7. Арбалетная стрелка

Под утро прилетел большой гравит, воем разбудивший весь остров. Сташка зачем-то спрятался под одеяло и немного полежал, дыша в коленки, потом вылез и стал одеваться. Вошедший доктор не удивился, что он уже встал, осмотрел его, послушал, кивнул и внес большую сумку с одеждой. Сташка вздохнул, снимая невесомую спортивную курточку – все в сумке оказалось зимним и теплым. Толстое белье и штаны, тяжеловатый свитер, зимняя куртка – невыносимо. Но надо привыкнуть. Ботинки с шипами он обул свои, куртку взял под мышку. Внизу ждал Кощей, взглянул безучастно, молча повел во двор. На борту Кощей сел, развернул перед собой сразу два экрана с документами и не взглянул больше.

Сташка немного трусил, конечно, но тревога – не паника, переживем. Побродил по кораблю, разглядывая приборы и высматривая в иллюминаторах клочки моря сквозь кудлатые облака – но скорость и высота были так велики, что он не понимал, море или уже суша – эта голубая дымка внизу. Потом ему принесли завтрак: странно было пить молоко и есть печенье, подозревая всякие ужасы впереди. Безделье, молчание Кощея и экипажа угнетали его, он сел в сторонке у иллюминатора, отвернулся от всех. Смотрел в несущуюся пустоту неба, и постепенно грусть, полузнакомый запах топлива, сияние огоньков пульта и навигационных экранов, возле которых молчали пилоты с холодными глазами, холод снаружи и томительное ощущение бездны вокруг успокоили его и пробудили вечную тоску путешествий и стремление отыскать что-то такое важное, перед чем и страшный Лабиринт и любые холодные глаза показались бы ерундой.

Кощей тронул его за плечо, и Сташка удивленно понял, что спал. Кощей усмехнулся:

– Скоро прилетим. Объяснять нечего – надо пройти испытание. Претендентов много, пойдут все. По пути Орден будет наблюдать и судить, кто на что годится и решать судьбу. Но до самого главного в себе Лабиринт допустит только одного парня. Либо никого не допустит.

Сташка кивнул, посмотрел в иллюминатор и увидел много других гравитов, выше и ниже летящих в одном направлении над страшными и безжизненными горами в белых снежных пиках и синих шрамах ущелий и разломов. С тоской подумал, что с каждым из мальчиков в этих гравитах тоже нянчились, и что, наверное, придется драться. Иначе зачем его учили боевым приемам? Ох, не свернуть бы никому башку… Гравит чуть качнуло – стал, как и остальные, кружить над небольшим плато, ожидая своей очереди приземлиться. Сташка проследил, как один внизу сел, из-под него высыпалась стайка поблескивающих шариков и медленно покатилась в сторону. Кораблик, сверкнув блестящей броней, круто взлетел и ушел в сторону. Кощей сказал:

– Одевайся. Внизу холодно.

Сташка послушно надел куртку и шапку, снова подошел к иллюминатору. Внизу еще из-под одного кораблика побежали мальчишки – сколько же их всего? Он, наверное, вслух это подумал, потому что Кощей сказал:

– В этот раз очень много детей. И несколько таких, кого уверенно выдают за дитя Дракона, – он оценивающе взглянул на Сташку, усмехнулся: – Не бойся. За каждым следят, при угрозе жизни – тебя спасут. Ярун велел за тобой особо присматривать. С тебя глаз не сведут. Но помогать никто не будет, не жди. Можешь отказаться, конечно.

– У меня нет причин отказываться.

– Что такое «Путь Драконов»? – вдруг спросил Кощей.

– …Рецидивирующий императив, – отшутился Сташка.

Он бы и сам до конца не мог объяснить это, даже Яруну. Но шутка оказалась удивительно точной. Словами детский разум не мог выразить ту тоску, с какой из лимбы поднимался отзыв на это понятие – «Путь Драконов». Болезнь, проклятие? Предопределенность, предназначение? Судьба? И делиться этим с Кощеем? Ха.

С высоты трапа севшего кораблика он увидел медленно текущую, посверкивающую отблесками холодного солнца толпу детей у края плато. Мороз защипал лицо. От ужаса заболел живот, но Кощей легонько подтолкнул, и Сташка сбежал по ступенькам. Только он ступил на камень поля, гравит втянул трап и забормотал двигателями. Сташка помчался прочь. Другие корабли высаживали мальчишек кучей, одна такая группа бежала впереди – он же был один. От этого тоже болел живот, но в голове страха уже не было. Скоро он догнал остальных, вбежавших с летного поля в лиловую тень прекрасных и жутких белых гор, и оказался в толпе, где каждый, косясь, держался осторожно и обособленно. Все молчат, все рослые, тепло одетые, все старше его и выше. Позади, подвывая, садились гравиты, впереди в скалах зиял темный разлом, в который все торопились вбежать. Кто-то толкался там, кто-то уже дрался. Сташка обошел драку, стараясь никого из этих крупных, испуганных или разозленных мальчиков не задеть.

Вершины белых гор касались голубого солнца. В сумрачном разломе было теплее, из неярко освещенных пещер впереди тянуло влажной пылью. Толком из-за голов и плеч ничего было не видно, и Сташка пробрался к краю толпы, сразу наткнулся на гранитный обломок скалы и вскарабкался. Увидел, что путь впереди, как в сказке, делился на три дорожки. И справа, у высеченного на стене дракона, стоял Ярун и смотрел, иногда улыбаясь или хмурясь, на торопившихся мимо мальчишек – а почти все его не замечали. Какие-то чары были в том, что видели его лишь некоторые, сразу начинавшие пробиваться на правую дорожку. Сташка почесал бровь. Это было бы слишком легко – сразу кинуться направо, к Яруну. Далекий взгляд Императора скользнул по нему, узнал, вернулся – Сташка помахал рукой, испугался блеснувшей улыбки и спрыгнул с камня вниз. Нет, к Яруну он пока не подойдет, как бы ни хотелось обхватить его за шею и заскулить от счастья – нет. Не пойдет он и вперед, в золотистый сумрак всяких волшебных узоров подозрительных пещер, где стоят незаметные черные старики. Ему стало смешно и уж совсем не страшно. Почему у всех этих сильных больших мальчиков нет такого же чувства пути, как у него? Ну и что – слева в темноту, а там так страшно? Ведь нужно.

Он слез, немного прошел вперед и спрыгнул на узкую темную тропинку. Это, конечно, не Путь Драконов, но чувство уверенности сразу стало острым и радостным. Он вообще перестал бояться, стащил варежки и жаркую шапку, распихал по карманам, расстегнул куртку. Оглянулся, постоял, наблюдая. Эту левую тропинку тоже мало кто видел, но с нее казалось очевидным, будто кто-то разъяснял все на ухо, что те мальчики, кто пошел прямо, переживут какие-то небольшие испытания черных стариков из Ордена, получат какие-то оценки и выйдут на другое плато, где их ждут корабли домой. Что ждет свернувших к Яруну, он не догадывался точно, но чуял какой-то подвох и закрытые школы, где растят себе кадры Контора, управленческие и научно-технические элиты, ксенологи, армия и звездный флот. Туда он не хотел. И в свою темноту слева он не хотел тоже, но в этой темноте нужны его необычные способности, и там ждет что-то очень, очень сложное и тяжелое, из-за чего Ярун и черные старики Ордена сделают настоящий выбор. Захотелось стать победителем, да. Так он и станет. Но там, конечно, опять все силы понадобятся, все-все, и ума, и тела, хоть и соревноваться надо будет уже не со всем этим парадом тренированных подростков, а с единицами, как-то сумевшими развиться настолько, чтоб заметить эту тайную левую тропинку… Отбор пожестче, чем в элитные школы. Еще бы. Всегда так было. Потому что тут-то и решится, кто составит настоящий цвет поколения, настоящую элиту – и, как обычно, Орден всех этих парнишек соберет, изучит, кого-то введет в Круг и начнет готовить к тому поприщу, на котором кое-кто из них сможет стать соратником единственному победителю Лабиринта. Ему стало весело. И немножко скучно.

Исход ведь предрешен. Но, конечно, придется помучиться, потому что в прошлый раз мост-то он расколотил… Ой. Какой мост? Стоп. Спокойно. Не надо растрачиваться на напрасные воспоминания. Когда надо, тогда и разберемся. Вперед.

Тут в пещерах начинался путь к Лабиринту. И было холодно от стремительно втягивающегося снаружи воздуха, и пахло чем-то горьким. Сбежав по высоким ступеням в первый темный зал, он увидел несколько мальчишек перед грудой снаряжения – и настоящего оружия, поблескивающего в темноте стволами и лезвиями. Мальчики, хмурые, напряженные, следили друг за другом, и на его легкий топот только покосились – он слишком маленький, они не принимают его всерьез, такого мелкого… Все – из самых старших, на голову, на полторы его выше – у Сташки опять заныл живот. Караулят, кто что схватит первым? Похватают и начнут стрелять друг в друга? Вполне могут, от нервов-то… Но он спустился к ним и подошел к груде смертоносного барахла – обычно тут никто никого не убивает, это лишь первое испытание – кто ж тут дурак и поведется на силу оружия? Ярун на самом деле не хочет, чтоб эти дурачки стали по-настоящему убивать друг друга, но надо что-то с этим сделать, чтоб вообще никто не пострадал. Соратников-то ведь – всегда нехватка! Он увидел под черным автоматом моток веревки, ногой спихнул брякнувший автомат и подобрал веревку. Исподлобья оглядел рослых ангелочков, припомнил древние нравы мальчишеских стай и свирепо улыбнулся. Этим тоже все станет понятно. И уж точно они, соратнички, его запомнят. Сташка деловито сунул веревку под мышку, вытащил что надо из штанов и хладнокровно и старательно, стараясь по возможности на каждое дуло попасть, начал писать. Мальчишки оцепенели. Сташка тихо рассмеялся. Он давно хотел писать, еще в гравите, только боялся спросить у Кощея, где туалет. Кто-то из мальчишек выругался, кто-то нервно засмеялся, стоявший ближе хотел его пнуть. Сташка отскочил. Вот из этого всего в него точно никто стрелять не будет. И веревка сухая одна – пока они это сообразят… Подтягивая штаны, Сташка метнулся во мрак ближнего скального хода. Некоторые из парнишек бросились за ним, но скоро замялись, затормозили в полном-то мраке.

Сначала он вслепую отбежал метров на тридцать, дальше пошел на цыпочках, оглядываясь на переругивание позади, почти на ощупь, но потом глаза привыкли к непонятному мраку, в котором его было не видно, а он различал все, и со всех ног помчался по ровному, едва заметно уходящему вниз штреку. В темноте летели яркие синеватые искры из-под титановых когтей, встроенных в подошвы. Он втянул когти и побежал мягче, неслышно. Мальчишки позади шумно пыхтели, отставая, отбирали друг у друга бестолковый фонарик, а в густом мраке, где мчался Сташка, по сторонам появились узкие и широкие ответвления – начался настоящий Лабиринт. Дальше торопиться было нельзя. Он свернул в первый же левый ход, из которого не тянуло ни сыростью, ни холодом, сел на пол, обнимая моток веревки и стараясь унять сбитое дыхание. С чего это он запыхался? С испуга разве. Нет, от волнения. От нетерпения победить. Отдышался. На всякий случай перемотал веревку, тонкий прочный шнур, – всего-то десять метров. Но, может, на всякое лазанье хватит. Чтобы не мешала, аккуратно намотал на талию.

Здесь много отзывающегося – Сеть гуще? – волшебства. На острове чары тоже были, а здесь, в непонятном Лабиринте, их столько, что дышать щекотно. И то, что он различает в кромешном мраке стену напротив, неровности на полу, потолок, повороты, себя, застежки на ботинках – это разве не чары? Но это вовсе не волшебство. Просто люди привыкли называть все непонятные явления чарами или чудесами, а на самом деле видеть во мраке или приманивать чаек – всего лишь его способности, с которыми повезло появиться на свет. Эволюция вида… Да, повезло с предками. Руки так вообще светятся чем-то невидимым… Надо согреться. Он снова надел шапку, укутался в куртку, сел и прислонился к стене. Спешить не надо. Надо – подумать. Куда выбираться отсюда? Лабиринт. Огромный, многоуровневый, запутанный. Затопленный чарами и набитый ценными рудами, самоцветами и сокровищами. За полтысячи лет с каждым новым Наследником полностью изменявшийся несколько раз. Зачем Лабиринт? Кощей сказал, что до самого главного Лабиринт допустит только одного парня. Это кого? Наследника? Слишком просто… Что это значит – оказаться наследником? Ладно, надо быть собой и делать то, что считаешь правильным. Для него правильно будет пригодиться Яруну, стать ему помощником.

Ладно, надо искать, где оно тут теперь, спустя века – это «главное» -то, куда его спрятали… То есть «главное» переместить не могли, но положение всех каменных блоков и плит, образующих этот лабиринт штолен, штреков, шахт переместились, как в калейдоскопе. Лабиринт – это древний надежный механизм, который каждый раз, как кто-то берет одну из корон, непредсказуемо перекраивает свое пространство… какого черта они придумали тогда все эти сложности? Отбор, да. Ну ладно… Теперь не изменишь.

Сташка закрыл глаза, глубоко вдохнул до тоски знакомый, горьковатый пещерный воздух и сосредоточился. Сеть широких и узких ходов и штреков тут же представилась легко и во всех подробностях, будто выплыла из памяти. Он, кажется, действительно помнил эту пятиуровневую узорную, пятиугольную кружевную салфетку, где вместо ниток коридоры и паттерны, знал, где и как мощные скрытые механизмы перестраивали эти ходы. Это ему не мерещится, это не выдумки – он помнит Лабиринт, помнит так, будто сам нарисовал его на покрытом инеем стекле… А ведь правда, правда, он помнит, как скрипел иней и как стыли пальцы… Уж очень холодно было… Ох. Но где же это было? Где это зимнее окно, и – когда? Лабиринту уж не меньше двух тысяч лет… И он не нарисованный. Жилы металлов и воды, слои пород, гроты, пропасти и пещеры, бездонные колодцы, клады, парочка пыльных скелетов – вполне настоящий лабиринт со старыми механизмами. Все пути ему понятны. Вот: совсем близко несколько не слишком-то и трудных выходов на поверхность. Он это видел раньше, он это знал, он бегал изменяющимися коридорами не один раз. Помнил. И опять он нисколько не удивился. Уже привык, что время от времени в нем всплывают целые материки воспоминаний. Память есть – ну и что? Вспоминается – так и должно быть… Обычное дело. Да, – выходы. И что? Из ближайшего выхода минут через двадцать выберешься под солнышко. Но сразу выбираться – главная ошибка. Из Лабиринта – не такого уж и большого, расположенного поблизости от удобного плато посреди делящего материк пополам старого горного хребта – вообще не надо искать выход. Вот в середине… Где чары сплетены в купол – что там? Шахта в центр, где круглая пещера не природного происхождения и статуи, от которых идет невидимый свет. Посмотрим, что там на этот раз. Туда-то ведь и тянет, будто магнитом. Там – самое нужное и интересное. И темноты мы тоже больше не боимся. И скелетов.