперь вереницей тянулись за ними только для того, чтобы послушать еще. Это нужно было прекращать. Капитан чувствовал, что безопаснее всего будет вмешаться в перебранку старпома со спутницей, ввернув что-нибудь в том же духе. Но он, к несчастью, не знал никаких песен. То есть он, конечно, слышал несколько, но ни одной не запомнил – как-то было не до того.

«Отставить разговоры, черт побери…» – хмуро думал он про себя и вдруг вспомнил, что эта фраза была в эпиграфе, который Ада взяла к одной из своих глав. А ведь эпиграф, наверное, из какой-нибудь песни… точно из песни!

Капитан встрепенулся и, приобняв Аду, собравшуюся было отвечать на очередную колкость старпома, точно как она перед этим зажал ей рот ладонью.

– Мерцал закат, как сталь клинка…
Свою добычу смерть искала…
Бой будет завтра, а пока…
Взвод зарывался в облака…
И уходил… по перевалу, -

вкрадчиво почти прошептал он, непроизвольно касаясь носом ее виска и раздраженно повернувшись к передней панели, в которой сейчас для него персонифицировался старпом и корабль, и вообще все, что нарушало их уединение, и прорычал: