Глава 3. Конь на привязи

Едва с зимним пальто через левую руку Туран появился в зале ожидания, как перед ним тут же возник хозяин заведения.

– Мастер, надеюсь, вы довольны, – на лице Коня застыла улыбка профессионального холуя, зато в эмоциональном фоне разлился страх.

– Признаться, едва-едва, – Туран как мог изобразил на лице гримасу плохо довольного клиента. – Вода была горячей, а ватрушки вкусными. Впрочем, ваша банщица старалась. Сколько с меня?

Правя рука нырнула во внутренний карман за бумажником. В эмоциональном фоне Коня распустилось преогромное облегчение, будто он весь день мучился запором, но только сейчас счастливый и довольный слез с ватерклозета.

– Вот, пожалуйста, – Конь с поклоном протянул маленькое чёрное блюдечко.

Туран подхватил бумажку-счёт, глаза стрельнули по строчкам. Что же, очень даже неплохо, всего 5 виртов, 46 совиртов. Вообще-то это недельное жалованье простого рабочего на лесопилке или квалифицированного столяра на местной верфи. Но для бани, она же публичный дом, это более чем приемлемо. Пять виртов стоят услуги банщицы. Причём она не просто лежала с раздвинутыми ногами, а помыла Турана с ног до головы. В эту же цену вошла сама баня, то есть вода, дрова, керосин в лампах. А 46 совиртов – это за чай, морс, ватрушки и пирожки. Точно такой же заказ в «Господине лососе», в трактире в Торговой слободе, обошёлся бы если и дешевле, то не намного. Не иначе, именно в этом и заключается хитрый расчёт Коня. В его баню ходят и купцы, которые привыкли платить за товар реальную цену. Основной доход владелец бани получает не с чая и булочек, а с услуг проституток.

– Сдачи не нужно, – Туран протянул пару банкнот.

– Благодарю вас, мастер, – Конь льстиво улыбнулся.

Империя оплачивает мастерам питание и проживание. Но, увы, щедрость государства на бани, они же публичные дома, не распространяется. Пусть всего 46 совиртов за чай с ватрушками, плюс чаевые, Турану пришлось оплатить из своего кармана.

– А теперь, уважаемый, нам придётся поработать, – Туран спрятал бумажник обратно во внутренний карман сюртука. – Где мы можем побеседовать?

Сердце Коня тут же ухнуло в левую пятку. Скользкий владелец бани так надеялся, так наделся, что дорогой гость свалит по-доброму, но не свезло.

– Прошу вас в мой кабинет, – холёная ручка Коня указала вдаль по коридору, – там нам никто не помешает.

Тёмная лестница в конце коридора привела Турана и владельца бани на второй этаж, где находятся жилые комнаты банщиц, кухня, кладовки и кабинет самого Коня. Причём рабочее место владельца совмещено со спальней.

– Прошу вас, мастер, – Конь принялся чиркать спичками и зажигать керосиновые лампы.

Туран неторопливо оглянулся. Даже с первого взгляда видно, что в этом небольшом кабинете Конь проводит не так уж и много времени. Стандартный набор бюрократа сведён к минимуму: небольшой письменный стол, шкаф с бухгалтерскими томиками и пара стульев. В углу, над низкой кушеткой, на широкой деревянной полке посреди шкатулок возвышается весьма и весьма приметная лампа. Внешне она похожа на обычную спиртовку, только заметно больше, а на боках весьма искусно нарисован лесной пейзаж приятного синего цвета.

Туран вовремя стиснул зубы. Только не улыбаться! Только не улыбаться! А то Конь раньше времени заподозрит неладное. Только что решилась очень трудная проблема: как прижать владельца бани и при этом не выдать Юргу. Уж теперь-то Конь никуда не денется.

– Присаживайтесь, мастер, – Конь отодвинул стул во главе письменного стола, а сам опустился на другой для посетителей.

Пока они поднимались на второй этаж, Туран успел обдумать стратегию предстоящего допроса. Конь тип скользкий, к том же, умный. Он постоянно вращается в высших кругах Ничеево, хотя на светские рауты в дом городского главы его не приглашают. Такого на понт не возьмёшь, надавить авторитетом так же не получится. Единственный более-менее верный способ разговорить Коня – устроить ему самый настоящий официальный допрос под протокол.

Стопка бумаг с лёгким шлепком упала на столешницу. Из кожаной папки Туран извлёк чернильницу, коробочку с мелким песком и стальное перо. От одного только вида походной канцелярии в эмоциональном фоне Коня заметались перепуганные зайцы.

– Утус Кенаев, – Туран демонстративно расправил перед собой бумажный лист, – для экономии времени я сразу же сниму ваши показания под протокол. Так что в ваших же интересах говорить правду, только правду и ничего кроме правды.

Первый удар попал точно в цель. Эмоциональный фон Коня тут же потемнел от страха. Сколький владелец бани прекрасно знает разницу между милой беседой с полицейским чиновником и допросом под протокол.

– Ваше полное имя, пожалуйста, – стальное перо нырнуло в раскрытую чернильницу.

– Гурьян Зоянич Кенаев, – просипел владелец бани. – Хотя знакомые и друзья гораздо чаще называют меня Конем.

– Ваше прозвище отношения к делу не имеет, – Туран усмехнулся.

Спокойно и методично Туран записал официальные данные Коня.

– А вот здесь, пожалуйста, – Туран протянул Коню листок, – распишитесь, что ознакомлены об ответственности за дачу заведомо ложных показаний согласно УК, статья 307.

Такая постановка вопроса Коню жуть как не понравилась. Чего, чего, а исповедоваться он точно не собирается. Однако владелец бани покорно чиркнул собственное имя, причём даже без клякс.

– Для полноты понимания произошедшего мне так же потребуются показания угоры Луниной, – Туран развернул лист с «шапкой» протокола перед собой. – Пожалуйста, позовите её.

По лицу Коня прокатилась нервная судорога. Глаза владельца бани забегали из стороны в сторону. А что творится в его эмоциональном фоне – смотреть страшно, зато без смеха никак нельзя. Мысленно Конь пыхтит и мычит от натуги. Скатываться в откровенную ложь ему просто страшно, как-никак, а перед ним сидит правдовид. Но и правду говорить ох как не хочется.

– Угоры Луниной нет, – на лбу Коня мелким бисером выступил пот, – она пропала. Возможно, стала жертвой «проклятия нишранов».

– Почему не заявили в полицию?

– Потому что с момента исчезновения Жемчужины, простите, угоры Луниной, не прошло положенных по закону трёх суток.

Ну, жук, выкрутился. Аккуратным почерком Туран занёс слова Коня в протокол.

– Пожалуйста, распишитесь, – Туран вновь передвинул Коню протокол.

Во второй раз владелец бани ничуть не более уверенно чиркнул своё имя. Кончик стального пера едва не проткнул тонкую бумагу насквозь. Коню крайне, крайне не нравится подтверждать собственной подписью собственные слова. В душе он чует ловушку, но сделать ничего не может. Туран, в свою очередь, не требует с него ничего сверх положенного по закону.

– Должен сообщить вам, – Туран развернул лист к себе, – что расследование случаев связанных с «проклятием нишранов» как раз является одной из моих целей приезда в Ничеево. По этой причине мне необходимо осмотреть личную комнату угоры Луниной, при необходимости, изъять её личные вещи. Особенно меня интересуют деньги, драгоценности и документы. Прошу вас привести двух понятых, дабы мы могли сразу же оформить протоколы обыска и изъятия.

От злобы и бессилия Конь едва ли не в прямом смысле заскрипел зубами. Ему жутко хочется схватить со стола эти проклятые бумажки, порвать их, а клочки запихать в глотку залётному начальнику из губернии. Но нельзя. Страх, словно ведро холодной воды, в одно мгновенье остудил эмоциональный порыв владельца бани.

Про себя Туран усмехнулся, выбранная тактика оправдала себя на все сто. Пусть авторитетом на Коня не надавить, зато не ему тягаться с Тураном в умении вывернуть себе на пользу нормы и правила уголовного производства.

– Не надо, это, не надо понятых и протоколов, – Конь с трудом перевёл дух. – Жемчужина, чтоб её, пропала вместе со всей своей одеждой, деньгами, драгоценностями и паспортом.

– Неужели, уважаемый, «проклятие нишранов» позарилось на материальное? – Туран улыбнулся, сарказм ядовитыми каплями сорвался с языка. – Неужели таёжный дьявол унёс угору Лунину вместе с её нижним бельём, золотыми колечками и паспортом? Зачем, спрашивается, ему в лесу деньги? Или, уважаемый, – Туран склонил голову, – вы что-то недоговариваете?

Конь захрипел как перегруженный конь.

– А причём здесь Жемчужина, уважаемый? – Конь с гордым видом расправил плечи. – Может, нет никакого проклятия. Может, она ещё вернется.

Лучшая защита – нападение. Только древняя военная заповедь Коню не поможет. Нападать имеет смысл тогда и только тогда, когда есть силы. Ну а если сил нет, то нужно либо удирать, либо капитулировать.

– Угора Лунина является важным свидетелем, – холодно пояснил Туран. – Ибо она была среди тех, кто не просто видел витуса Ксижена живым в последний раз, но и общался с ним. То ест, общалась. Ну раз угора Лунина стала жертвой проклятия, то это отягчающее обстоятельство требует немедленного расследования. Так что, уважаемый, будете говорить правду? Или мы сейчас займёмся поисками Жемчужины по всей строгости закона?

Чего, чего, а искать на ночь глядя сбежавшую проститутку Коню не улыбается. Тем более он точно знает, что в Ничеево её нет.

– Сбежала она и шмотки свои прихватила, – буркнул Конь.

Во-о-от, это гораздо ближе к истине. Сквозь силу, через «не хочу», Конь начал говорить правду.

– Не пропало ли что-нибудь ещё, – Туран на миг оторвал взгляд от протокола, – там, деньги, украшения и прочие ценности, которые ей не принадлежат?

– Нет, – Конь отвёл глаза.

Врёт, зараза. Стальное перо легко пробежалось по белому листу протокола. На этот раз Конь соврал самым натуральным образом. Впрочем, тем лучше.

– Распишитесь, – Туран вновь передвинул протокол ближе к Коню.

На этот раз владелец бани чиркнул собственное имя почти не глядя в протокол. Злость уже настолько переполнила его душу, что едва не забила голос разума топором. Ещё лучше.

– Великолепно, – Туран демонстративно тряхнул лист протокола. – Когда мы найдём угору Лунину и вдруг выяснится, что она что-то у вас украла, то у вас, уважаемый, будут неприятности. Но вы не волнуйтесь, – Туран опустил протокол обратно на стол, – в Снорке судья правдовид, он сразу поймёт, кто из вас говорит правду, а кто врёт.

Это надо видеть, Туран едва успел прижать ладони к столу. Внешне Конь остался спокойным, зато в его душе тихо вскипела лютая ненависть к залётному начальнику из губернии. Сильные эмоции настолько истерзали ему душу, что почти перегорели, ибо невозможно вот уже десять минут становиться всё злее и злее.

– Даже не пытайтесь, уважаемый, – как ни в чём не бывало произнёс Туран. – Я – мастер. Вы же знаете обычай: если убивают мастера, то на виселице должен оказаться как минимум один виновный. Два – хорошо, три – ещё лучше. Сами понимаете, кто в Ничеево станет подозреваемым номер один, если я так и не выйду из вашего чудесного заведения.

Владелец бани отвернул лицо. Замечание попало точно в цель. Пусть Коню до дрожи в коленях хочется треснуть залётного начальника из губернии тяжёлым стулом по голове, только он не сделает этого. Туран прекрасно знает подобных скользких типов. Часто они падают в обморок при виде пореза от бумаги на указательном пальце. Нет, стул, а тем более нож, топор или револьвер, не их метод. Деньги – вот их главное оружие.

– Не надейтесь на витуса Никвока, – Туран откинулся на спинку стула. – Я и так уверен, что начальник полиции ваш постоянный клиент и что в вашем заведении он получает хорошие скидки на обслуживание и помывку. Я, если вы забыли, из губернии, уважаемый. Как у мастера, у меня имеется прямой доступ к «телу» витуса Шандар, нашего любимого губернатора. К тому же, я уверен, вы слышали о его жгучем желании назвать меня зятем.

Ну нельзя же так, Туран отвернулся. Смех рвёт горло. Вот уж и сам не думал, что связь с дочерью губернатора, точнее, настойчивое желание Исслары Шандар женить его на себе, вдруг пригодится на работе.