Под сердцем шелохнулась, ожила Хранительница – сладко защемило. Видно, неспроста Юрка указал на незнакомку.
Забыв о фонограммах, которые находились в моём веданьи (чем заработал тумак от Арлекина), я не сводил с девушки глаз, пытаясь поймать её взгляд. Не сложилось. Заметила ли – не знаю. Если заметила – виду не подала.
Ближе к полуночи незнакомка растаяла за силуэтами слипшихся пар. Даже не глянула в мою сторону.
А на меня, особенно на Юрку, многие поглядывали: парни дружбу заводили, выпить приглашали, девчонки глазки строили. Юра этим часто пользовался: от приглашений ребят не отказывался, девичьи ласки принимал. Под конец дискотеки Арлекин бывал хорошо навеселе, в обнимку с нагидроленной подружкой.
Я к выпивке без повода относился равнодушно, к местным заводилам тоже, а на девиц не заглядывался, имея на то свои соображения.
К тому же, особо распутничать мне, вроде как, было нельзя – работал в школе, преподавал историю в средних классах и возглавлял пионерскую дружину. В конце восьмидесятых пионерское движение испускало дух, никого не интересовало, потому занимался я древней историей, внеклассной работой и дискотеками для старшеклассников. В Городке, где две средних школы и одна начальная, знали меня многие, и я многих знал. Но не эту барышню.
Уже дома вспомнил, что мы встречались. Судя по возрасту – старшеклассница из соседней школы или недавняя выпускница.
27 июля 1991, Городок
Мои догадки подтвердились. Однако не в среду, как ожидал, и не в пятницу. Лишь в следующую субботу – двадцать седьмого июля, на дискотеке.
– Леди и джентльмены, дамы и господа, сеньоры и сеньориты, сэры и … девушки! – разразился Юрка в микрофон. – Я приглашаю вас на медленный танец под песню американской певицы Мадонны: «Оправдай мою любовь»!
Толпа заволновалась в ожидании скрытого петтинга: пацанская борзота засвистела, предвкушая сближение с округлостями девичьих тел; девчонки завизжали в таком же предвкушении случайного касания к упругостям партнеров.
– Но! танец не обычный, – продолжал Юрка, стараясь перекричать заведенный люд.
Подождал, пока особо буйных одернули соседи.
– Песню я хочу поставить для друга. Всем известного, нами уважаемого диск-жокея Эльдара!
Народ загудел, заулюлюкал, с интересом пялился в мою сторону.
– Ещё не всё. Прошу освободить центр площадки. Уплотнимся под стеночки!
Масса шатнулась, расступилась. В ожидании представления сотня глаз стреляла то на меня, то на Юрку. Оставалось ждать, сохраняя спокойствие.
Хоть бы предупредил, гад!
– Среди вас присутствует девушка, которую попрошу выйти в круг! – Юрка повертел головой, ища глазами нашу незнакомку. Вознес палец, ткнул в стайку пёстро одетых девчонок у стены.
– Там, среди прекрасных НИМФ, затаилась героиня сегодняшнего балла! – куражился Юрка. Во как! Даже слов моих набрался.
Все разом повернулись в направлении пальца. Не ожидавшие такого внимания девушки растерянно сникли. Затем самая смелая выбросила руку, показно завизжала. Толпа расступалась, давая дорогу.
– К сожалению, это не та весёлая девчонка, которая искренне радуется. Её соседка! – перст выцелил жертву.
Поняв о ком речь, избранница засмущалась, подняла глаза.
– Как вас зовут, прекрасная незнакомка? – спросил Юрка.
Девушка ответила, но имя растворилось в гомоне.
– Как? – наклонился Юрка, дурашливо выставляя ухо.
– Её зовут Майя-А-А!!! – вместо девушки завопили подружки.
– Девушка Майя! Просим выйти в круг. Просим-просим.
Юрка принялся хлопать по запястью левой руки, в которой зажал микрофон. Толпа зааплодировала. Смущённая девушка оглянулась на подружек.
– Майя – чудесное весеннее имя, – тем временем лепетал Юра. – Свежее, как майский цветок…
Девушка вышла на середину. Тоненькая, не высокая, с темными волосами, собранными в хвостик; в светлом гольфике, облегающем едва означенные грудки, в голубых «Мальвинах». Безысходно посмотрела на Юру, затем – на меня. Взгляд задержала подольше, не отвела.
– Прекрасная Майя сегодня – королева дискотеки! Только… королевы не бывает без короля, – продолжал Юрка. – Королём вечера будет…
Толпа замерла.
– Будет… – интриговал Юрка.
На кого он намекает?!
– Будет… наш диск-жокей Эльдар!
Арлекин широким жестом указал на меня, застывшего с разинутым ртом.
Во, гад! Ладно, песню поставить, но – королём!
Сотнеглазая танцплощадка уставилась на мою смущённую персону, изучала: девчонки с интересом, ребята – с неприязнью, ревнуя к девичьему вниманию, оценивая возможного соперника. Майя тоже глянула – как прожгла.
– Скажу по секрету, – зашептал Юрка в микрофон, но усиленный равнодушной железякой секрет гремел на половину окрестного парка, – выбор королевы вечера принадлежит Эльдару!
Толпа зашушукалась, загудела уже с обратным настроем: девчонки разочаровано (как можно выбрать блеклую курицу?), ребята – с облегчением (серая мышка им даром не нужна). Я же, под перекрестным огнём любопытных глаз, обречённо улыбался. После дискотеки разберёмся.
– Попросим нашего короля спуститься с небес, то есть сцены, соединиться с королевой! Просим! – Юрка показно зааплодировал.
Толпа подхватила, но без особого азарта – представление закончилось, интрига разрешена.
Юрка вымучено улыбнулся в мою сторону, снизал плечами, тронул кнопку воспроизведения. Зазвучала дробь первых аккордов «Justify My Love». Нужно идти, на меня смотрели.
Осторожно, боясь оступиться под любопытными взглядами, шагнул со сцены, направился к Майе. Та стояла посреди круга, ожидала продолжения истории, в которую мы были втянуты милостью подлого сводника.
Я подошёл, улыбнулся, стараясь не отводить глаз от смущённого лица – вблизи она казалась ещё милее. Протянул девушке ладонь, кивнул. Майя сдержанно улыбнулась, отдала тонкие пальцы.
Самое страшное позади. Положил руки девушке на талию, чуть придвинул. На нас смотрели – спиной чувствовал: переговаривались, оценивали. Впрочем, после недолгого ритуала приглашений, молодая кровь растворилась в объятиях. Новоявленные Король с Королевой оказались никому не интересны. Мы растаяли в заколыхавшейся толпе.
От Майи исходил цветочный аромат, легчайшими флюидами круживший мою счастливую голову. Порою мы соприкасались коленками, порою бёдрами. Я замирал от страха и блаженства, продлевая эти невозможные касания. Я уже не злился на Юрку. Напротив! Сам бы никогда…
Музыка неожиданно смолкла. Мы разлепились, разняли руки.
– Спасибо, – выдохнул я.
Майя вряд ли услышала в окружающем галдеже, но не отходила. Глянула украдкой, опустила глаза.
– Надеюсь, мы ещё потанцуем. Вы не против? – спросил, пересилив неловкость.
Девушка ответила. За гулом не услышал, лишь заметил, как отрицающе качнула головой. Это значит, что мы не будем больше танцевать или, что она «не против»?
Спас Юрка – включил новую песню. Я без спросу взял Майю за руку, и мы стали топать под нечто западное, непонятное, не имевшее большого значения.
Осмелев, я не сводил с девушки глаз, любовался её ладными движениями, стройной фигуркой, отчаянными подглядываньями из-под бархатных ресниц.
На сцену в тот вечер я больше не возвращался. Между песнями к нам подходили Майины подружки, перекидывались пустыми словами, здоровались со мной, понимали, что лишние, растворялись в толпе. Под конец дискотеки, когда Юрка по традиции завёл «Прощание Славянки», а усталый народ потянулся к выходу, я бесповоротно решил провести Майю домой. Смущаясь и робея, отважился пролепетать о смутных временах и темных переулках. Девушка догадалась, не отказала.
Мы прошли центральной аллеей через парк, обходя беспокойные парочки на скамейках, затем спящими улицами. Легкий ветерок доносил с окраин уютные запахи скошенных приречных лугов, яблок, полыни, спелой картофельной ботвы и мириады неопределённых ароматов, которыми пахнет провинция летними ночами.
В небе стояла полная Луна. Перестрочные времена лишили Городок фонарей, зато добавили звёзд, освободив их от бестолковых соперников. Серебряная пыль рассыпалась по темно-синему бархату, едва подернутому лёгкими пёрышками облаков, вела безмолвные хороводы вокруг величавой Селены, которая дарила подлунному миру силуэты двух неприкаянных братьев и освещала наш путь.
Мы шли поразно. Я не решался обнять девушку, чувствовал – ей не понравиться.
Лишь раз, когда небесные красоты не смогли достаточно осветить ухабистый городецкий асфальт и Майя оступилась, взял её под локоть. Поддержал, не отпустил. Девушка благодарно кивнула, но руку забрала.
– А я сразу догадалась, что меня выберут, – сказала Майя, когда мы вышли на освещённую улицу.
– Почему?
– Замечала, как вы смотрели на меня сегодня. И в прошлый раз.
– Настолько заметно?
Девушка кивнула.
– Это Юрка. Я даже не знал. Тем более: король, королева.
– Жалеете?
– О чём?
– Что ваш друг нас познакомил.
– Не жалею. Я сам хотел…
Замолк, будто споткнулся. Тяжело говорить о чувствах с девушкой, которая нравится.
– И… – прервал паузу, – не называйте меня на «вы».
– Вы учитель.
– Я не учитель, а пионерский вожатый. И вы не пионерка. Одним словом – на «ты». Меня зовут Эльдар, – протянул девушке руку.
Майя усмехнулась, подала узкую ладошку.
– Майя, – сказала тихонько.
– Вот и ладно.
Затем Майя напомнила, где мы с нею встечались: на межшкольном кавээне; она была в команде соперников, а я – капитаном от нашей школы. А ещё рассказывала о себе.
Как и предполагал – ей семнадцать. В этом, девяносто первом, окончила школу, поступила на экономический факультет Киевского университета. Живёт с родителями в новой девятиэтажке на центральной площади, куда поселилась четыре года назад, как переехала в Городок. У неё есть брат, на шесть лет младше, и сестричка, которой пятый годик пошёл. Отец бывший военный, мать работает в райисполкоме. На дискотеку раньше не ходила – родители не разрешали, пока не поступит в университет. Подружки её – не подружки, а компания соседки. Предложили сходить на дискотеку – согласилась. Пошла из любопытства: знакомые рассказали, что двое парней танцплощадку в парке отстроили, дискотеки проводят, а один из диск-жокеев – интересный учитель из соседней школы.
Так и сказала: «Интересный»!
Когда возвратился домой – светало. Пёрышки облаков обратились перинами, набухли, засочились влажной пылью, которая ласково холодила мою счастливую физиономию.
Хорошая девушка Майя. Настоящая. Сердце сладко млело от предчувствия неизведанного, ещё недоступного, но вполне возможного. От смутной надежды вырваться из ледяной темницы, в которой находилось за истребление любви.
Тогда, полтора года назад, я не мог поступить иначе. Я был излишне праведным, чтобы нарушить запреты. Стал ли мир счастливее от моей праведности? Миру безразлично! Ему нет дела до двух песчинок, которые столкнулись, сцепились, развеялись вселенским вихрем: пусть страдают, лишь бы не порушили стройной, кем-то придуманной системы. Видно не Богом – Бог сам есть Любовь! Его трезвым, уверенным в своей правоте врагом, которому я услужил, растоптав несмелую, первую, самую сокровенную искорку девичьего сердца.
Пробрался тихонько коридором, стараясь не разбудить маму. Ощупью зашёл в келью, прикрыл двери. Освещения не включал. Разделся в предутреннем сумраке, нырнул под холодную простынь.
Ещё ни одна женщина не грела мою домашнюю постель – как пишут в старых пахучих книгах. Были интрижки на стороне, бессмысленные романы, но чтобы так, по-семейному, вместе всю ночь – не доводилось. Словом, одинокий, как Адам до сотворения Половинки.
А он, прародитель людей – изначальный рогоносец. Настрадался от женских чар, от непостоянства. Первая Адамова жена – огнерождённая Лилит – заскучала, к Люциферу подалась. Вторая, Ева – плоть от плоти, сотворённая из Адамового ребра для покорности и послушания, тоже не усидела в Райских кущах, со Змием спуталась. Затем яблочко поднесла: отведай муж дорогой, Добро и Зло познаешь. Адам послушно вкусил, но познал лишь медовую ловушку, которая толкнула во все тяжкие, где переплелось Добро и Зло.
Так и повелось с той поры: мается зачарованный род мужской, мнит себя вершителем, романтиком. А ОНА пройдёт, подолом мелькнёт, поведёт глазками, вздохнет томно и… заноет похотью, шевельнётся мохнатый чертик в свадхистане, ужалит щемящей иголочкой. И все свершения, все романтические бредни сводятся к месту происхождения мира, живописанному Гюставом Курбе.
Но то лишь начало мытарств безумного брата, угодившего в липкую паутину. Позабыв спасать мир, он примеряет упругое жало к запретному плоду. Ведающая о нашей слабости вроде покориться, милосердно снизойдёт, допустит чуть надкусить упругую кожицу, а дальше – к сладкой, сочной мякоти – никак нельзя! Только после возложения свободы на алтарь Гименея.
28 июля 1991, Городок
В обед зашёл Юрка. Я ещё нежился в постели, вспоминал стыдный сон, навеянный библейским сюжетом. Сладко просыпаться, когда первой искоркой проявляется: вчера с ТАКОЙ девушкой познакомился!
Юрка плюхнулся ко мне на диван, примостился в ногах, потянулся, как котяра. Глянул хитрюще.
– Ну что – дала?
– Заткнись! – вмазал похабнику ногой под ребра. Не сильно, для острастки.
Это он так шутит.
– Во-во! – Юрка скривился. – Вся благодарность. Ты ему девочку на блюдечке, а он затыкает.
– Спасибо, конечно. Но она – не ТАКАЯ.
– Все они «не такие». Нос воротят, а сами – аж пищат. Ждут, когда под юбку залезешь.
– Я сказал – она не такая!
– Ладно, дело твоё, – обиделся Юрка. – Только, сдаётся мне, начинается «Зина номер два» – год с нею за ручку ходить станешь, потом – поцелуешь, а она, в это время, будет ко мне бегать.
– Майя с тобой на одном поле…
– Её Майя зовут?
– Ты же сам вчера спрашивал.
– Я забыл. Со вчерашнего вечера столько баб… Так вот, насчёт поля: если бы она в моём вкусе – ещё бы вчера в кустах повизгивала. Ты меня знаешь.
Я его знаю. И как представил: моя, недоступная, вместе с Юркой! В кустах!
– Да пошёл ты!
– Пожалуйста, Эдмон. Только запомни, как Александр Васильевич, который Суворов, учил: натиск и напор решают всё!
– Сам разберусь.
– Сегодня вечером – дискотека. Не забыл? – Юрка поднялся с дивана. – Или любовью мозги отшибло?
– Не забыл. А ты зачем пришёл?
– Узнать, не даром ли вчера из себя клоуна корчил?
– Так бы и спросил, а то сразу: дала – не дала… Не даром. Спасибо.
– До вечера! – буркнул Юрка на прощанье.
Глава вторая
Первая половина августа 1991. Городок
Лето катилось на убыль: жаркое, дождливое, непостоянное.
С утра припечёт, пересушит, добавит бурых мазков унылому городецкому пространству – без надобности на солнцепёк не ступишь – опалишься. Воздух бездвижен, звуки в нём резкие, колючие. Зато, ближе к полудню, подкрадутся неожиданные тучки, скользнут по белому небу, заштрихуют горячими росчерками пылающий мир, вспенят речку, дохнут свежестью, проявятся изумрудом на умытых кленовых листьях. Затем, также стремительно, улетят, даруя жизнь сопредельным землям. И лишь воскреснешь, выберешься из тени, как обдаст парующей влагой, задушливым миражом, который тает, обращается пеклом. Затем опять дождь. Каждый день, третью неделю.
Непостоянный август стоял над Городком. Как и моя дружба с Майей, которую романом не назовешь – вроде новеллы. Юрка, знаток девичьих сердец, оказался прав.
Во вторую нашу встречу, когда после дискотеки пришли к Майиному дому, я настроился и, помня Юркины советы, привлёк девушку к себе, чтобы поцеловать. Не рассчитал, ткнулся губами в холодный нос.
Майя увернулась: мол, не хорошо приличным девушкам допускать ТАКИЕ вольности, не говоря о вольностях больших. А ещё сказала, что нравлюсь ей, рада нашей дружбе и, как старшему, вверяет мне свою честь. Так и сказала, по-книжному.
Следующие три недели августа, вечерами, в дни дискотек, я заранее приходил к её дому, ждал на скамейке. Майя царственно выплывала из парадного, мы вместе шли в парк. Порой держал её за руку, но так, чтобы меньше кто видел (донесут матери!), порой обнимал за плечи, но «без глупостей» – как отшучивалась девушка.
Наша дружба свела мою работу диск-жокея к настройке аппаратуры перед дискотекой да раскладке бобин. Дальше Юрка обходился сам, а я шёл к Майе.
В медленных танцах мне дозволялось гораздо больше, чем в реальности, лишённой музыки. Это, как бы, не считалось. Нарушая оговоренные запреты, я опускал руки на Майины бёдра, прощупывал сквозь легонькое платьице ещё более нежную ткань, отороченную кружевной тесёмкой.
Притворно избегая столкновения с ближайшей парой, я подавал девушку на себя, притискивал до ощущения упругих грудок, вжимался в её бедро довольной плотью. Я чувствовал, что она это чувствует, но не отпирается, лишь стреляет из-под ресниц отражёнными сполохами фонарей.
Многомудрый Юрка больше не похабничал. Понимая мои желания, старался на славу: количество медленных танцев на танцплощадке увеличивалось, переросло в абсолютную величину – к недовольству буйных одиночек и одобрению пар.
Я влюбился! – сладко млело под сердцем. Особенно перед сном, на зыбкой границе сна и яви, когда обращение «дружбы» в «РОМАН» становилось реальностью.
19 августа 1991, Городок
Прошла половина августа. Майя двадцатого собиралась в Киев. Дружба наша оставалась «дружбой», а мои надежды затеплить отношения отодвигались в призрачное будущее.
Майя обещала каждые выходные наведываться домой, я же в ноябре поеду в Киев на экзаменационную сессию в педагогический, где заочно учусь на историческом факультете, но от того не легче. В столичном чуждом мире вряд ли ЧТО-ТО произойдёт, если не произошло в уютном городецком захолустье.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке