2

Педантичность Криш раздражала в ста случаях из ста, но Лейт сдерживал себя. Приказывать изменяющей высшего порядка…. Заманчивая идея с минимальными шансами на успех. Бесполезно даже просить, пусть даже речь пойдет всего о паре минут.

Но вот Аори… Аори дулась несколько дней, буравила взглядом сначала спину Криш, а после ее ухода – дверь. А потом, набравшись смелости, – вспыхнула, вскочила, подняла перепуганные глаза и выпалила:

– Неужели так сложно уйти позже? Ты же знаешь, что нам нужна помощь!

– У меня нет времени, – бесстрастно, как всегда, отозвалась Криш.

– Что ж это за хренотень такая, что у тебя ее вечно нет?

Уголок тонких губ дернулся, словно изменяющая проглотила собственную усмешку раньше, чем та успела родиться.

– По сути, ничто. Это измерение существует, лишь пока есть наблюдатель. Ты, я… Пока есть состояние, в котором мы находимся. Понимаешь? Время разное для ребенка на скучном уроке и для него же, играющего на улице с друзьями. Мы сами его придумали, приняли за эталон некое среднее состояние. Взяли событие, поделили его на равные доли и называли секундами, часами… Но если взять разные события, что тогда, Аори?

Она молчала, закусив губу и глядя исподлобья.

– Ключевые события длятся всего несколько секунд. И каждая из них включает в себя огромный объем информации. Но как же успеть его осознать?

Изменяющая помолчала, ожидая ответа. Поправила ремень сумки, сползающий с плеча. Лейт неожиданно подумал, что, если они найдут верный ответ, Криш перестанет уходить по часам, станет частью их маленькой и порой такой беспомощной команды…

Но ответа не было и у него. Никогда таким не интересовался. Да и не будет. Зачем?

– Третья составляющая. Наблюдатель, без которого нет времени, – вздохнула Криш. – Он… как бы сказать понятным тебе языком… меняется сам, начинает обрабатывать информацию в несколько раз быстрее. Об этом в кино, помнится, говорят штампами типа “время замедлилось, стало вязким”, да?

Лейт пожал плечами – с ним такого никогда не происходило.

Никогда прежде.

Узкий переулок до последнего удерживал в себе рев мотора и свет фар. Лейт заметил слабый отблеск на асфальте в последнее мгновение, и тело вдруг стало непослушным, ватным. Он начал поворачивать голову – но медленно, будто оказался в густом, вязком геле, в котором топили эрг-пилотов.

Свет справа приближался так же неспешно, кажется, второй водитель тоже попал в это заклинание.

Заклинание ли?

Воспоминание о Криш прошило мозги, как электрический разряд. И прочистило их не менее эффективно.

“Ключевое событие. Способность обрабатывать информацию.”

Он изо всех сил вцепился в руль и рванул его навстречу выплывающему из переулка серому внедорожнику. Рванул так, словно можно было успеть и изменить законы физики вслед за непостоянным временем.

В груди взорвался огненный клубок – такой же, как тот, что пожирал его в храме. Только теперь вместо ладони короля под руками был руль, а под ногами, вместо досок настила, – педали. Старая, простая как грабли машина, даже не оборудованная для инвалида.

Он стал ее частью, ее центром. Особенность Ори прокатилась по венам, впаяла его в кабриолет, сделала системой управления, а не человеком.

Колеса развернулись первыми, срываясь с креплений, потянули за собой руль… он вырвался из судорожно сжатых пальцев с такой скоростью, что обжег их. Маленькая синяя машина почти успела развернуться, подставить капот вместо беззащитного бока… почти.

Внедорожник врезался в крыло, вгрызся в него, как хищник в тело жертвы, пытаясь добраться до внутренних артерий. Осколки фары брызнули, будто капли крови, согнулась передняя стойка, покрылось трещинами и вылетело наружу лобовое стекло.

Громко завизжали тормоза внедорожника – включились сами, без команды, исторгли из-под арок целые фонтаны искр. Водителя бросило на руль, и совсем рядом Лейт увидел темные стекла очков. Мгновение спустя они слетели с лица.

Стальная дуга уперлась в каркас кабриолета, сцепилась с ним… и синяя машина окончательно развернулась и заскользила на вывернутых колесах поперек дороги, не устояв перед набравшей разгон серой махиной.

Лейт застонал. По губам стекала кровь – хлынула из носа от последнего усилия. Боль оглушала, отбирала способность даже не действовать – думать.

“Хватит… хватит! – закричал он мысленно”.

Особенность Ори растворилась без следа, и время пошло своим чередом, стряхнув с плеч неумелого наблюдателя.

Густая тень накрыла кабриолет, и спустя мгновение багажник смялся в гармошку. Сработал всего один фиксатор – прижал плечо к сидению почти до хруста, но вот второй свою работу не выполнил. Лейта швырнуло вбок, и висок встретился со стойкой.

Осколки стекла сыпались вокруг, как диковинный дождь. Один чиркнул по щеке, оставив неглубокий порез. Лейт даже не пошевелился. Он замер в скорчившемся, как дохлая гусеница, кабриолете.

Ни звука не осталось на пустынной улице. Струйки то ли дыма, то ли пара выбирались из-под сцепившихся машин и растворялись в воздухе.

Водитель серого внедорожника с кряхтением выпрямился, быстро, настороженно огляделся. Никого. Он нервно отер лысую голову ладонью и попытался завести заглохший мотор. Но тот умер после несильного, по сути, удара.

Лысый заскрежетал зубами. Демоны! Он же все просчитал! Кабриолет должен был перевернуться и доехать до витрины в гордом одиночестве, размазав мозги цели по асфальту!

Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Опустив руку, лысый коснулся боковины сидения. Датчик опознал отпечаток, и секунду спустя ткань разошлась под пальцами. Водитель аккуратно вынул пистолет из потайной ниши, потянул с шеи бандану и закрыл ей нижнюю часть лица. Злость уже отступила, оставив после себя рабочее равнодушие.

Сам виноват. Не стоило выделываться. Надо закончить начатое, и поскорее, пока не явились стражи.

Когда лысый спрыгнул с подножки внедорожника, под его ботинками заскрипела стеклянная крошка. Он поднял пистолет, целясь через выбитое лобовое, но парень лежал криво, откинув голову за сидение.

Легко промазать… Может, и не надо? Похоже, шею сломал.

Хмыкнув, лысый двинулся в обход своей машины. Убийца был известен, хоть и в узких кругах, тем, что не провалил ни одного дела. И, не в последнюю очередь потому, что скрупулезно продумывал каждую деталь. Начиная от грязи на подошвах сапог и заканчивая тем, какой рукой цель держит руль. Он шел по следу, будто гончая, и не только ради денег. Ради экстаза, который заставляет тело дрожать, когда зубы смыкаются на горле жертвы и горячая, отдающая металлом кровь стекает по подбородку.

Лысый усмехнулся, поймав себя на нестыковке. Паршива та гончая, что сама давит жертву. Но экстаз от убийства у него за двоих.

Стараясь не высовываться, он обошел внедорожник. И едва удержался, чтобы не выругаться в голос. Иногда ему не давали времени на подготовку, и приходилось доверяться заказчику, но этот, этот его никогда не подставлял. Никогда раньше, а лысый очень не любил сюрпризы.

Что ж, увеличение количества работы тянет за собой увеличение количества оплаты. Награда и так была высокой, почти заоблачной, но после этого заказа придется надолго отойти от дел и скрываться от всех Баго, вместе взятых. А уж в двойном размере… может, пришло время задуматься о пенсии?

Он, сам того не замечая, начал кусать губы. Но пистолет не дрожал, когда лысый прицелился в ближайшую мишень.

Край скалы мелькнул перед глазами и пропал, превратился в темную полосу на фоне светящихся облаков. Где-то там, наверху, насмешливо подмигнула одинокая звезда. Сколько она видела таких юных и самонадеянных, задорных, грустных, одиноких, отчаянных и отчаявшихся? Не сосчитать.

Аори сжалась, готовясь то ли к боли, то ли просто к окончательному мраку. Падение все ускорялось, вжимая клетки тела друг в друга, и в какой-то момент ей показалось, что и тела этого больше нет, что осталось только разрывающее, невыносимое чувство извращенного полета, и это и есть смерть.

И все закончилось.

Не ударом, разрывающим на части тело, которое, все же, у нее осталось. Нет. Скорее, толчком, пружинящим и мягким. Бережным.

Аори медленно открыла глаза и почувствовала, что снова падает, снова теряет сознание от того, насколько невыносимо стало существовать.

– Ты опять меня словил, – прошептала она и прижалась лицом к затянутому в черную ткань формы плечу. Вокруг бесконечной стеной вздымались серые скалы, но Аори не волновало, есть ли над головой или под ногами что-то, кроме бесплотной тьмы.

Сколько времени прошло с тех пор, как он рассыпался разноцветными искрами под лапами Веррейна? Два дня? Один? Неделя? Как вообще течет время на Грани?

Если вспомнить все, что успело случиться, кажется, что мимо пронеслись годы. И, похоже, не только для нее. На руках Аори держал вовсе не призрак. Каждая черточка, даже взгляд непроницаемо черных глаз, даже тепло рук – все настоящее.

Или она сама – не более, чем тень?

Тень. Куда уж менее.

Аори осторожно коснулась его скулы – самыми кончиками пальцев. Грудь свело бессмысленным, нутряным ужасом. Что, если он растает, как очередная шутка Грани, и все, что останется – короткий полет на дно пропасти? Что, если превратится в очередную безмозглую тварь?

Ужас не от того, что можно умереть. Но снова получить надежду, снова поверить и снова потерять…

Он осторожно наклонился и поцеловал ее в лоб. И аккуратно опустил на землю, хотя мог бы держать вечность.

– Тар… – в горле першило, к губам прилипла пыль. Голос и так никогда не был нежным, а теперь хрипел и срывался. – Это правда ты?

Он улыбнулся, горько, словно признавая собственное поражение. Губы шевельнулись, будто капитан пытался что-то сказать, но Аори не услышала ни звука. Она так и не убрала руку с его щеки, замерла, желая лишь одного – чтобы этот момент не заканчивался.

Тарги тряхнул головой, зажмурился, и, когда снова открыл глаза, сознания Аори коснулся его мыслеобраз. Яркий и полный. Обещание: я никогда тебя не оставлю.

– Ты не можешь говорить…

– Это обычно немало времени занимает – заново научиться, когда ты умер, – ехидно прокомментировал из-за спины знакомый голос.

Аори обернулась за доли мгновения, но Тарги двигался куда быстрее – одним движением он оказался впереди, готовый защищать ее от всего, что может предложить взбесившаяся Грань. Тьма сгустилась вокруг его рук, стекла вниз и превратилась в то ли мечи, то ли кинжалы… они так и не приобрели определенной формы, но Аори не сомневалась, что Тень убьет даже демона. В его руках жила воплощенная ненависть.

Тысячу лет назад Тар упомянул, что прекрасно владеет парным оружием.

– О, ты тоже меня помнишь! – Веррейн радостно взвизгнул и развел руки в шутовском поклоне. – А ну-ка, дай сюда оленяшку. У меня диета, сыроедение, между прочим. А она тут в отбивную превратиться пытается…

– Не смешно, – буркнула Аори и попыталась обойти капитана, но он рукой перегородил ей путь.

– Очень даже смешно, – что-то изменилось в Веррейне. Усмешка пропала с морды, алые буркала неотрывно следили за Тенью, а рычание в голосе совершенно противоречило словам. Волколак медленно двинулся по широкому кругу. Тарги не шевелился, только лезвие в свободной руке поворачивалось вслед за демоном, будто стрелка компаса.

– Веррейн, не надо!

– У тебя три шага, следи за мной, – прорычал волколак, не обращая внимания на Аори, и опустился на все лапы. – Потом я заберу девчонку, а от тебя на этот раз и лужицы не останется!

Она не видела лица капитана, но поняла неведомо как, что он улыбнулся.

В следующее мгновение его уже не было рядом. Веррейн, не сделав еще ни шага, недоуменно поднял морду, и тут же метнулся вбок. Черное лезвие мелькнуло там, где только что стоял волколак. Он развернулся в кувырке, высекая когтями искры из камней, взъерошился и с вечной безумной радостью бросился в бой.

Они сцепились, как два диких зверя, как два демона. Как две души, которым больше не на что надеяться, но еще есть, за что сражаться. А причина стояла, сжимая кулаки, и смотрела, не отводя взгляда. На то, как вспыхивает сталь, которая никогда не была сталью. Как блестит длинная шерсть в слабом свете сияющего неба. Как вздрагивает земля, когда, оттолкнувшись от отвесной скалы, на нее рушится волколак. Как смазываются черты любимого человека, когда он с непостижимой скоростью уходит от удара и наносит в ответ свой, и кинжал высекает искры то из камня, то из когтей, каждый из которых – такое же оружие.

И ни слова, ни вздоха, но вместо того – шквал образов, полных первобытной, темной ярости. Они обрушились на Аори сверху, как водопад из теплых голышей, прибивая к земле, принуждая закрыть глаза, упасть, сжаться и встать лишь тогда, когда останется тот, кто не ошибется.

Или не останется никого их тех, кто пытается ее спасти.

Водопад остановился. Замер, как замерло все вокруг. И пришел в движение, когда Аори закричала.

Противников разбросало в стороны, как большие игрушки. Плюшевого волка и безликого солдатика из потерянного набора. Земля и скалы дрожали, едва удерживая поток звенящей силы. Тьма вырывалась из тела и неслась прочь, и тысячи бликов, словно инвертированные тени, плясали на камнях.

Аори пришла в себя, стоя на коленях. Тар обнимал ее за плечи, изо всех сил прижимая к себе. И он тоже встал на колени. Для нее, снова. Он, который никогда и ни перед кем не склонялся.

Оказывается, и на Грани можно рыдать. Горько, взахлеб, вцепившись обеими руками в черную куртку и не оставляя на ней следов. Тени не меняются, когда нечему светить.

– Что вообще происходит? – волколак приблизился, заметно припадая на задние лапы. – Чем он так тебе важен, что ты готова убить и меня, и себя, и всех вокруг? И чем ты так важна, что он готов сдохнуть?

– А ты бы не умер ради Калли? – Аори, всхлипывая, высвободилась из объятий Тарги. В этот раз он не стал ее удерживать.

– Ну…

– Вот и он… Уже…

Она не нашла в себе сил продолжить, но Веррейн понял. Молча смотрел, как она пытается подняться – не с первой попытки и цепляясь за чужое плечо.

– Я первый раз видел, чтобы демоны по своей воле совались в центр взрыва. Аорь, а как же твой маяк?

Слезы и непонятные силы кончились, остались лишь горечь и бессилие.

– Будет жить долго и счастливо, станет Главой рода. Женится, заведет детей. Забудет меня, как страшный сон. Что хорошего я ему принесла?

– Жизнь, как минимум, если мне память не изменяет, – Веррейн почесал за ухом, и Аори только теперь заметила, что он рассечено почти до основания.

– Которую потерял из-за меня?

– Ты переоцениваешь свою роль в последних событиях, – поморщился волколак.

Тарги, похоже, временно смирился с его присутствием. И, догадавшись, что Аори и дальше будет игнорировать его немые вопросы, развернул девушку к себе лицом и заглянул в глаза, выразительно приподняв брови.

Она представила, что ей предстоит рассказать, и отвела взгляд.

– Тар, пожалуйста…

Капитан молчал, такой же немой, как камни под ногами, как небо, как кривое ущелье, в котором они оказались. Скалы расступались вдали, пропуская мерцающий свет. Они оказались не сплошными стенами, а, скорее, изломанными гребнями спящих чудовищ.

– Арргх, поддерживаю. Тар, пожалуйста!

– Веррейн!

– Да-да?

– Можно тебя попросить?

– Можно!

– Исчезни, а? Что ты ко мне привязался?

– С каких пор ты справляешься без моей помощи? – расхохотался Веррейн.

– С чем? – рот Аори зло искривился, когда она подскочила к волколаку, сжимая кулаки. Откуда только силы взялись. – С чем мне справляться? Что тебе от меня надо?

– С возвращением, дурочка. Или ты снова придумала, что умерла?

Она поперхнулась и застыла, хлопая глазами.

– Ой, не могу! – Веррейн хохотал так, что аж слезы на глазах выступили. Или он старательно изображал, как их вытирает. – У тебя вообще нет фантазии, оленяшка!

– Но… Но…

Сгибаясь от смеха, волколак протянул лапу и похлопал Аори по плечу. В следующее мгновение он сдавленно хрюкнул, отдернул конечность и выпрямился, оборвав смех.

Тарги стоял рядом, и взгляд затянутых чернотой глаз обещал Веррейну все самое нехорошее. Кинжал медленно истаял, и капитан разжал кулак.

– Драный демон, – буркнул Веррейн и засунул в пасть украсившийся длинным порезом палец. – Уже и пожмеяжжа нежжя… Ждо ты пожьеднее помнижж?

– Что?

Вздохнув, волколак в последний раз облизнул пострадавшую конечность и сложил лапы на груди.

– Что ты последнее помнишь?

– Мы были в Северном храме. Я, жрец, король… и другие. Кто-то бросил кинжал в короля.

– Кто-то?

– Тройн. Он показывал мне этот кинжал.

– И ты подставилась.

– Но я не хотела, я даже не заметила, что случилось! Подожди, откуда ты знаешь?

– Храмы строят не на пустырях, – глухо отозвался Веррейн. – И гармонии посвящают не просто ради красивого слова. Все, что в них происходит, – должно произойти. Назови это судьбой или волей мира, как больше нравится. Мир использовал тебя потому, что король не должен был умереть в тот день. Как и любой другой, кто был в храме.

– А я?

– А ты – изменяющая на пороге инициации. На Грань отправили ту, что так и так должна была на ней оказаться. И вернуться. Ты вернешься, поняла? Вернешься, чего бы мне это ни стоило!

– Чего бы мне это ни стоило, – эхом отозвалась Аори. И Тарги беззвучно пообещал вслед за ними.

– Люблю, когда ты говоришь глупости, – ухмыльнулся Веррейн. – Кстати, на будущее, хех. Если в очередной раз решишь, что навеки переместилась в нашу скорбную обитель, внезапная немота будет тому подтверждением. Какое замечательное, спокойное, тихое время наступит… Жаль, ненадолго. С твоими успехами в изменении общаться ты сможешь прискорбно быстро.

– Не знаю, как это получилось.

– Да, да, да… Замечательная формулировка вместо “Дорогой Веррейн, расскажи, как изменять?”.

– Дорогой Веррейн, – Аори с сомнением оглянулась на Тарги и сделала несколько осторожных шагов к выходу из ущелья. Ноги дрожали, и как она так лихо допрыгала до волколака? – Расскажи, пожалуйста, как изменять. И как вернуться.