Но сегодня еще оставалось немного времени и можно зашторить плотные занавески, попрощаться с вечерними огоньками за окном. Его нетерпеливые руки снимают с тебя одежду. Эти незнакомые, теплые руки, они полны желания и страсти. Страсти на одну ночь. Скала. До вершины остались последние шаги. Она не сопротивляется, даже помогает. Надоевшая одежда невероятно мешает, обжигает кожу, душит. Хочется избавиться от нее и просто остаться собой. Наедине с собой… и с ним… Всего на несколько часов, почему бы и нет? Он кладет ее в постель… Целует.

А еще нужно выбросить мусор с бутылками и остатками еды из ресторана.

Его руки все более настойчивы, но он опять не торопится. Он и здесь не спешит. Снова ожидание, снова томная мука. Вот уже верхняя маленькая площадка, на которой помещаются всего два человечка, а в шаге глубокая пропасть. А потом полет, и сильные руки не дают тебе упасть и разбиться. До края всего один шаг. Он приглашает и ее не спешить. Эта длинная прелюдия – как в музыке. Сначала несколько прикосновений к клавишам, несколько робких аккордов, а потом все громче и громче. И уже мощное течение незнакомой мелодии захватывает всецело, и ты несешься следом, пьяно, безрассудно наступая на клавиши, и скоро настанет миг, которого ты так долго ждал и стремился к нему. Но пока еще только берешь эти первые ноты, и твой инструмент покладисто отзывается на каждое нежное прикосновение. Потом все будет просто, но сейчас… И голова кружится от предчувствия стремительного полета в неизвестность. В никуда…

И еще… обязательно взять у нее телефон, когда-нибудь можно будет позвонить еще… Кстати, как ее зовут. Как же ее зовут?… А если жена прилетит ранним рейсом? Сделает «сюрприз». Такое уже было однажды…

Она отпрянула и, обхватив колени, резко села в постели, провела по всклокоченным волосам.

– Послушай, а ты смог бы убить мамонта? – вдруг спросила она. Он, недоумевая, тоже сел рядом. – Мамонта? – повторил он. – Ты хочешь сказать слона?

– Нет, мамонта! – зло повторила она.

– Не знаю, – неуверенно произнес он, добавив, – что-то не так?

Но она уже его не слышала: – А ты умеешь рисовать?

– Нет, – удивился он.

– Рисовать камнем по стене или пещере?

Он оторопело посмотрел на девушку, а она куда-то сквозь стены, о чем-то думая. Очнувшись, вскочила и начала лихорадочно одеваться. Он продолжал сидеть и смотреть.

– Посуду помыть? – услышал он веселый голос, она была уже в другой комнате, собираясь уйти, – мусор захватить?

Он вышел и уставился на нее. А она своими веселыми, сумасшедшими, как у ведьмы, глазами, смотрела на него, и тут он понял, что потерял сегодня, что выпорхнуло из его теплых ладоней, из его комнаты, из жизни и улетело навсегда – удержать ее было невозможно.

– Меня зовут Лея! – крикнула на прощанье она, – просто Лея, – потом назвала его имя, хотя не помнила, представлялся ли он сегодня, и выпорхнула из квартиры. А он долго еще смотрел на закрытую дверь, совершенно обескураженный…

– Кошмар! Какой кошмар! – билось в ее висках. – Теперь она не может просто остаться с мужчиной, не может провести ночь с человеком, который ей нравится, чтобы потом забыть о нем навсегда. Что с ней твориться? Откуда эти мысли, судьбы, бормотание чужих проблем на ухо. Какое-то проклятье! Скала… Край скалы… А, может, то был всего лишь холмик, поросший мхом. А парень этот – лишь первый встречный, ничего не значащий для нее человек… Значащий!.. Но чего хочет она? Чего ей не хватает? Почему она не может быть такой, как Оксана, как остальные!?

Выскочила на улицу, на свежем ветру стало немного легче, и ноги ее уверенно застучали по мостовой.

– Когда это началось, что с ней творится?

Мысленно прокрутила последние дни и вернулась на тот мост. И вот уже темная, даже, черная вода там внизу. Она притягивает, манит, хочется уйти в нее с головой, не думая ни о чем. А это солнце. Было ли оно? И что это было? И тут в сознании явно промелькнула картина:

Она стоит, облокотившись о парапет, внизу черная река, а небо закрыто плотными облаками. Стоит и смотрит в реку, не в силах оторваться. Еще мгновение… Вдруг слышит спасительные шаги. Идет этот парень, этот красавец. Сейчас он подойдет и предложит ей помощь. Над головой только черная туча, а под ногами черная река. Вот он сравнялся, мельком бросил равнодушный взгляд и… прошел мимо. Он не остановился! Он не спросил ни о чем! А внизу проклятая река, и она наедине с нею! А, может быть, ее больше нет, или это совсем не она, или…

Продолжая вспоминать, мысленно с надеждой посмотрела на человека, который только что прошагал мимо – топот его ботинок еще слышался вдалеке на мосту. И вдруг поняла, что там никого нет. Лишь пустой тротуар и машины, брызгающие грязью. А человека нет! И только река там внизу, да черная туча над головой. Какой ужас!

Ее ножки продолжали стучать по мокрому асфальту, и она больше не помнила ничего. Только слышала со всех сторон бормотание припозднившихся людей. Они шептали ей истории, судьбы, показывали линии жизни на ладонях своих, а она, как ведьма, уносилась в темную мглу, где никакого солнца, только пустота и круглая луна над головой! Достала телефон и посмотрела на спасительные сообщения. Новых сообщений не было. Она не нужна была никому. И только конверт с бессмысленными, бестелесными деньгами лежал на дне сумочки. Он был настоящим, осязаемым, и деньги тоже. А Мальчик! Солнечный Мальчик – где ты! И был ли ты?

5

Начались долгие мучительные дни кошмара. Утром она подходила к окну, смотрела на улицу, на людей, которые, как на тележках, тащили свои судьбы и жизни, проблемы, тяготы. Она все видела, понимала, и хотелось закрыть глаза, зашторить занавески, спрятаться, забившись в темный угол и не думать ни о чем. А солнце скользило яркими лучами по стеклу, словно просясь в гости. Оно хотело заглянуть в эту темную комнату, осветить ее, но следом врывался ураган чужих мыслей, мучительным потоком проникая в сознание, в голову, разрывая ее на части, заполняя все уголки измученной души, и сил противиться не было. И снова только зашторенная занавеска. Лишь холодильник спокойно встречал ее. Заполнив полки, он чувствовал себя полноценным членом обстановки и глядел с уважением. Не радовали больше деньги, свалившиеся неизвестно откуда. Остались позади проблемы с кредитом и прочей житейской ерундой. Уже не радовала надпись на экране компьютера. Там шли бесконечные сообщения, появлялись люди со странными именами, они общались, спорили и все от нее чего-то хотели. Слава Богу, она не знала про них ничего – там были просто буквы, символы, тянувшиеся нескончаемой чередой. И люди эти были только символами. Их жизни не проникали сюда по проводам, и только отдельные слова капали, создавая хаос, океан, нагромождение вопросов и ответов. Но помочь им она ничем не могла, да и не хотела. Так продолжалось несколько дней. Несколько дней, зашторенных плотной занавеской с яркой солнечной каемочкой по краям. Нужно было что-то делать. Так больше нельзя…

Однажды, проснувшись, стремительно оделась и направилась в город, который от нее чего-то хотел, а какая-то непреодолимая сила уже толкала ее на улицу. Только там она найдет ответы на все вопросы. Выскочив во двор, заметила черную машину, стоявшую у подъезда, и ее сразу же потянуло к ней. Зачем делала это, не осознавала, только заметила, как окно открылось, и оттуда на нее смотрел какой-то мужчина. Он не звал, не подавал виду и никаких знаков внимания, просто смотрел, но она уже шла к нему. Все происходило по какой-то странной договоренности. Открыла дверцу и села на переднее сидение. Мужчина молча отвернулся, посмотрев на дорогу, надавил на педаль, и они тронулись с места.

Лея сразу же узнала этого человека. Это был тот самый красавец с моста, которого она хорошо запомнила, и теперь он молча увозил ее в неизвестном направлении. Наконец она спросила:

– Куда мы едем?

Красавец, помолчав, и, не глядя на нее, произнес:

– Вам не все равно?

– Пожалуй, вы правы! – пробормотала она, замолчала и уставилась в лобовое стекло. Поражало одно, это был первый человек, о котором она не знала ничего. Она не чувствовала его, не видела его судьбы и жизни, и только потрясающее, красивое, лицо, немного порочное, но от этого еще более притягательное, было перед ней. На мгновение ей стало не по себе. А мотор уверенно урчал, и машина продолжала быстро двигаться вперед. Страшно не было. Откуда такая самоуверенность – она не понимала. Только в одном не сомневалась – кто-то был с ней, он был рядом, следил за ней и не давал в обиду, а еще знала, что встреча эта не случайна – ее ждали.

Машина притормозила у старинного особняка в самом центре старой Москвы, мужчина вышел и галантно открыл ей дверцу. Потом протянул руку, она ступила на тротуар, ее кавалер закрыл машину и долго еще не отпускал, глядя ей прямо в глаза. Она не понимала, чего тот хотел. Нет, конечно, понимала, это было так очевидно, но во взгляде этом скрывалась какая-то загадка. Сначала показалось, что он набросится на нее прямо здесь, на улице, и все закончится безобразной сценой, потом поняла, что ему в этом порочном желании что-то мешает. А он все смотрел, пожирая ее глазами, на что-то решаясь. Внезапно обмяк, отпустив ее руку, и коротко бросил: – Пойдемте.

Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Внизу в подъезде их окликнула консьерж. Та была в какой-то странной одежде. Наверное, ее наряду было лет сто, а, может быть, двести или триста, впрочем, как и ее обладательнице, что не мешало ей вести себя с достоинством и вполне убедительно.

– Свои! – на ходу бросил красавец и открыл дверь квартиры на втором этаже. Собственно, этажей в этом доме было всего два.

Квартира состояла из огромной залы, где не было ни коридора, ни кухни, ни других помещений. Только в конце виднелась еще одна дверь, которая была закрыта, а оттуда слышался непонятный шум. Лея замерла, красавец оставил ее, отойдя вглубь комнаты, и сел на стул, а на нее пристально уставились еще несколько человек. До этого мгновения они о чем-то громко говорили, спорили, делая что-то за большим столом, но теперь замолчали, глядя на нее. Она робко поздоровалась, но те продолжали молчать, оглядывая ее, словно это было блюдо, которое подали к столу, и теперь они оценивали, приготовившись резать на части и есть.

– Привел свою ведьму? – резко произнесла какая-то дама, посмотрев на ее знакомого незнакомца. Тот молча кивнул и налил себе что-то в стакан. А Лея все стояла, не зная, что сказать.

– Ну, проходи, дорогая, – услышала она.

Компания состояла из пяти человек, не считая ее провожатого. Четверо сидели за столом, а пятый в отдалении на большом диване. Лея не сдвинулась с места, продолжая их оглядывать. Поймала себя на мысли, что совершенно ничего не знает об этих людях, не чувствует их и не понимает.

– Неужели кошмар позади? – подумала она.

– И не надейся, – произнес один из мужчин. Все продолжали ее с интересом оглядывать, кто-то с обидой во взгляде, кто-то с завистью, а человек в дальнем углу почему-то с жалостью. На огромном столе с зеленым сукном стояли редкие приборы, бокалы, бутылки. Видимо трапеза состоялась давно, а ее пригласили к десерту. А люди эти держали в руках карты.

– Сначала давайте закончим! – воскликнул кто-то за столом.

– Делаем ставки, господа! – громко добавил он. Все отвернулись и начали что-то писать на листах бумаги. И только человек, сидящий поодаль, продолжая с жалостью на нее смотреть, вдруг произнес:

– Идите сюда.

Он подвинулся, приглашая занять место на диване рядом. А остальные продолжали спорить, играть, не обращая на них никакого внимания.

– Пока они занимаются ерундой, я вам кое-что объясню, – произнес он. – Голос его был медленный, вальяжный, он лениво развалился на краю дивана и смотрел на остальных с апатией и презрением.

– Казанова вам что-нибудь говорил? – вдруг спросил он.

– Казанова? – не поняла она.

– Вон тот красавчик! Так мы его называем.

– Нет,… ничего…, – пробормотала она.

– Значит, придется начинать с самого начала, – и тяжело вздохнул. Было видно, что для него это тяжелая ноша.

– Может быть, я пойду? – робко спросила она.

– Никуда ты не пойдешь, красавица! – воскликнул человек за столом. Он оторвался от карт и горячих прений, уставившись на нее. Лея осеклась.

– Это кто сказал, что она красавица? – спросила дама. – Рыжая бестия! – презрительно добавила она. Теперь все снова уставились на Лею оценивающе. – И почему в присутствии дамы вы позволяете себе говорить о ком-то еще? – добавила она, – нужно и такт знать!

– По мне, так самая обыкновенная девица, – произнес Казанова. – Таких тысячи! И что Он так завелся?

Лея снова ничего не поняла, а люди за столом продолжили игру.

– Я попытаюсь вам объяснить так, чтобы стало понятнее, – произнес мужчина рядом, – все эти ничтожества за столом…

– Но-но, не очень там, Ильюшенька! – воскликнул кто-то. Он отмахнулся, но заговорил тише:

– Не обращайте внимания, красавица! Все эти так называемые люди, впрочем, как и я, не существуют. Их больше нет… Призраки… Тени… Отголоски прошлой жизни…

То, что он говорил дальше, заставило Лею содрогнуться. А он спокойно, флегматично и певуче выводил свои рулады, словно размазывал их на песке ленивой рукой.

– Их давно нет в живых, – продолжал он. – Просто они зависли в этом пространстве, в некоем шлюзе и болтаются между небом и землей. Лея, как вам это объяснить проще… Прежде чем попасть туда…

– Куда? – вздрогнула девушка.

– Не важно, куда, – отмахнулся он, – нужно оставить здесь непреодолимые желания, привязанности, короче, все то, что с собой забрать невозможно. Этот балласт нужно бросить здесь. С ним вас не возьмут, не пропустят.

Потом он заглянул в ее широко открытые от ужаса глаза и произнес: – Подойдите к той двери и все поймете сами… Давайте же! Смелее!

Она встала и направилась к двери, робко ее приоткрыв. Перед глазами возникло большое помещение, напоминавшее вокзал. Там сновала масса народу, слышен был шум голосов, и… гулял ветер. Не сквозняк, а именно ветер! В комнате! Это был странный ветер, он был необычайно свеж, что было удивительно для центра города, он шумел, притягивал к себе, манил. Его аромат сводил с ума. Это был ветер надежды и свободы. Он шелестел, приглашая вслед за собой в невиданные, непознанные и неизведанные дали, и у Леи закружилась голова. Как все это могло поместиться в доме на втором этаже, было непонятно. Кто-то сидел, кто-то стоял или проходил вглубь огромного зала, растворяясь вдали. Люди волновались, трепетали, словно ожидая поезда, который заберет их отсюда, с временного полустанка, и унесет на неведомое расстояние, где всегда солнце, зеленые поля, холмы и высокое небо над головой. У дверей сидел привратник. Завидев Лею, он встал и почтительно задал вопрос: – Вы готовы? – он смотрел на нее с восхищением и трепетом во взгляде. Очевидно, ему приятно было видеть такое лицо. Лея в испуге отшатнулась.

– Куда пошла? – рявкнул кто-то из-за стола. – Закрой дверь и сядь на место. Ильюшенька, какого черта?

Лея в смятении закрыла дверь и вернулась к своему собеседнику.

– Эти свободны, эти уже пошли, – пробормотал Ильюшенька. Очнувшись, воскликнул: – Но остались другие. Вот они за этим столом, где можно провести многие годы…

Он задумался, посмотрел на людей и зло произнес:

– Я вам о них кое-что расскажу. Вы должны знать, потому что с ними вам иметь дело, – и от этих слов Лее стало не по себе.

– Вон тот, у края стола, который сидит и смотрит на бутылку, стоящую поодаль. Это бомжик Фимка. А перед ним коньяк, который пил сам Наполеон. Тот самый коньяк, та самая бутылка! Этому напитку, как вы понимаете, не одна сотня лет. А он все сидит и смотрит на нее… Это, в своем роде, гениальный человек, – воскликнул Ильюшенька. – Он выпил в своей жизни больше 10 тысяч бутылок водки и прочей мерзости. Поставил, в своем роде, мировой рекорд, а теперь сидит перед этим восхитительным напитком и тупо на него смотрит. Уже два года так сидит,… дай ему Бог здоровья.

– Почему он не попробует этот коньяк, ему жалко драгоценный напиток?

– Выпил бы винтом прямо из горла! – засмеялся Ильюшенька. – Только всех нас лишили кое-каких способностей, и теперь мы от этого невероятно страдаем. Видите испарину на его лбу? А как он мучается? Его давно сбросили в могилку, но потом… Потом дали это ничтожное тело… тельце, и заставили забыть о своем прошлом – о том вагоне, который он выпил. Но не все так просто. Пока его не стошнит каждой выпитой бутылкой, он будет мучиться, а в ту комнату его не пустят. Он завис! А самое ужасное – здесь ему больше не дано почувствовать вкус алкоголя и его крепость!

– Разве такое возможно? – удивилась она.

– Здесь возможно все, в этом и смысл, – ответил он.

– А какой способности лишили этого красавца? – прошептала она и… покраснела.

– Казанову? – громко засмеялся он, от чего тот обернулся и тоже покраснел. – Рекордсмена-любовника, у которого было более 2 тысяч женщин? Посмотрите, какое ему досталось тело? Красавец! Вот только…

– Какой кошмар! – вырвалось у нее. Она все поняла без слов.

– Кошмар! – а пристрелил его на дуэли очередной обманутый муж. Доигрался юноша. Правда, юноше уже почти две сотни лет, большую часть из которых он провел здесь. Вы не смотрите на его внешность. Этот костюмчик так – временно. А теперь каждый день он выходит в город и в бессилии пялится на хорошеньких женщин…, но способен только на это! Полтора столетия ходит так и пускает слюну, не в силах избавиться от своих похотливых фантазий.

– Я слышала о таком понятии – ад?

– Каждый сам себе устраивает ад еще при жизни, только не догадывается об этом или не хочет думать. Скоро вы все поймете сами.

От этих слов она похолодела, а он невозмутимо продолжил:

– Вон наша мадам – Изольда Карловна! Наша Королева.

Только теперь она присмотрелась к этой женщине, заметив, насколько та безобразна. Лицо ее покрывали бородавки, оно было худым, словно череп, обтянутый кожей, которая просвечивалась. Скулы торчали, а нос… Вороний нос нависал над столом и громко сопел…

Ильюшенька тем временем продолжал:

– Так любила себя, что выгнала трех жен сына. Выгнала с работы, извела, изничтожила сотни людей, пережила нескольких мужей, сведя их в могилку,… дай ей Бог здоровья. Ее отрок, как вы понимаете, не выдержал и хотел придушить свою мамочку. Но та выжила, а он потом умер в тюрьме. Вот такая Королева.

– Наверное, она была очень богатой женщиной, женой олигарха. Работала в крупной корпорации?

– Обыкновенная бухгалтер, – засмеялся он, – но какая змея! Тогда еще не было корпораций! Забыл сказать, строчила без остановки доносы в прекрасные 30-е на своих соседей и друзей, потом тех увозили в НКВД и дальше в Сибирь.

– Но зачем? – вырвалось у Леи.

– Думаю, от зависти, – равнодушно ответил Ильюшенька. – Посмотрите, какое ей досталось тело? А какая была красавица! И кто ее теперь с этим задранным носом ждет? Никто! Сначала полюби своих мужей и снох, соседей, «подруг» по работе, а уж потом – милости просим. Так и сидит здесь лет эдак сорок…

Вон мужчина за столом, с виду милейший обаятельный человек – ограбил тысячи людей, украв миллиарды на своей финансовой пирамиде. Его зовут Филлипок! Рекордсмен по количеству обманутых вкладчиков в мире! Умница, гений! Дай ему Бог здоровья! По странности умер своей смертью, только теперь не хочет уходить отсюда без своих денег. Их ему оставили, и он может лицезреть, трогать их, нюхать, сморкаться в них… А вот взять с собой не может. И потратить их ему не дают, и зарабатывать больше не разрешают. Вот сидит здесь и нас обыгрывает! Такая незадача… Завис!

А люди за столом их не слышали. Они о чем-то громко спорили, играли и делали ставки. Только несчастный бомжик Фимка пребывал в некой прострации, глядя на бутылку.

– И, наконец, последний. А это уникум! Человечище! Одно из последних поступлений. Вы не поверите!

Лея сидела, с ужасом, но уже с неподдельным интересом, наблюдая за людьми. Она была сражена. Она не представляла, что такое возможно. А еще вспоминала тот удивительный ветер в соседней комнате, он не давал ей покоя, он сводил с ума… Снова услышала голос Ильюшеньки: