…Засов вновь стукнул уже под утро, и мы (мы в первый раз за эти дни спали, обнявшись – нипочему, просто так, чтобы ощущать себя живыми…), откатившись в стороны, вскочили. Но урса не вошли внутрь, даже не заглянули. Вместо этого – зашвырнули кого-то, и этот кто-то упал мне на ноги.

– С прибытием, добро пожаловать, – сказал я (на всякий случай) по-английски, отодвигаясь и садясь.

Можно было различить, что этот новенький – мальчишка. Наверное, помладше нас с Дейной, такой же длинноволосый, как почти все здесь (волосы – пепельно-русые). На мир мальчишка смотрел одним испуганным синим глазом, второй был подбит, и здорово. Не сводя с нас взгляда, он быстро сел, подтянув колени к подбородку.

– Привет, ты кто? – вполне дружелюбно спросила Дейна. – Я – Дейна, это – Олег, – она очень постаралась выговорить мое имя.

– Я… Димка… – ответил он по-русски, переводя взгляд с одного из нас на другого. – Данилов, Димка…

– Так ты тоже русский?! – возликовал я.

* * *

Как выяснилось, ликовал я зря. Не знаю, что делали с Димкой, но сейчас он вздрагивал, даже если его просто окликали. На вид с ним не было ничего особо страшного, но, очевидно, его просто-напросто надломили страхи перед будущим. Когда мы это поняли, то сильно озаботились.

Дело в том, что именно в этот – четвертый – вечер мы решили начать подготовку к побегу. И вот, пока Дейна скребла бороздки на двух досках, намечая контуры лаза, я подсел к новенькому.

– Слушай, – начал я без обидняков, – мы бежать решили. Сам видишь, у нас толла есть. Ты как – с нами?

Его взгляд метнулся влево-вправо, потом остановился на мне – жалобный:

– Нет… – вяло шевельнулись губы.

– Ты что?! – Я схватил его за плечо. – Ну, не сходи с ума! Бежать надо! Да ты не бойся, мы тебя не бросим!..

– Они догонят, – вновь еле слышно шепнул Димка, и я увидел, что он беззвучно плачет. – Догонят и… хуже будет…

– Да куда хуже-то?! – выдохнул я. – Все равно конец…

– Везут же куда-то, – покачал головой мальчишка. – Может, там можно будет приспосо… приспособиться… хоть как-то жить…

– А если я не согласен «как-то»?! – зло спросил я. – А ну и черт с тобой!

Я переместился к Дейне и, сменив ее, начал ожесточенно скрести доски. Ирландка, подтолкнув меня, шепнула:

– Что он?

– Не хочет бежать, – ответил я зло, – боится.

– Я попробую с ним поговорить, – решила Дейна, перебираясь к Димке. Я резал доски, по временам прислушиваясь и замирая. Все было в порядке, если не считать того, что работа продвигалась, конечно, медленно.

Вскоре вернулась Дейна. Покрутила головой:

– Да, боится. Очень… Слушай, как бы он нас не выдал…

Я ничего не ответил. Только вновь зашоркал по доскам…

…Весь следующий день мы, осмелев, продолжали с короткими перерывами резать доски. Димка сидел в углу, опустив голову на руки, скрещенные на коленях. Мы практически не обращали на него внимания, охваченные лихорадочным нетерпением. Но вечером, когда мы остановились, а лагерь угомонился, доски начали шататься – а потом с тихим хрустом просели наружу, удерживаемые только кожаной обтяжкой.

– Все, – выдохнула Дейна (резала как раз она). И мы снова оглянулись на Димку. – Слушай, мне его жалко. Он же не виноват… Мы ведь тоже боимся.

– Мы боимся и спасаемся, – ответил я. – А он боится и ссыт, лапки сложил… Дай-ка. – Я взял у нее толлу.

– Погоди, ты чего хочешь?! – Она цапнула меня за плечо. Я молча освободился и перебрался к Димке, который встрепанно вскинулся. Открыл рот. Вжался в доски так, что они скрипнули под его спиной.

Сказать честно?

Я собирался его убить. И не то чтобы очень пожалел. Просто… ну, не знаю. Я сел рядом с ним и, дернув за плечо, сказал:

– Слушай, мы сейчас уйдем. Не хочешь с нами, боишься – ладно, черт с тобой. Но крик не поднимай. Будь человеком, а?

Я встал и, не глядя больше на Димку, отошел к Дейне. Присел и начал резать кожу – осторожно, оттягивая ее и поглядывая наружу.

* * *

То ли по наитию, то ли еще как, но дырку мы прорезали – в самый раз пролезть и, вывалившись в нее, плотно прислонили кожу на место. Посидели у колеса, прислушиваясь и присматриваясь. Дул ветер – сильный и теплый, шумели неподалеку деревья. Небо было чистым. Я нашел взглядом Полярную.

– Идем на нее, – шепнул я Дейне. – Пошли…

…До рощи за лагерем мы добрались без приключений. Там лично мне стало не по себе – отовсюду слышались стоны, вздохи, завывания. Неподалеку что-то плескалось, кто-то ревел. Будь моя воля – мы бы забрались куда-нибудь на дерево, заночевать. Но в том-то и дело, что сейчас вопреки разуму нужно было как раз идти ночью.

Дейна, конечно, тоже боялась, хотя я и отдал ей толлу – какая-никакая, а защита. Но шла следом молча и бесшумно, никак не реагируя на все угрожающие звуки. Да, если вдуматься, большинство из них вряд ли были угрожающими на самом деле…

…Я провалился в грязь по колено, ткнувшись в тростники. За ними тихо плескалась вода.

– Река, – сказала за моим плечом Дейна. Я раздвинул камыш.

Перед нами в самом деле была речная поверхность, в которой ярко отражалась луна. До соседнего берега – шелестящей черной стены таких же, как здесь, камышей – было метров сто. Но по этой глади неспешно крейсировали отлично видимые теперь источники того самого плеска и рева.

Крокодилы. Или что-то вроде. Их было много, и были они офигеть какие огромные.

– Вот твари, – процедил я. – Отмель… пошли, Дейна, ниже по течению, там глубина… и их там не должно быть…

Мы полезли через камыш, то и дело проваливаясь в грязевые ямы, но при этом стараясь не слишком шуметь. Какая-то здоровенная тварь с визгом, ревом и хрюканьем рванула мимо нас откуда-то из грязи – мы едва не рванули с таким же визгом в другую сторону.

– Кабан? – выдохнула Дейна, держась за мое плечо. – Какой огромный…

– Энтелодон, – вспомнил я название водных кабанов. – Он неопасный… – вот в этом я как раз не был так уж уверен. – Пошли, пошли…

– Эти сволочи плывут за нами. – Дейна указала толлой на воду. «Сволочей» во множественном числе я не увидел, но один крокодил действительно плыл параллельным курсом. То ли по своим делам, то ли имея в виду нас.

Река стала еще шире (хотя и не намного), а крокодил внезапно наддал и ушел вперед с сильным отрывом. Мы переглянулись, и я вошел в воду первым, разгребая ее руками перед собой. Когда стало по живот – оттолкнулся и поплыл. Дейна быстро нагнала меня и двинулась рядом, ритмично взмахивая руками – в одной был зажат нож.

Нельзя сказать, что я не боялся. Но страх был каким-то глухим и не особо беспокоящим, словно боль в заживающей ране.

Никто не тронул нас на этой переправе. Никто и не заметил того, как мы, тяжело дыша – не от усталости, а от волнения, – выбрались на берег и исчезли в камышах…

* * *

Если честно, это все не очень походило на Иран, который я себе представлял как равнинную пустыню. Вместо этого мы шли через субтропический лес, поднимаясь постепенно вверх и вверх, а с проплешин впереди поднимался горный хребет.

– Эльбарс, – сказала Дейна, – а за ним – Каспий. – Она, кажется, знала географию не хуже Танюшки. – Если возьмем западней, то выйдем на Кавказ, но это далеко и опасней. А здесь есть риск никого не встретить, на побережье появляются только казачата из Астрахани…

– Лучше пойдем к Каспию, – предложил я. – Кавказ кишит урса… А там как-нибудь.

– Авось, как вы любите говорить, – подколола она меня, поворачиваясь. Она шла первой. Еще утром мы соорудили себе набедренные повязки, а Дейна вдобавок – накидку на плечи.

– А что, – улыбнулся я в ответ, – авось – это великая вещь… Слушай, мы себе ноги не посбиваем?

– Я бы не сказала, что ты такой неженка, – хмыкнула Дейна. – Ниггера того ты уработал здорово… Есть охота. – Она сменила тему резко и неожиданно.

– Пошли, – кивнул я ей, – стоя на месте, мы так и так ничего не отыщем…

Финики – и в офигенном количестве – мы нашли там, где начался уже настоящий подъем в горы. Я никогда не ел свежих фиников, и то ли с голоду, то ли как объективная реальность, но они показались мне очень вкусными, а главное – были сытными. Набрать их, правда, было некуда, кузовок сделать не из чего, но такие же пальмы видны были и впереди-дальше.

Не знаю, сколько мы прошли за день. Погони не было слышно, а после суток на ногах мы буквально падали и, едва начало темнеть, завалились в какую-то расщелину, куда накидали по максимуму травы – как раз хватило, чтобы утонуть в ней, как в пуховой перине. И все-таки я не спал еще какие-то минуту или даже две.

И думал – думал, что пока все хорошо. Но это еще не значит, что так будет и дальше.

* * *

Я проснулся от того, что Дейна хотела зажать мне рот, именно хотела. В нашу расщелину лился утренний свет. «Что?» – спросил я глазами. «Урса», – так же ясно ответил мне ее взгляд.

За ночь трава, конечно, не успела высохнуть и, на наше счастье, не шуршала. Я добрался до края…

…Урса двигались косой частой линией снизу. До щели, в которой мы сидели, им оставалось метров сто, не больше. И было ясно, что мимо нее они не пройдут.

«Зароемся в траву», – показал я. Дейна быстро закивала. Я забросал ее травой, нашарил толлу и закопался сам, постаравшись, чтобы сверху трава осталась примятой: вдруг решат, что заночевали и ушли?! Надежда была призрачной – но все-таки…

Сквозь спутанные былки травы было видно небо над краем расщелины. Метались, прыгали острые, колючие мысли. Не страх – нет.

Две головы наверху. Без масок, но сами – как страшные маски.

Напряжение свело меня в комок. Дейна, кажется, уже вовсе не дышала.

Урса – один из тех двоих – соскочил вниз и принялся ворошить сено ассегаем.

«Вот и все», – холодно подумал я, вскакивая на ноги.

Урса ничего сделать не успел – я вогнал толлу ему в солнечное сплетение: снизу вверх, по рукоять. Перехватил ассегай – и тот, который стоял на верхнем краю, повалился вниз несобранным мешком с ассегаем в груди.

– Вверх! Бежим! – быстро скомандовал я, выскакивая наружу. Дейна вылетела без моей помощи – и я увидел, как она перебросила через себя в расщелину попытавшегося ее схватить урса. Замахнувшегося на меня ассегаем (а убивать-то они нас не хотят… плохо…) я уложил двойным прямым в корпус.

Мы рванули вверх по камням. Но в тот миг с отчетливой ясностью я понял: мы бежим лишь потому, почему бежит от охотников зверь. Не потому, что надеется спастись.

Потому что страшно не бежать.

Страшно сдаться без боя…

Урса окружали нас на бегу – петлей. На равнине, пожалуй, нам удалось бы от них оторваться за счет скорости или выносливости. Но ни я, ни Дейна не привыкли бегать в горах, где то подворачивались под ноги камни, то попадались расщелины.

Дейна бежала впереди. И сперва, когда она остановилась и подалась чуть назад, я подумал: увидела заходящий спереди второй отряд урса. Но уже через секунду понял свою ошибку.

Впереди были не урса. А… пустота.

Сначала я в каком-то умоисступлении совершенно спокойно подумал: «Край земли» и лишь потом понял, что это всего лишь обрыв. Метров десять шириной и глубокий. На дне среди камней щетинились чахлые кустики.

Я оглянулся. Урса перешли на шаг. Они тяжело отдувались.

– Недолгая нам выпала свобода, – горько сказала Дейна. – Ну что ж… Рабыней я все-таки не буду… Прощай, Алек. Ты отличный парень.

Ее лицо стало вдохновенным и решительным. Словно в том танце, который танцевали мы с нею вместе назло урсам, она оперлась на левую ногу – и прыгнула, раскинув руки, вперед. Прямо в восходящее солнце.

На миг мне показалось, что она взлетела…

…Я боюсь высоты. Очень боюсь. Чтобы преодолеть этот страх – этот, а не страх смерти! – мне понадобилось две секунды.

Урса хватило и этого.

* * *

Это снова был сарай. Практически такой же, как тот, на Кавказе… Типовые они тут у них, что ли? По всему свету настроили?

Горько мне было. И страшно. А еще – жаль Дейну. Хотя – что ее-то жалеть, тут меня надо было жалеть скорей уж…

Почему не бьют-то?! Этот факт меня уже начал пугать. Раз хорошо обращаются – значит, уверены, что впереди меня ждет нечто такое, по сравнению с чем любые побои – семечки…

Если честно – я поддался тоскливому унынию полностью и сидел в углу, скорчившись и обхватив колени руками, когда вошли несколько урса. Я смерил их мрачным взглядом и улегся на колени щекой, надеясь только на одно: сейчас подойдут, быстренько отмахнут ятаганом голову – и все. Ну… или разложат, оттрахают, потом отрубят руки-ноги, а следом – опять же голову. Ну и ладно. Подольше, конечно, да и жутко – но потом зато все равно конец этому ужасу.

Пускай, только быстрее…

Вместо этого меня быстро, но странно осторожно вздернули на ноги и выволокли наружу…

Около полусотни урса живым кругом огораживали площадку шагов десяти шириной, на которую меня вытолкнули. Сощурившись от ударившего в глаза солнца, я не сразу понял, что с другой стороны, если так можно выразиться, круга вытолкнули мне навстречу другого белого мальчишку. Он точно так же моргал и щурился, переминаясь с ноги на ногу, – и точно так же, как я на него, уставился на меня, едва немного пришел в себя. Не знаю, как он, а я увидел пацана примерно одних с собой лет, роста, веса и сложения, такого же загорелого (и не очень чистого, мягко скажем), но светловолосого и голубоглазого. Это было все, что я успел увидеть, – меня пихнули сзади чем-то острым, и я заметил, что и этого парнишку ширнули в спину ассегаем, подталкивая нас друг к другу. Одновременно кто-то из толпы сказал по-немецки:

– Деритесь друг с другом. Быстро, ну?!

Вот оно что! Я вспыхнул, сжимая кулаки. Парнишка, очевидно не сообразивший, что я понимаю немецкий, кажется, принял это за готовность к драке и вскинул к подбородку свои. Урса загудели в радостном ожидании.

– Они хотят из нас сделать гладиаторов, – сказал я по-немецки.

– Ты австриец? Швейцарец? – На лице у мальчишки появилось удивление. – У тебя акцент, только не пойму – какой…

– Я русский, меня Олег зовут… и я не буду драться с тобой им на потеху, – твердо сказал я.

Мальчишка опустил кулаки.

– Я Элмар, – представился он. – Немец.

– Драться! – заорал вновь голос из толпы. Мы с Элмаром посмотрели друг другу в глаза. Он усмехнулся углом рта и первым сделал шаг навстречу.

В центре круга мы обнялись. И развернулись спина к спине, лицами к урсам, которые обалдело замолкли. Элмар весело хмыкнул и сказал на ломаном русском:

– Вот теперь я буду драться с удовольствием!

– Взаимно, – ответил я. – Надеюсь, нас убьют.

– Взаимно, – так же заметил Элмар.

На какое-то время урса опешили. Потом круг ощетинился внутрь широкими и длинными лезвиями ассегаев и начал смыкаться.

* * *

На этот раз мне досталось – впрочем, вновь на удивление мало. Я этим воспользовался на полную. При желании много можно сделать просто руками и ногами… Не знаю, что произошло с Элмаром – нас все-таки растащили в стороны, – но, мне кажется, и он получил массу удовольствия. К сожалению, не удалось завладеть хоть каким-нибудь оружием. И вот теперь я вновь валялся в этом проклятом сарае…

Шаги урса разбудили меня раньше, чем они вошли сами – трое. За их спинами в проеме двери вставало солнце, я на миг увидел рощу на берегу вялого, сонного потока и какую-то глиняную стену. В следующую секунду двое урса рывками выкрутили мне руки, а третий затянул на глазах повязку, непроницаемо закрыв свет.

Я не сопротивлялся, внутренне готовясь к тому, что меня ожидало (в том, что не будет ничего хорошего, я был уверен, тем более что меня опять-таки не били и вели осторожно). Земля под ногами была сухой и теплой, я ощутил дыхание и жар толпы, услышал сдержанный шум голосов – голосов урса.

Потом меня куда-то столкнули – в яму, неожиданно и резко. Я выставил вперед руки, готовясь к падению… но оно оказалось коротким, и земля больно ударила по ладоням, как всегда бывает, если ты приготовился упасть с высоты, а оказалось, что она невелика.

Я вскочил, одновременно сорвав повязку.

Меньше всего я ожидал увидеть то, что увидел.

Я находился в круглой яме, похожей на конфетную коробку из глины, обожженной до твердости камня – даже цвет у нее был красновато-кирпичный. На верхнем краю ямы – по всему периметру, на высоте примерно двух метров – стояли урса. Они уже почти не болтали, переговаривались заинтересованно, а смотрели с откровенным любопытством. Губастые рты скалились, блестели подпиленные зубы и лезвия наклоненных ассегаев.

Кроме меня в яме – шагов тридцати в диаметре – никого не было.

Я облизнул высохшие губы, не переставая оглядываться. Чувство опасности не просто сигнализировало – оно вопило в голос…

Опасность появилась сзади, но я успел повернуться еще до того, как она стала реальной. Над краем ямы, среди раздавшихся в стороны урса, выдвинулся решетчатый край клетки. Я услышал сиплый… звук, скажем так, похожий на стон, но стон не больного человека, а… а опасного сумасшедшего. Точнее подумать я и не успел.

На окаменелую глину бесшумно и от этого еще более страшно соскочил зверь. Очевидно, его выпихнули силой, и он упал, но, как и все кошки, упал на лапы. Не глядя на меня, поднял голову, осмотрел верхний край ямы, ощетиненный ассегаями. И неспешно развернулся ко мне.

Я был один. Я был ближе. Я был без оружия.

Я не знал, что это за зверюга. Олег Фирсов определил бы, а я видел только, что это странно короткий – метра полтора – но очень высокий – почти столько же в холке! – невероятно широкогрудый хищник с мощными, чуть кривоватыми передними лапами, короткими задними (от чего он весь казался каким-то перекошенным) и куцым хвостом, резко подергивающимся вправо-влево. На длинной, сильной шее сидела неудобно-прямоугольная голова с маленькими круглыми ушами и длинными – в две ладони – клыками, медленно выдвигавшимися сейчас из кожаных «чехлов» на подбородке. Желтые немигающие глаза светились нерассуждающей холодной злобой.

Я увидел, как на загривке зверя поднимается жесткая шерсть. Тихое, страшное рычание заклокотало в горле рыжей твари.

«Саблезубый тигр, – спокойно подумал я. – Так. Меня что, тащили в эту даль, чтобы тупо затравить тигром в паршивой яме?»

Мне стало тоскливо. Тоска сжала горло; тигр двинулся вперед. Я невольно попятился. Сколько он весит? Килограммов триста? Наверное, меньше, но не намного… Собьет прыжком с ног, закогтит и тут же раздавит голову пастью. Не очень долго… Бегать от него по яме? Смешно, урса уписаются…

Нет, не побегу, решил я. Но вновь попятился – тело бунтовало. Припадая на широко расставленные передние лапы, тигр двигался ко мне, клокоча горлом. Его клыки обнажились полностью…