УВЕДОМЛЕНИЕ

Это – СКАЗКА!

ВСЕ совпадения лиц, имен, пространства и времени – СЛУЧАЙНЫ.

События ПРИДУМАНЫ и наяву НИКОГДА не происходили.

Великий Энтомолог – Владимир Владимирович – учил: хороший читатель знает, что искать в книге реальную жизнь, живых людей и прочее – занятие бессмысленное.

РАЗЪЯСНЕНИЕ

Во многой мудрости много печали – сказал сами знаете кто. Потому, недозволенно смешивая жанры (о, как смешивает их жизнь!), впадая в мистику, смакуя недозволенное, чувственно воспевая невоспеваемое, сносок, ссылок и разъяснений не даем, отсекая праздношатающихся. Братья-по-разуму и так поймут (в крайнем случае, с помощью «гуглов» и разнообразных «википедий» – благо развелось их на закате Пятой расы).

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ!

Текст книги содержит нецензурные слова, жаргонизмы, натуралистические сцены табакокурения, эротики, употребления алкоголя, насилия и жестокости, прочих неблаговидных поступков, магических ритуалов и оккультных практик. Это вредит вашему здоровью.

НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ЧИТАТЬ: детям до 18 лет, беременным, легковнушаемым, зомбированным, одержимым бесами, неуравновешенным особам с психическими отклонениями.

ВНИМАНИЕ!

Категорически запрещается повторять ритуалы и оккультные практики, описанные в книге. ПОМНИТЕ: занятие магией без необходимой подготовки приведет к обратному.

ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ!!!

В данном тексте закодирована информация с элементами экзорцизма, которая может крайне вредно повлиять на последователей Сатаны и членов деструктивных сект.

…необходимо иметь смелость

видеть вещи такими, какие они есть.

Освальд Шпенглер

Пиши о том, что знаешь.

Сомерсет Моэм

Часть шестая

«резоЛЮЦИя»

Глава первая

Утро, 17 февраля 2014 года, понедельник

***

«Веры НЕТ!».

Разодрал отекшие глаза.

Вчерашние события казались сном.

Я поднял руки. Рассмотрел ладони, пальцы, которыми еще недавно касался Вериной тайны, тискал ее, нежил, сжимал в горсти.

«Это была не Верина тайна, а клоака какого-то чудища…».

***

«Но… если МОЕЙ Веры нет?

То она не попала в аварию, ей не нужна помощь.

Мне незачем суетиться.

Буду нескончаемо лежать в помятой несвежей постели, по соседству с корявым пятном подсохшей блевотины, и ждать смерти.

Если бы можно было закрыть глаза и сразу переместиться в Ад…

Иной дороги нет.

Без Веры – мне ВСЕ РАВНО.

Я уже умер, уже в Аду.

То, что теперь ходит по земле и лежит на вонючем диване – лишь фантом, жалкое подобие меня позавчерашнего…».

***

Поднял голову с подушки, оглядел сиротливое жилище: на столе лежала холщовая сумка.

Потянулся – благо, расстояние позволяло – взял сумку, распахнул молнию.

В сумке были деньги – аккуратные пачки купюр по сто Евро.

Пересчитал: пятнадцать пачек. Разорвал на одной банковскую тесемку: по дивану и по грязному ковру рассыпались новехонькие хрустящие листочки, больше похожие на сувенирные открытки, чем на деньги.

«И в каждом листике чья-то загубленная жизнь. И, судя по номиналу, не совсем пропащая, и не одна».

Собрал рассыпанное богатство, засунул обратно в сумку, задернул молнию. Сумку швырнул под диван.

«Веры НЕТ!».

***

«А если Велиал обманул? – укололо несмелой догадкой. – Если вчерашняя девушка, или кто там она, – не Вера: ни слова не проронила, лицо прятала!

А настоящая – МОЯ Вера – находится в реанимации и ждет в помощи?

И демон нарочно подстроил, чтобы я потом терзался виной, зная, что мог помочь Вере, и деньги для этого были, но не помог».

Я поднялся с дивана. Не умываясь, наскоро оделся.

Сунул сумку с деньгами в рюкзак, выскочил на улицу.

Поймал такси и направился в больницу к Вере.

***

На входе меня остановил дебелый санитар:

– Карантин! – процедил он сквозь зубы. – Вход запрещен.

– Мне проведать больную в реанимации. И к доктору… – залепетал я, пытаясь обойти санитара. Тот стоял монолитной стеной.

– Не суетись, – сказал санитар, беря меня двумя пальцами за локоток. – В приемном отделении есть регистратура. Все вопросы туда. Я проведу.

Не отпуская руку, он потянул меня по темному лабиринту больничных коридоров. Подвел к застекленному барьеру с овальным окошком, за которым сидела чернявая и недовольная, похожая на цыганку, тетка в белой косынке.

– Я хочу проведать Артеменко Веру. Она в реанимации. Позавчера доставили после автомобильной аварии.

Тетка смерила меня сонными глазами, молча стала перебирать карточки в длинных узких ящиках, затем долго листала журнал.

– Нету такой, – зевнула тетка.

– Как, нету! – меня передернуло. – Позавчера нас обоих доставили в вашу больницу. В реанимацию. После аварии на житомирской трассе…

– Вас тоже доставили? – перебила тетка.

– Ну да!

– А почему вы не лежите в палате, а бегаете по коридорах?

– Меня выписали вчера.

– После реанимации?

– Нет! Я не был реанимации.

– Вы только что сказали, что вас обоих доставили!

– Да нет…

– «Да» или «нет»? Мужчина, вы меня путаете! – возмутилась тетка, подняла глаза на санитара.

Тот стоял рядом, сложив огромные волосатые лапищи на груди и глядел на меня, как на капризного ребенка.

– А в морге? – шепотом спросил я – не было силы произнести ЭТО в голос. – Может она в морге?

– Мужчина, вы дурак? – зло пробурчала тетка. – Как она может быть в морге, если ее к нам вообще НЕ ДОСТАВЛЯЛИ?

«И к лучшему… Не хочу ее видеть мертвой. Пусть уж Касикан… Эта гадина Велиалова».

– Что еще? – нетерпеливо спросила тетка.

– Просто хотел узнать… – обреченно сказал я. Страшная догадка закрадывалась в сердце. – А доктор на месте?

– Как фамилия?

– Н-не знаю… Он ко мне в палату заходил. Позавчера. В сто двадцать третью.

– Вы, мужчина, сначала разберитесь, – буркнула тетка, но все же достала блокнот, пролистнула. – Доктор Пугач в отпуске.

– Как в отпуске? Я с ним общался! Ми с ним договаривались…

– Не знаю, с кем вы договаривались, но доктор Пугач уже две недели как в отпуске. Доктора – нам не чета, они по заграницам ездют, – ехидно сказала тетка и покосилась на санитара.

Тот взял меня за локоть двумя пальцами:

– Давай, проведу.

– Нет, нет… – я вырвался. – Так не может быть!

Санитар опять схватил меня за руку, но уже всей ладонью – как тисками.

– Все может быть, – прошептала тетка, уткнулась в бумаги.

Санитар потянул за собой. Я не упирался.

Он сначала вел меня за руку, но потом отпустил – понял, что никуда не денусь. Подвел к выходу, открыл стеклянные двери, выпустил меня наружу.

– Не ходи сюда больше, – сказал в спину.

Глава вторая

17 февраля 2014 года, понедельник

***

Домой шел пешком. На такси денег не хватило – оставалось лишь пару сотен гривен, которые отложил на продукты.

Дотронуться же к напитанным чужой болью и смертью еврофантикам, лежавшим в рюкзаке за спиной, брезговал.

И в троллейбус соваться не было силы: от обиды и страшной правды меня совсем не осталось.

Я шел пешком.

***

Шел и ПОНИМАЛ, что вчера ко мне приходила, все-таки, ВЕРА.

«Вернее – демоница, которая играла ее роль.

А МОЕЙ Веры НИКОГДА не было.

И она меня НИКОГДА не любила…

НИКОГДА!».

Вспомнил, как мы, вместе, в нашем двуедином счастливом Мире, рассуждали о понятиях «навсегда» и «никогда».

«Как давно это было. В прошлой жизни…

И она – сука! – играла…

Как-же хорошо она ИГРАЛА!».

Я протискивался меж групп озлобленных парней в масках, с битами и палками наперевес, которые бродили по улицам, и думал, что ЛЮБВИ в этом гребанном мире НЕТ.

А еще думал о том, сколько горя причинил людям своими ЖЕЛАНИЯМИ.

«Я, ведь, и раньше их загадывал. Перед поездкой в деревню, еще, будучи на службе у Велиала, загадал двадцать тысяч гривен, которые затем потратил на Верины одежки. И не особенно тогда комплексовал, и не мучился виной».

Я шел медленно. Будто перед смертью вспоминал детство и юность, и свои мечты об идеальном и гармоничном мире.

«Мечты, которые привели меня к Сатане…».

***

Где-то, в воспаленном мозгу, шелестел инстинкт самооправдания. Он утешал, что злые корыстные люди, своим цинизмом и лицемерием сделали из восторженного юноши-гуманиста себе подобное чудовище, которое принялось их убивать.

«И, значит, виноваты они…».

Но теперь это было мне безразлично.

Я не хотел жить и размышлял, как бы обмануть Велиала, чтобы наложить на себя руки.

Способов было множество, но не один мне не подходил.

***

Пришел домой. Не раздеваясь, повалился на диван.

«Живу как бомж… И черт с ним!».

Убивая липкую тишину, включил приемник. Из динамиков лилась то восторженная, то осуждающая галиматья о событиях, которые происходили в центре города, и до которых мне теперь не было дела.

Оказалось, что за время моего отсутствия в Киеве, зомбаки и особо буйные гипнотики захватили городскую администрацию, теперь там живут. Выбивая двери и ломая мебель, они называли себя «воинами Нарнии», «Орками» и тому подобной сказочной нечистью. Разбредясь по огромному зданию, хулиганы принялись грабить кабинеты, столовые, киоски, и все, что попадалось под руку. Во время экспроприации были изнасилованы две особо ответственные чиновницы, защищавшие секретные документы, и дедушка-завхоз. Одна из женщин, после экзекуции сумела вырваться, закрылась в кабинете и вызвала милицию. Когда на вызов прибыло три милиционера, их насмерть растерзала пьяная толпа.

«Утрите сопли кружевными трусиками.

Это революция, детка!

Великая Сатанинская революция…».

***

Повертел ручку настройки – не было силы слушать эту грязь.

В эфирных завываниях и шорохе прорезался девичий голосок, который бодро сообщил, что вчера в Альпах сорвалась снежная лавина и накрыла большую группу туристов – сто двадцать три человека, среди которых – семеро детей. Все погибли.

***

– Сто двадцать три. Из них, семеро…

«Нужно выпить!».

Я понял – ПОЧУВСТВОВАЛ! – откуда взялись деньги, которые принес Велиал.

Открыл холодильник. Там водки не оказалось.

«Сойду с ума…».

Нужно было переться в магазин. От одной мысли о том, что нужно сейчас одеваться, обуваться, выходить на улицу, становилось тошно. Но другого выхода не было.

«Разве что умереть. Но я даже из окна выпрыгнуть не могу, с первого этажа…».

Превозмогая тошноту, поплелся в ближайший магазин.

По дороге размышлял, как поступить, чтобы избавиться от щемившего во мне ужаса и боли. Решение было одно, и я уцепился за него, как за соломинку.

Я, ВСЕ-ТАКИ, решил себя убить.

Глава третья

Утро, 18 февраля 2014 года, вторник

***

– Сто двадцать три, – шептал я, глядя в потолок. – Из них семеро детей.

Зеленые чертики плясами перед глазами, голова раскалывалась.

– Сто двадцать. И семеро. Сто двадцать три минус семь – сто шестнадцать. Сто шестнадцать и семь.

Сердце в который раз сжалось колючей судорогой.

«Особенно жалко тех, семерых.

Особенно, если между них были девочки».

Губы пересохли, внутри жгло, саднило под левым подреберьем. Страшно представить, какой запах исходил изо рта.

«Так мне и надо, твари мерзкой, вонючей.

Хорошо хоть, Веры рядом нет. Ее больше никогда не будет…».

– Ее НИКОГДА не было! – хрипло захохотал-закудахтал я.

«Веры не было, и моя жертва никому не нужна, и те, сто шестнадцать и семь погибли напрасно».

***

Я честно пробовал себя убить. Не вышло: веревка оборвалась, газовые горелки натужно шипели, но, не сохраняя огня, тут же гасли.

Жалел, что у меня нет ружья.

Приноровился пырнуть себя ножом в сердце – не хватило духу.

Собрал все имевшееся таблетки. Превозмогая спазмы, проглотил горстями, запивая водкой.

Проваливаясь в серое забытье. Думал, НАДЕЯЛСЯ, что на этом ВСЕ и закончится.

Надеялся напрасно.

Утром проснулся с жутким похмельем, вонючий, мерзкий, но живой.

***

Я решил не вставать с дивана, и умереть от голода.

Но не прошло и получаса, как нестерпимо захотелось в туалет.

Умирать долгой смертью, истлевая в своих же испражнениях, я был не готов. Пришлось вставать.

В туалете меня вырвало.

Я блевал долго, протяжно, выворачивая нутро на изнанку.

После этого полегчало.

Я перебрался в кухню, долго пил из крана, понимая, что мой вчерашний план умирания не сработает.

«Велиал, гадина!..».

***

Будто в издевательство, после очищения желудка дико захотелось есть.

Я вывалил на стол содержимое пакета с продуктами, которые вчера купил вместе с водкой.

Судорожно разломал хлеб, кольцо колбасы, сыр. Запихивался и ел, брезгливо наблюдая за собой в зеркало, но не имел силы и желания остановиться.

Я выцедил остатки водки – вышло меньше рюмки. Глотнул залпом, зажевал.

«Нужно было раньше. После такого обжорства – не заберет».

И действительно, реальность оставалась прежней: лишь чуть ярче краски и резче звуки.

Зато новой волной нахлынули вчерашние мысли.

– Сто двадцать три. И семеро…

«Нужно надраться, иначе сойду с ума!».

Глава четвертая

Утро, 18 февраля 2014 года, вторник

(продолжение)

***

Выскочил в коридор, выпал на лестничную площадку.

Длинно, нетерпеливо позвонил в дверь Эльдару, затем Светлане Ивановне. Опять Эльдару, опять Светлане.

Открыл сосед.

– Водка есть? – выпалил я в приоткрытую дверь.

– Заходи, – буднично сказал Эльдар. Отошел с прохода.

Я протиснулся в узенький коридор, не снимая обувь, прошел на кухню. Плюхнулся на стул.

***

– Сто двадцать три. Из них семеро – дети, – выдохнул я. – Умерли. Это я их убил.

– Лично?! – Эльдар притворно содрогнулся, доставая из холодильника запотевшую бутылку водки.

– Нет. Из-за меня.

– Тогда другое дело.

Он поставил на стол граненый стакан, плеснул в него больше половины.

– Пей, – подал мне.

Я взял дрожащей рукой, выпил в три глотка. Вкуса не почувствовал.

Отдал стакан Эльдару. Занюхал горбушкой хлеба им же протянутой.

Прислушался к замершему нутру.

Несколько первых секунд ничего не случилось. Затем жестокий мир накрыло хмельной волной. Я расслаблено откинулся на спинку стула, блаженно улыбнулся:

– Я убил сто двадцать три человека. Из них семеро детей.

– Как?

– Своим ЖЕЛАНИЕМ. Из-за меня они погибли…

– Гм, – смутился Эльдар. – Китайский лидер Мао Цзэдун, воплощая политику «Большого скачка», привел к гибели тридцать миллионов китайцев. Одиннадцать миллионов уничтожено фашистами из-за Гитлера. По вине Сталина погибло двадцать миллионов. Вот это, я понимаю, размах.

– Смерть человека – трагедия, смерть миллионов – статистика. Сталин говорил.

– Сталин таких слов не говорил. Эта фраза является переиначенной цитатой из романа Ремарка «Черный обелиск»: «Но, видно, всегда так бывает: смерть одного человека – это смерть, а смерть двух миллионов – только статистика». Нужно читать хорошие книги, а не верить досужим домыслам. Кстати…

***

Эльдар протянул мне руку.

– Пошли в комнату. Кое-что покажу.

Я дожевал горбушку. Размазано, пьяно, отдал ему свою ладонь.

Эльдар поднял меня на ноги, завел в комнату, усадил в кресло.

Отстраненным, обезболенным рыбьим взглядом я наблюдал, как он подошел к письменному столу, порылся в ящике, извлек оттуда пухлую зеленую коленкоровую папку. Развязал тесемки, вынул стопку листов стандартного формата с отпечатанным на них текстом. Протянул мне.

«ДЕВИАЦИЯ» – прочитал я название. И внизу, курсивом: «История любви».

– Я дам тебе почитать СВОЮ книгу, – сказал Эльдар. – Я о ней и раньше упоминал. Но тогда ты еще не дорос.

– А сейчас – дорос?

– Не ерничай. В этой книге ответы на многие вопросы, которые тебя волнуют.

– Меня сейчас мало что волнует, – пьяно осклабился я.

Эльдар, казалось, не обратил внимания.

– Это первая часть моей трилогии.

– О чем?

– О безразличии к политике, экономике, патриотизму, суконной морали, атомным бомбам и будущему человечества – для меня это очень скучные материи. Моя книга о Вечном: о Любви и Смерти.

– Типа? – не унимался я. Меня бесил его тон и его самолюбование.

Эльдар замолк на полуслове, недовольно посмотрел на меня.

– Хорошо, – согласился он. – Сейчас я прочитаю небольшой фрагмент. Он из второй книги трилогии – еще не отредактированной. Прочитаю, и задам несколько вопросов.

И ты поймешь – о чем речь, и в чем суть.

Эльдар вытащил из того же ящика вторую папку, красного цвета, на которой шариковой ручкой, неряшливым почерком, было нацарапано: «Кн. втор. Мария».

Развязал тесемки, перебрал несколько, от руки исписанных, листов. Просмотрел. Один положил на стол, остальные вернул обратно.

– И так, – сказал Эльдар.

***

Он хекнул в кулак, прочистил горло и принялся читать:

– Утро буднего дня. Мы лежим с тобою в постели. Все разбрелись по своим неотложным делам. Наконец-то, нам никто не мешает.