Взорвав пушки принесенной с собой взрывчаткой – тротил брали с запасом, так что разворотило гаубицы на славу, теперь только на переплавку, – и подпалив облитые газойлем из запасных канистр тягачи, разведчики погрузили гитлеровцев в кузова грузовых машин и ушли к линии фронта. Спустя полтора часа заляпанная болотной жижей по самые тенты и крыши кабин (несколько раз автомобили и на самом деле застревали, и пленным приходилось выталкивать их на твердую почву, отчего сейчас они выглядели еще более впечатляюще) небольшая колонна наткнулась на советский передовой дозор. Обошлось без стрельбы, и вскоре и разведчики, и немцы оказались в расположении бригады.

Еще один крохотный эпизод большой войны завершился успешно для одной из противоборствующих сторон. На сей раз повезло тем, кто вот уже третий месяц оборонял, обильно поливая кровью и потом, свою родную землю.

И пока никто не знал, окажет ли это хоть сколько-нибудь значительное влияние на развитие ситуации на фронте в целом. Возможно – да. А возможно – и нет…

* * *

Первоначальный план подполковника Сенина был в целом неплох. Но с точки зрения Кобрина излишне прямолинеен. Плюс ко всему комбриг знал будущий ТВД исключительно по карте и, что куда более важно, не имел свежих разведданных. «Несвежих», впрочем, тоже. Кроме того, в нем не хватало, так сказать, творческого подхода и знания того, как на самом деле воюют гитлеровские командиры и чего от них можно ожидать. Опыт войны с наследниками легендарных самураев – здорово, конечно, но сейчас им противостоят отнюдь не японцы с их легкими танкетками и устаревшими ПТО, а самая сильная армия порабощенной Европы. На которую эта самая порабощенная Европа, «стонущая под фашистским сапогом», как наверняка патетично высказался бы политрук Аршенич, окажись он в пределах досягаемости, с превеликим усердием трудится не в одну смену в поте лица и не покладая мозолистых трудовых рук.

Короче говоря, план комбрига Кобрин изменил. Не радикально, конечно, – что можно перекроить, когда до начала контрудара остались считаные часы и войска уже на позициях? – а, так сказать, творчески переработал исходя из новых условий, собственного понимания ситуации и, спасибо капитану Никифорову и его бойцам, разведданных. Нельзя сказать, что его решение было принято начштабом со товарищи так уж на ура, но тут сыграл свою роль непререкаемый – в отличие от того же комбата Минаева – авторитет прежнего Сенина. Так что повезло, на этот раз обошлось без размахивания табельным оружием и прочих «непопулярных мер». Да и кто б ему дал пистолетом-то размахивать? Сейчас отнюдь не раннее утро двадцать второго июня, а совсем даже начало августа. Год, правда, тот же…

Цель атаки – с ходу завладеть мостом и расположенной неподалеку железнодорожной станцией, перед которыми фрицы за пару суток возвели этакий противотанковый укрепрайон, благо болотистая местность позволяла, и закрепиться там, – разумеется, осталась прежней. Равно как и основное задание: перерезать и удерживать главное шоссе, по которому смогут отступить для перегруппировки и пополнения сил уже почти запертые гитлеровцами советские войска. Продержаться приказывалось не больше суток, максимум двух, после чего должны были подойти свежие силы (в чем Кобрин, откровенно говоря, особой уверенности не ощущал). Вполне выполнимая задача. Вот только переть в лоб Сергей не собирался.

Сначала артподготовка, в ходе которой, хотелось бы надеяться, пушкари вынесут обнаруженные ребятами из разведбата батареи ПТО и ближние тылы. Незадолго до этого две пехотные роты скрытно выдвигаются через болота, вполне проходимые по летнему времени – все ж таки август на дворе, а лето жаркое было, при определенной удаче можно и минометы протащить, и легкие пушки, – и занимают позицию с левого фланга, в полукилометре от станции, где и ждут своего часа. Третья рота идет десантом на танках первого батальона – «тридцатьчетверках» и «КВ», поскольку гробить бойцов, сажая на легкие жестянки с противопульной броней, капитан не собирался.

Затем – имитация подготовки лобовой атаки вторым и третьим батальонами, которые должны убедить гитлеровских наблюдателей, что русские, разумеется, попрут именно туда, куда и планировалось: в узкое дефиле между болотами и минными полями, выводящее прямиком к мосту. Причем вперед – по дурости, разумеется, – пошлют свои легкобронированные быстроходные танки, надеясь задавить противника числом. Вот только вместо встречного боя с началом артподготовки оба батальона внезапно уйдут в сторону, освобождая дорогу более серьезным танкам, для которых немецкие орудия в лоб практически не опасны. На самом же деле наступать им предстоит с правого фланга, со стороны минных полей, откуда фрицы их уж точно не ждут. А уж в борт им и «сорокапяток» «БТ» и «двадцать шестых» за глаза хватит, главное, поближе подобраться да стрелять поточнее.

Больше всего времени Кобрин потратил, прикидывая, как проделать достаточной ширины проходы в утыканной минами луговине. Саперы не справятся – во-первых, просто не успеют, во-вторых, местность открытая, просматривается на добрый километр. Немцы заметят – из пулеметов перебьют или минами накроют. Хоть про минометные батареи Никифоров ничего не говорил, Сергей прекрасно знал, что этого добра у противника – как грязи. А времени, чтобы развернуться, нужен сущий мизер, несколько минут. Учитывая расстояние – и пятидесятимиллиметровыми добьют, не говоря уж о более серьезных калибрах. Еще и всполошатся раньше времени, а это никому не нужно.

Поначалу наиболее подходящей виделась возможность расстрелять противотанковые сюрпризы в полосе наступления минометным огнем. Если наводчики не напортачат, обеспечив должную плотность огня, вполне реально организовать «дорожку» в двадцать-тридцать метров шириной. Учитывая прямые попадания, осколки и ударную волну, вполне реально выбить процентов восемьдесят мин. Остальные, увы, сработают под гусеницами, но это уже неизбежные потери, без которых невозможен ни один бой. Особенно тот, когда приходится штурмовать позиции подготовившегося к обороне противника.

Но затем на помощь снова пришла память подполковника Сенина – еще в прошлый раз Сергей заметил, что часть воспоминаний реципиента «проявляется» не сразу, а, так сказать, по мере необходимости. Оказалось, что еще весной в дивизию отправили для полевых испытаний десяток противоминных тралов нового образца. Когда после начала войны танкистов перебрасывали на фронт, пылящиеся на складе тралы, разумеется, забрали с собой. Об использовании их по основному назначению тогда никто особо не думал, поскольку предназначались они исключительно для легких танков. Но вот сейчас неожиданно настал срок проверить их в боевых условиях.

Идея, конечно, была достаточно авантюрная – но, по трезвом размышлении, ничуть не более невыполнимая, нежели пытаться захватить мост лобовым ударом, лавируя танками между трясиной и минами. Кстати, касаемо этих самых мин: обследовавшие луг разведчики сообщили, что немцы использовали не слишком мощные противогусеничные теллермины «T.Mi.35», при подрыве способные разбить несколько траков или повредить опорный каток. Так что оставалась серьезная надежда, что тралы продержатся достаточно долго, прежде чем придут в негодность. Разумеется, Кобрин не надеялся, что батальоны доберутся до рубежа атаки в полном составе: все мины не протралишь. Да и фрицы рано или поздно (причем, скорее, первое) поймут, что к чему, развернув навстречу часть своих «коробок». Но на то и расчет – оттянуть часть их сил, распылить. И «БТ», и «двадцать шестые» – достаточно опасный противник для панцерваффе образца лета сорок первого. Если воевать умеючи, по-максимуму используя преимущество в маневренности, и немцам в прицел не лезть, конечно.

Инструктаж с командирами танков, начиная от комбатов и заканчивая взводными, Кобрин провел лично. Уложившись буквально минут в десять. Как наверняка сказал бы с ухмылкой Витька Зыкин: «Ты был очень эмоционален и убедителен, Степаныч». А может, и не сказал бы, кто его знает?..

Суть короткой речи комбрига сводилась всего к нескольким нехитрым правилам: на рожон не лезть, противника глупее себя не считать, как можно больше маневрировать, стрелять только с коротких остановок и желательно наверняка, попусту не геройствовать; если разбита ходовая, повреждено орудие или начался пожар, машину немедленно покинуть, поскольку экипаж важнее железа. Мол, толкового танкиста Родине обучить сложнее и дольше, чем новый танк построить. Последнее вызвало у начальника особого отдела короткую гримасу, однако перебивать командира он не стал, хоть и сделал, по лицу видно, зарубку на память.

Командиров танков-тральщиков Кобрин проинструктировал отдельно, поскольку именно от них во многом и зависел успех атаки. Тралы навесили только на «БТ», способные худо-бедно продолжить движение, даже раскатав гусеницу. Механиков-водителей ротные отбирали из числа тех, кто успел весной покатать по полигону противоминные железяки, и Сергей надеялся, что и сейчас у них все выйдет не хуже.

– Значит так, товарищи танкисты. Двигаетесь на малой скорости, по сторонам не рыскаете, объезжаете только значительные препятствия, которые могут повредить трал. Ваша задача – очистить «дорожку», по которой смогут пройти два танка. При срабатывании мины – не тормозить, продолжать движение. Если все же разобьет гусеницу – быстренько сбрасываете вторую и тралите дальше на колесах. Гусеницы на танк не грузите, оставляете на месте, потом подберете. В случае серьезной поломки ходовой или, допустим, двигателя – уводите машину на несколько метров в сторону, уступая путь идущему следом танку. Не сумеете сами – товарищи помогут, спихнут с дороги. Помните, главное – не терять ни минуты, темп, темп и еще раз темп! Немцы быстро разберутся, что к чему, поэтому для нас важно пройти минные поля как можно скорее и выйти на оперативный простор. С этим понятно?

– Так точно! – вразнобой ответили танкисты, судя по нахмуренным лицам, не испытывающие ни малейшего оптимизма от того, что им предстоит.

– Боитесь, орлы?

– Никак нет…

– А зря. Я бы боялся. Не до усрачки, конечно, до такой степени красный командир бояться просто не умеет, но опасался б всерьез, – усмехнулся Кобрин, вызвав на чумазых лицах робкие удивленные улыбки. Ага, не ожидали подобного от строгого и немногословного комдива? Вот и хорошо. – Совсем смерти не боится или дурак, или фанатик. А мы, бойцы Красной Армии, понятное дело, ни то, ни другое. Главное, товарищи, научиться свой страх контролировать, не позволяя ему ни на мгновение, ни на долю мгновения взять верх над разумом! Нужно бояться подвести боевых товарищей или погибнуть глупо, безо всякого смысла голову сложив! Что же до тех немецких мин, по которым вы свои тралы покатите, – так ведь не зря они противогусеничными зовутся. Максимум, на что способны, – два-три трака разбить или опорный каток повредить. Понятно? – На этот раз бойцы ответили куда слаженнее, да и лица больше не выглядели такими мрачными. – Вот и хорошо. Тогда заканчиваю…

Оговорив напоследок условные сигналы, как флажками, так и ракетами – особых надежд на бортовые радиостанции Сергей не испытывал, – Кобрин распустил подчиненных, оставив при себе только командиров батальонов. Взглянул на наручные часы: что ж Никифоров-то молчит, зараза? Договорились же, что начинают по его сигналу. Вроде пора уж разведке с гаубицами разобраться…

Словно услышав мысленный призыв, к комбригу подбежал запыхавшийся радист, судя по петлицам – командир роты связи:

– Тарщ подполковник, разрешите обратит…

– Обращайся. Коротко и по делу.

– Разведгруппа вышла на связь в условленное время. Сообщают, что все в порядке, готовы начать по приказу.

– Отлично! – Не сдержавшись, Кобрин хлопнул лейтенанта по плечу, отчего у того едва не слетели с носа круглые очочки совершенно цивильного вида. – Радируй Никифорову и в артдивизион, чтобы начинали через пять минут от получения приказа. Давай, родной, давай, танки, вон, уж заждались, копытом бьют…

Развернувшись к застывшим комбатам, махнул рукой:

– Ну, чего застыли, славяне? Все слышали? К машинам, заводи! Тральщики начинают одновременно с артиллеристами, пока немцы от наших снарядов будут прятаться, глядишь, полдороги незамеченными разминируют. Остальным – атака по команде…