Фу, аж мороз по коже… Как-то это все мерзко и неправильно. Откуда здесь вообще эти комиксы? Уроды рисовали?..

– Это по ходу Шумеры, – вдруг произнес Борода.

– Кто? – хором спросили Вова и Леший.

– Ну жил такой народ давным-давно, чуть ли не раньше всех, о нем типа всякие слухи странные ходят. Жили в Азии, где сейчас то ли Иран, то ли Ирак, все время путаю…

– А ты что, историком был? – спросил Леший.

– Нет. Я хирургом был. – ответил Борода. – Опухоли из людей вырезал…

Мы с Лешим переглянулись. Случилось небывалое! Борода рассказал что-то из своей прошлой жизни. Неужели рисунки на него так подействовали? Тот, не обращая на нас внимания, продолжал:

– Был у меня кореш один, Петька. Семьями дружили…

Опа! И семья, оказывается была!

– Так вот, он в свое время на этих шумерах просто помешался. Читать про них все подряд начал, язык учить. К нему в гости придешь, а там по всей квартире таблички с буквами этими и картинки древние развешаны. Ну, насчет букв может я и ошибаюсь, но глаз вот этот я точно у него видел. Там он тоже на самом видном месте был. Что-то он такое рассказывал про него… Не помню, нехорошее что-то. Короче, Петя их чуть ли не богами считал… Вот так.

– Что-то бред какой-то, – произнес я. – Мы выходим из дома и, пройдя пятьдесят метров натыкаемся на остатки древней цивилизации? Здесь?

– А что у нас тут не бред? – спросил Борода. – Не привык еще что ли? Эти буквы, кстати много, где по Городу намалеваны. Я просто раньше внимания не обращал. А сейчас рисунки увидел, шумеры из памяти и выпрыгнули.

– Я тоже припоминаю, – сказал Леший. – Я в начале же в другой команде был, на Луговой. У них там тоже в подвале стеночка была. И знаки вроде похожи…

– Но это же явно здесь рисовалось! – не унимался я. – В том, настоящем, мире, кто мог Горгулью и Гвоздя нарисовать?! Да еще так… – я не мог подобрать слово. – Охренительно подробно и качественно! Я ни фига не понимаю, блин!

– Да ты что разошелся-то? – пожал плечами Борода. – Никто ничего не понимает. И никто по этому поводу давно не парится. Может у зверья местного вдохновение было. Взял какой-нибудь кадавр, наточил коготь и давай живописать… Ладно, хорош! Мы не в Третьяковку шли, а выход искали. Двинули!

На самом деле, что я так завелся из-за каких-то там шумеров? Мало тут абсурда? Тут куда ни глянь бред на бреде… И бредом погоняет…

Пошли дальше. Метров через тридцать коридор сворачивал налево под прямым углом. Высота коридора над поворотом была уменьшена балкой, на которую опирался кирпичный простенок. Видимо, когда-то хотели поставить тут дверь. Из-за поворота пробивался тусклый, явно неэлектрический свет. Я, Леший и Борода синхронно сбавили шаг, потом и вовсе остановились. Чуйка пробила всех одновременно. Я успел схватить за плечо опередившего меня и беспечно шагающего дальше Вову. Тот вздрогнул, повернулся. Глаза испуганные, но так, в меру. Крепкий паренек…

– Что? – прошептал он. – Услышали чего?

Я поднес палец к губам, знаками приказал ему замереть, а сам повернулся к Лешему. Тот уже протягивал мне круглое выпуклое зеркало, закрепленное на конце хромированного, телескопического стержня. Вот и палка–селфи, найденная как-то в районе Рынка, пригодилась. А еще брать не хотели…

Я растянул ее до максимума и левой рукой осторожно высунул зеркало за угол, заранее сориентировав его поверхность на максимальный обзор пространства слева. Автомат в боевом положении одной рукой держать было неудобно, но приходилось терпеть. Я же просто гайка. Гайки все стерпят…

В отражении появился точно такой же коридор, а в конце перспективы, суженной оптикой почти до точки, еле виднелась приоткрытая дверь, из-за которой ярко бил дневной свет.

Дошли…

Коридор был пуст, проемов в стенах больше не имелось. Блин, а что же так колбасит то, а? Может там, за дверью, на улице кто ждет?

До боли изогнув запястье, я довернул зеркало, чтобы рассмотреть потолок над поворотом. И рассмотрел. На кирпичном простенке между перемычкой и потолком, уперевшись ногами в углы и немыслимо скрючившись, висел здоровенный Урод и нежно смотрел на меня через зеркало. Наверное, сожитель, а может просто гость нашего убитого соседа. На водочку пришел… Красные глаза посверкивают за мутными бельмами, широкий рот раскрыт в улыбке, с одного из нижних клыков свисает длинная, тяжелая капля слизи. И, главное, ни звука. В засаде он, ясно? Пипец, они тут все продуманные стали!

Я осторожно, стараясь не делать резких движений, начал поднимать оружие, собираясь бросить телескопичку на пол и быстро перехватить автомат обеими руками. Мужики сзади тоже чуть слышно зашуршали, сообразив, что дело нечисто. И тут эта мерзкая капля оторвалась наконец от кривых зубов и со смачным шлепком упала прямо в центр моего зеркала, размазав и без того отвратительную картинку. Это неприятное событие, видимо, послужило для Урода сигналом к атаке. Дальше все происходило молниеносно.

Он спрыгнул на пол, мягко приземлился, и практически без паузы пружинистым прыжком метнулся на меня, замахиваясь левой рукой для удара. Я упал на спину, уперся ногами и дулом калаша ему в живот, одновременно перекидывая его за себя и нажимая на курок. Гром выстрелов в тесном коридоре был оглушительным. Но еще более оглушительным оказался сильнейший удар когтями по голове, которым, пролетая надо мной наградил меня Урод. Окружающее поплыло перед глазами, в башке загудело, как сквозь туман до меня доносились злобное рычание, не менее злобная матерщина и короткие очереди.

Когда я пришел в себя и смог оглядеться, все уже кончилось. Мертвый засранец бесформенной кучей валялся посреди коридора, истекая своей черной кровью, а мужики, тяжело дыша, сидели вокруг, прислонившись к стенам.

– Живой? – спросил Леший, посмотрев на меня.

– С трудом, – я снял шлем с головы. Вот эта вмятины! Будто вилами прошлись. Пощупал макушку. Крови нет, но болит сильно…

– Ловко ты его через себя прокинул. – сказал Борода. – Правда, прямо на нас…

– А мне надо было ему шею подставить? – огрызнулся я.

– Ладно, не заводись! – поднял руки командир. – Молодец. Даже живот ему прострелить успел…

Потом, повернувшись к Лешему, сказал:

– Не, прикинь, Лех, как они умнеют? Он же нарочно между нами скакал, чтоб мы друг другу секторы перекрыли… Если б не Вовина тупость, до сих пор бы танцевали.

– Да-а, – самодовольно процедил Вован, – Клево я ему башку продырявил!

– Клево! – согласился Борода, – А заодно и мне тоже чуть не продырявил…

– Да-а, – опять протянул Володя, улыбаясь.

Борода помолчал, потом покачал головой:

– Сказочный долбоеб…

***

Меньше всего Дятел был похож на птицу…

Скорее, он напоминал Камаз, если сравнивать габариты. А что касается внешнего вида, то у меня возникала единственная ассоциация – здоровенная живая сопля, постоянно меняющая форму. Полупрозрачное тело бледно зеленого цвета, внутри которого просматривалось что-то похожее на очень гибкий и пластичный скелет, казалось, было сделано из жидкого металла, будто второй Терминатор, но не сверкало, красиво переливаясь хромированными отражениями, как у киношного робота, а жирно лоснилось чем-то типа силиконовой поверхности.

Когда Дятел рыскал туда-сюда по развороченному склону вокруг двери в Сарай, он принимал форму четвероногой табуретки. Иногда вырастала пятая нога, иногда наоборот, втягивалась в тело четвертая, и табурет передвигался на трех ногах. Когда он штурмовал дверь, большая часть студенистой массы, из которой состояло тело, переливалась на одну сторону, разрастаясь в огромный кулак, две оставшиеся конечности утолщались, упираясь в землю, кулак резко распрямлялся и тараном лупил в металлическую поверхность, уже совсем критически вдавленную внутрь. Тело расползалось по двери огромным блином, в центр которого, соединяясь друг с другом, втягивались опорные конечности, и выворачиваясь наизнанку, Дятел превращал себя в шар и откатывался назад. Потом из шара снова вырастало некоторое количество ног, следовала пробежка вверх-вниз по растоптанному репейнику, а потом снова – мгновенная трансформация в стенобитное орудие и очередной удар. Как заевшая пластинка… Или робот…

– А у него голова есть вообще? – спросил Вова. – Куда стрелять то?

– Есть подозрение, что стрелять бесполезно, – процедил Борода. – Тут, бля, гранатомет нужен… А лучше авиационная вакуумная бомба. Ты с собой не взял случайно?

– А как он нас жрать собирается, если у него даже рта нет, – не унимался Вован.

– Переварит как-нибудь. Вон, у Егора спроси. Он с чем-то подобным уже сталкивался. Правда тот поменьше был. Намного…

Я машинально прикоснулся к опоясывавшему шею шраму от ожога. Те события, казалось, произошли десятилетия назад и не со мной, а с кем-то другим…

Полчаса назад мы вышли на поверхность через найденный нами черный ход Сарая, осторожно спустились на Речной проспект и, никого не встретив, пересекли его. Потом прокрались обратно ко входу в бункер вдоль забора ГРЭС, добрались до пивзавода, точнее до потока мутной жидкости, не так давно отделившего его от нас, забрались на невысокую кровлю какого-то склада и наконец увидели Дятла, который нарезал наверху круги по склону, периодически штурмуя нашу дверь.

Сейчас мы в полной растерянности сидели за кирпичным ограждением, по очереди высовываясь и рассматривая в бинокль явившееся взору чудо…

В мире стояла все та же ватная тишина, которую нарушали только глухие, набившие оскомину, удары, в сером небе клубился густой темно-серый туман, а слева, на высоте пятидесяти метров над землей, застыл скорбным памятником пропавшему человечеству теплоход "Хирург Разумовский", безжалостно пронзенный тремя красно-белыми копьями труб. По корпусу ниже ватерлинии во все стороны разбежались трещины, с киля свисают длинные темно-зеленые водоросли, похожие на бороду. Зверья вокруг, как ни странно, не наблюдалось. Видимо, Дятел всех распугал.

Мы сидели. Идей ни у кого не было. Слишком большим, сильным и неуязвимым выглядел наш противник. Такого мы еще не встречали. Даже отсюда, с расстояния около сотни метров, эта огромная, неутомимо движущаяся сопля внушала непроизвольный ужас и отвращение.

Затянувшееся молчание прервал Леший:

– Дверь еще недолго продержится. Скоро вышибет. – сказал он. – Потом в змею превратится и в Сарай заползет. Тогда все, тушите свет… Надо или валить его, или как-то уводить.

– Как ты его уведешь? – спросил Борода. – Он вторую неделю тут, как привязанный. Как он вообще нас почуял то? Столько лет жили, ни разу никто не лез.

– Как почуял – не важно. Следил может. А может они тут все общаются давно друг с другом, сам же говорил, вон какие умные стали… Так вот, Уроды к нему в берлогу пришли пиво пить и рассказали, что типа знаем, где есть мясо, но сами добраться не можем. Подсоби, Дятел. А мы в долгу не останемся. Поделимся человечинкой… Короче, не важно… Что делать-то будем?

– Интересно, быстро эта херня бегает? – спросил я.

– Вылези – проверь, – бросил Борода. – Я что-то не хочу пока.

– Давайте отсюда шмальнуть попробуем, – продолжил я. – Борода, у тебя же Вал бесшумный. Поглядим – вообще, почувствует Дятел пулю или нет…

– Он тогда нас почувствует и кинется, – ответил Борода, зло оглядываясь на меня.

– Ну мы и побежим, а он за нами. Так и уведем подальше. Главное – придумать куда бежать…

– В Шестерку! В нашу! – оживился Вова. – Они же туда не лезут днем, сами говорили.

– Так это обычные не лезут, – задумчиво протянул Леший. – А этот совсем какой-то… Необычный… Хрен знает, чего от него ждать.

Я думаю, мы бы еще долго спорили, выдвигали идеи, взвешивали все за и против, но судьба распорядилась по-своему. Русская пословица о том, что терпение и труд все перетрут, который раз доказала мудрость народа, ее придумавшего. После очередного удара Дятла раздался громкий металлический звон, разнесшийся по всей округе, и правый верхний край нашей родной двери сантиметров на тридцать провалился внутрь Сарая, а железные стержни, державшие этот угол, выдавились наружу вместе с краем рамы, выломав большой кусок кирпичной кладки. По стене бункера, змеясь, побежала вверх и наискосок неслабая трещина.

Мне кажется, Дятел сам на миг охренел от свалившейся на него удачи. Он откатился назад, вырастил три конечности, приподнялся на них и застыл, недоуменно покачиваясь. Застыли и мы, хором сказав одно и тоже матерное слово. Прошло секунд десять, до твари видимо дошла наконец суть происшедшего, и она радостно ринулась на дверь. Следующий удар еще больше завалил поврежденный угол внутрь, но остальные три еще держались.

"Еще несколько раз долбанет и пипец, – мелькнуло у меня в голове. – Всем. И веселой Светке, и блатному Бабушке, и борзому Чапаю и даже большому добродушному Валуеву. Не поможет тут его хук справа… Они мои друзья. Так нельзя…"

Я выпрямился, вскинул автомат и, пропустив мимо ушей гневный окрик Бороды, начал садить короткими оглушительными очередями в полупрозрачное мерзкое существо. Краем глаза я видел, что практически синхронно со мной так же поступил и Леха. Пули входили в Дятла и застревали где-то внутри, оставляя на теле красивые узоры медленно расходящихся по поверхности кругов. Как будто горсти камней бросали в густой кисель. Другого видимого эффекта не было, хотя ублюдок явно их чувствовал, так как вместо очередного броска на дверь он замер на месте, приняв форму головастика, стоявшего на трех хвостах, и снова начал покачиваться.

Тут к нам присоединился Вова, а вслед за этим сухо затрещал и автомат Бороды. В молоко не бил никто. Такое расстояние для нашего оружия было просто смешным. Тело Дятла пошло еще большей рябью от частых попаданий, а он все также не предпринимал никаких действий. Было вообще непонятно, доставляет ли ему хоть какой-то дискомфорт слитный огонь из четырех стволов.

Почти одновременно мелькнули два трассера. Потом еще два. Наступила тишина. Патроны в наших магазинах закончились, мы быстро перезарядились и, вскинув автоматы, увидели, что Дятел наконец идентифицировал нас, как угрозу, и принял решение ответить. Непонятно было, чем он смотрел или слушал, ни глаз, ни ушей мы не видели, но двинулся он четко в нашу сторону. Причем двинулся очень оригинальным способом. Его тело трансформировалось в широкий и тонкий блин или монету идеально круглой формы, стоявшую на ребре. В следующий миг монета покатилась на нас со склона, постепенно набирая скорость, чуть подскакивая на неровностях рельефа. Вот так. Дятел – дятлом, а тоже соображает. Повернулся к нам минимальной площадью поражения, попробуй, попади в это ребро…

– Валим! – мгновенно оценив ситуацию, заорал Борода и, спрыгнув на мостовую, со всех ног побежал налево по Речному проспекту. Мы ломанулись за ним. Другого направления побега просто не было. Впереди – злобный Дятел, справа – ядовитый поток, который не перепрыгнуть, сзади – территория ГРЭС, про которую рассказывают разные неприятные истории. Кстати, странно, что до сих пор никто оттуда не вылез…

Мы успели пробежать метров тридцать, когда сзади раздался оглушительный грохот. Я оглянулся на ходу. Разогнавшийся с горы Дятел не сумел вовремя притормозить и со всей дури врезался в склад, на крыше которого мы только что прятались, и, разломав его к чертям собачьим, исчез на территории электростанции. Это дало нам еще секунд десять преимущества, но не более. Опять грохот за спиной и уже не огромный блин, а гладкая округлая капля проломила грязно розовый забор, возведенный в начале прошлого века, вырастила себе четыре конечности, снова став табуретом, и запрыгала вслед за нами. Смешно так запрыгала. Так смешно, что вспомнился старый советский мультик "Мойдодыр", где разнообразные предметы убегали от дурно пахнущего пацана. Среди бегущих предметов был деревянный стол, двигавшийся точно так же, как сейчас наш Дятел. Только стол не был четырехметровой высоты и не хотел никого убить…

Мы бежали. Тварь скакала сзади. Неожиданно я понял, что мы бежим чуть-чуть, но быстрее. Поняли это и остальные. То Леший, то Борода начали на ходу разворачиваться и постреливать. Лучше бы они этого не делали… Дятел, видимо, ошалев от такой наглости, сменил тактику и снова трансформировался в нечто похожее на каплю. Эта капля стала совершать длинные прыжки посредством перемещения массы туда-сюда по телу. "И подушка, как лягушка ускакала от меня…" снова вспомнилось мне произведение Корнея Ивановича Чуковского. Очень похоже… Только мы, в отличие от того мальчика, видимо, слишком чистые, поэтому подушка скачет не от нас, а за нами. Причем скачет намного быстрее, чем в образе табуретки. Расстояние медленно, но верно сокращалось.

Леший вдруг резко развернулся и катнул по асфальту гранату. Блин, я про них вообще забыл… Рифленое темно-зеленое яйцо, несколько раз подпрыгнув, исчезло под приземлившейся прямо на него бесформенной массой, раздался сильно приглушенный хлопок, через полупрозрачные телеса сверкнула огненная вспышка. Дятла тяжело подбросило метра на два, вниз из нескольких образовавшихся в коже отверстий фонтаном брызнула светло-зеленая слизь, отвалилось несколько кусков плоти размером с баскетбольный мяч, а самого Дятла повело в сторону, и он врубился все в тот же грязно-розовый забор. Стек по нему, по телу пробежала волна ряби, а через секунду этот кусок говна, как ни в чем не бывало, снова мчался за нами. Правда, между прыжками появились небольшие паузы, словно ему стало труднее распределять массу внутри тела для толчков.

– Поднажмем! – заорал я.

– Куда уж еще-то, – прохрипел Борода. – Бля, даже разбежаться некуда!

Да, удирали бы где-нибудь в другом месте, можно было бы попробовать двинуть в разные стороны, поставив Дятла перед выбором – за кем бежать. Но здесь Речной проспект был зажат слева забором ГРЭС, а справа складами, штрафстоянкой и правительственными гаражами. Тянулся этот коридор метров пятьсот до бассейна ВВС и площади Доблести. Когда-то летом по нему ходили целые колонны потной, изнемогающей от жары молодежи, неся с пивзавода на пляж запотевшие баклажки с холодным свежим пивом. Хотя, наверное, и сейчас ходят. Где-то…

А мы вот здесь… Без пива, зато с автоматами. Несемся, как обосранные олени, от каких-то гигантских соплей. Расскажи кому, не поверят.