Осенний сплин

Осень – время для раздумий:

ночь, свеча, камин и грусть,

ожиданье новолуний,

слов, знакомых наизусть.

Всё, что радовало летом,

вдруг окажется пустым.

ночь исчезнет незаметно,

в закаминную пустынь,

чтоб задув свечи огарок,

догорающий камин,

сном укрыв, как пледом старым,

погрузить в осенний сплин.

Осенние метаморфозы

Сгорело лето,

рассвет промозгл и стыл,

из-за листвой ещё вчера шумящих веток,

в рассветной дымке,

траурным буклетом,

взлетели в небо церковные кресты.

А писк птенцов

сменил вороний грай,

не радует уж свет резной наличник,

ход жизни нарушая мой привычный,

от солнца рано уходящего за край.

Ну, здравствуй осень,

ты, как всегда нежданно,

вошла сквозь окна, а не через дверь.

Не ждал я вовсе,

что с утренним туманом,

тоска крадётся, вслед за ним в постель.

А небо станет пасмурным и серым,

и дождик будет до зимы в окно рыдать,

плясать по крыше, как на голом нерве,

и настроенье по ночам – дождю под стать.

Смолк телефон:

наверно простудился,

кошмар медийный страшнее, чем война,

а почтальон,

как электрон у Бора Нильса,

сошёл с орбиты, перебрав в пути вина.

Ах осень, смилуйся,

повремени немного,

дай сил отвыкнуть от летнего тепла,

все чувства в минусе:

знаменье эпилога,

мне выжгло лето видно чувства все дотла.

И осень рыжая,

сменила гнев на милость,

сверкнула солнцем по цветному полотну.

Из дома вышел,

пелена свалилась,

и я в почтовый ящик заглянул.

Бабье лето

Бабье лето не понять мужикам,

им, что лето, что зима – трын-трава.

Век бы прыгать да скакать по рукам,

а у бабы, что ни год, то за два.

Летом в поле от зари до зари,

да и семеро по лавкам в избе,

и мужик, чтоб по утрам не корил,

так, что некогда вздыхать о судьбе.

Только выдастся случайно денёк,

вдруг средь осени – весна на дворе,

будто, кто для баб тепла приберёг,

разбудил для них любовь в сентябре.

Не считает бабье лето года,

им разгладит всем нахмуренный лоб,

пропадут заботы все без следа.

бабье лето, а потом хоть потоп.

Прощание с осенью

Когда на небе полная луна

и осень спорит с белыми ночами,

алеют клёны в лунном свете кумачами,

в квадрате чёрном моего окна.

В стекле застыла бледно-розовая дымка,

замёрзших луж прозрачная слюда,

клён облетающий с берёзкою в обнимку,

украшенной серёжками из льда.

Не спится мне осенней этой ночью,

уже светает и луны фонарь поблек,

костры кленовые погасит первый снег,

мне холода суровые пророча.

Преддверие зимы

Ещё проглядывает зелень,

среди редеющей листвы,

октябрь чем-то схож с апрелем,

вот только воздух мёрзл и стыл.

Да солнце всходит с опозданьем,

всё раньше прячется за лес,

и резче веток чёрных грани,

похожих в сумерках на крест.

Как в спячке клёны и каштаны,

раздав осенние дары,

дождём залечивают раны,

остатком листьев боль прикрыв.

Мои так с клёном схожи чувства

и грусть неясная потерь,

нам так двоим на сердце грустно,

когда зима стучится в дверь.

Я наберу кленовых листьев,

их до апреля сохраню,

венок пошлю из закулисья,

весне – прелестной инженю.

Зимний город

Падал, словно пух лебяжий,

на асфальт пушистый снег.

Воробьи, на снежной пряже,

понаделали прорех.

Вслед за ними, по дорожке,

деловито, неспеша,

по снежку трусила кошка,

проверяя каждый шаг.

Вот в развязанной ушанке

проскользил по льду пацан,

чуть не сбитые гражданки,

вслед кричали: «хулиган!»

Но не злобно, не сердито,

для порядка, вмиг забыв.

город весь зимой пропитан,

удивительно красив.

Дыхание зимы

Чарует осень своим цветным нарядом,

пьянящим листьев запахом хмельным,

но, где-то мельком, чувствуется рядом,

неуловимое дыхание зимы.

Ещё не снятся ни морозы, ни метели,

походит лето бабье больше на весну,

и, вдруг заметил, что кусты заиндев‘ели,

волшебник будто хрусталём их обернул.

Рассыпал иней с утра пушком на стёкла,

их по краям украсил в звёздчатый узор,

опавший лист, давно уже поблёклый,

посеребрил календарям наперекор.

Я встану рано: на столе холодный чай,

в камин погасший загляну на всякий случай,

открою окна в доме настежь сгоряча,

навстречу воздух – морозный и колючий.

Долой печаль, уймись осенняя хандра,

настало время обновленья и надежд,

прогнозы руша все, походкой от бедра,

зима шагает мне навстречу без одежд.

Снег

Наконец-то выпал снег,

грусть увядания припудрив

берёзок, потерявших кудри,

всем дав им на зиму ночлег.

Собой храня их юный образ,

баюкать будет до весны,

скрывая их осенний возраст,

под прядью гордой седины.

Весну дождавшись терпеливо,

нап'оит землю и сойдёт,

а над рекой склонившись ива,

слезой в душе растопит лёд.

Зимняя сказка

Если у женщины ищущий взгляд,

и грусти в глазах повол'ока,

не слушайте то, что о ней говорят:

ей просто сейчас одиноко.

Просто морозы застали врасплох,

в весеннем её сарафане,

от летних дождей он ещё не просох,

и в прошлое памятью м'анит.

Летят мотыльками снежинки в глаза,

и тают, стекая на сердце,

а ветер в душе узелок развязал:

от памяти некуда деться.

Не надо будить, лучше горстку тепла,

из слов ободряюших бросить,

и вот уж слеза по щеке потекла,

напоминая про осень.

Очень ей нужен спасательный круг,

в заставшей её непогоде,

чтоб хоть на время смертельный недуг,

не был ей так безысходен.

Кто знает, ведь может быть это судьба,

забредших в метель одиночеств,

забытой улыбкой вернуться к губам,

будящей весну между строчек.

И с ней не страшны, ни мороз, ни пурга,

а снег – лепестки от ромашек,

сугроб станет сеном душистым в стогах,

а гром – мендельсоновским маршем.

Мороз отпустил, от улыбки притих,

сугробы под солнцем просели,

в кафешке, за столиком на двоих,

запахло грядущим апрелем.

Первые заморозки

Месяц выглянул двурогий

из-за тучи над трубой.

Кошка трётся мне об ноги,

спину выгнула дугой.

Лунный свет играет тенью,

от скользящих облаков.

Плачет тихо дождь осенний,

превращаясь в мотыльков.

И мерцают мутно звёзды,

сквозь замёрзшее окно,

обещают дней морозных,

белоснежья полотно.

Отразится в лужах месяц,

глядя в них, как в зеркала.

Прилетит из поднебесья

к нам зима, белым-бела.

Моей музе

Я живу в зачарованном мире,

где сливаются грёзы и явь.

Ты в моей холостяцкой квартире,

в эту ночь своё сердце оставь.

Разбуди, дай мечтам разговеться,

стены тесной каморки раздвинь,

дай взглянуть на ушедшее детство,

где мой Янь познакомился с Инь.

Приоткрой то, что тайной сокрыто,

мне туманы сомнений развей,

чувства все процеди через сито,

в поседевшей моей голове.

Натяни струны сердца до звона,

чтоб, как в юность звучали они,

а весь мир, что судьбою разорван,

словом тёплым согрей, обними.

Я готов, словно раб на галерах,

горький свой отрабатывать хлеб,

оставаясь в душе флибустьером,

на широких просторах суд'еб.

Прошепчи мне про дальние дали,

где тепло от сверкающих звёзд,

чтоб нашли мы, что долго искали:

млечный путь среди белых берёз.

Мне ключи от волшебного слова

подари, дай прочувствовать вкус,

чтоб рождались из звука простого,

не слова, а мелодия чувств.

Евангелие от фонаря

Круж‘ат снежинки мотыльками,

купаясь в свете фонаря,

внизу их ждёт холодный камень:

последний таинства обряд.

Кружась меж небом и землёю,

за миг познав и рай и ад,

от следом падающих скроют,

что нет для них пути назад.

Весна придёт на смену стужам,

храня, как память их любви,

под фонарём большую лужу,

чтоб в ней плескались воробьи.

Вначале было слово

В начале было слово и в конце,

а между ними время пролетело,

виски припорошило цветом белым,

морщины разбросало на лице.

Подкралась старость тихо, невзначай,

между словами здравствуй и прощай.

Трава-мурава

Когда упадёшь ты в траву-мураву,

и отыщешь с ней общий язык,

увидишь иначе небес синеву,

и взгляд на тебя стрекозы.

О многом расскажет трава-мурава,

про то, что давно позабыл,

напомнит из детства такие слова:

всё встанет внутри на дыбы.

Закроешь глаза и почувствуешь сам,

вдруг привкус рассветной зари,

и, если ты думаешь, это роса:

это слёзы рассвет обронил.

Жёсткий вагон

Вагончики качаются,

колёсики: тук-тук.

Всё в жизни возвращается

на свой начальный круг.

Звон ложек, подстаканников,

мельканье фонарей,

как милостыню странники,

ждём у своих дверей.

Салон-вагоны з'аняты,

лишь в жёстком есть места,

там приютили странники

на краюшке Христа.

Летит состав, качается,

как в парке карусель,

и долго не кончается

из прошлого туннель.

Старый дом

Старый дом идёт под снос.

Опустевшие квартиры,

как столешня после пира,

словно преданый Христос.

Он устал, и всем простил,

и давно готов уж к сносу,

хоть и держит ряд стропил,

крышу старую, как посох.

Жаль бездомных воробьёв,

да сверчка за стылой печкой,

их впредь никто не позовёт,

на заветное крылечко.

И не всхлипнет под ногами,

скрип рассохшихся дос'ок,

и всё то, что было с нами,

как вода уйдёт в песок.

Дом снесли, на пустыре,

бродят серые вороны,

грай звучит их похоронный,

словно памяти обет.

Слёзы счастья у соседа:

всё не вечно под луной,

а чувство, будто дом я пр'едал,

став в беде к нему спиной.

Вырву старый, ржавый гвоздь,

что торчит в оконной раме,

сохраню его на память,

сколько б ездить не пришлось.

Глаза

Глаза – врата таинственной души,

она ресницами пытается прикрыться,

и не узнаешь, что на дне её творится:

молиться хочет, или согрешить.

Она закрыта, лишь подрагиванье век,

предательски нам выдаст интерес,

и будто в Ноев ты с земли попал Ковчег,

а ощущенье, что в тебе Христос воскрес.

Что не один ты, здесь шарик весь земной,

тут даже в дождь, витают птицы в облаках,

а буря вмиг смениться может тишиной,

и, может статься, ты вообще не при делах.

Душа – потёмки, а глаза – её врата,

тут и для смелых не всегда фартит удача,

и не помогут здесь медовые уста,

лесть, уговоры, ну а подкупы – тем паче.

Шитьё по живому

Я нитками суровыми

латаю в сердце раны.

Выходят швы корявые,

хоть шьётся не впервой.

Я знаю, что не н‘адолго,

и поздно, или рано,

закончится терпение

у нитки нулевой.

Сотрётся нить суровая,

иглы конец затупится,

рука к шитью привычная,

устанет раны шить.

Живу одной надеждою,

что у судьбы заступницы,

в запасе есть надёжные

заплатки для души.

Миг

Терпеть пустоту больше невмоготу,

и яблони тонут в цвету.

Ветер разносит с цветков лепестки

осколками судеб людских.

Пусть красоты той и короток миг,

хоть кто-то услышит их крик.

Вьются, пока их к земле пригвоздят,

первые капли дождя.