Цитаты из книг автора «Олег Таругин»

из-под среза надвинутого по самые брови шлема. Гулькин ждал, привычно слившись с землей: дело обычное, если нужно, и часами может так лежать. Бывали моменты, знаете ли. Наконец гитлеровец решил, что все в порядке, и разрешающе отмахнул

примерно в десяти кэмэ отсюда. Предположить, куда пойдут и где их можно перехватить, было уже делом техники. Благо местность знакомая, неоднократно хоженая-перехоженая, а кое-где и на брюхе исползанная. Да и карты имеются. А уж работать с ними их туго учили, ночью разбуди – ни одного условного обозначения не перепутают. Гулькин подкрутил колесико фокусировки, приглядываясь. От прыжковых комбинезонов и ребристых, словно танкистские шлемы, наколенников фрицы уже избавились, оставшись в серо-зеленой униформе с объемными карманами и высоких прыжковых ботинках на толстых резиновых подошвах. Подсумки с запасными магазинами перевесили с голеней на ременно-плечевые системы, облегчая ноги для долгого перехода. Головы прикрывают затянутые матерчатыми чехлами десантные шлемы без закраин – чтобы не сорвало воздушным потоком во время прыжка и не запутались стропы раскрывающегося купола. Под охватывающие каски полоски ткани вставлены свежесломанные ветки с еще не успевшими засохнуть листочками. Вооружены все автоматами, знакомыми до последнего винтика «МП-40», которые и осназовцы с удовольствием использовали при необходимости; у двоих оружие висит поперек груди, пистолетной рукояткой вправо, у остальных – вдоль туловища стволом вниз, под правой рукой. Все правши? Однозначно. Да и кобуры специального «десантного» образца тоже подвешены под рабочую руку. Что ж, прекрасно, значит, правильную позицию заняли. Из прочего оружия – по крайней мере, того, что на виду, – засунутые рукоятками за поясной ремень гранаты и ножи. За плечами четверых – объемные ранцы, нужно полагать, со взрывчаткой, дополнительными боекомплектами и пайками, у пятого, самого крупного из всех – угловатый короб портативной рации. Так, с этим ясно. Кто командир? Экипировка у паршей[1] практически одинаковая, так сразу старшего и не определишь. Скорее всего, третий, он и постарше будет, и ведет себя соответствующе. Вон как только что идущего первым диверсанта за что-то отчитал – аж морда на миг праведным гневом перекосилась. Да, точно он, нечего и гадать. С такого расстояния знаки различия, конечно, не разглядишь, но сомнений практически не осталось. Все, начинаем… – Макс, передай ребятам, работаем по обычной схеме. Командир идет

Выпавшая из руки граната с длинной деревянной ручкой шлепнулась в траву рядом с ним. Продолжая стрелять, лейтенант успел подумать, что та, видимо, оказалась неисправной, и в этот момент ухнул, подняв небольшое дымно-пыльное облачко, взрыв. Труп дернулся, приняв осколки, ударная волна сорвала с головы и отбросила в сторону каску. Ничего ж себе, секунд семь прошло, не меньше! Это что ж, замедлитель у них так долго горит, что ли? Нужно будет запомнить, авось пригодится…

Приподнявшись, зло ощерился и вытащил из-за пазухи гранату. Самую обычную «РГ-33» без осколочной рубашки. – Живым не возьмете, сволочи! Ну, кто там смелый? Подходи! «Ну и дурак, – устало подумал Гулькин, чуть смещая ствол. Палец на ощупь передвинул флажок переводчика. – Про предохранитель забыл, что ли? Или так за пазухой взведенной и таскал?» БАХ! – одиночный выстрел перебил кисть у основания лучезапястного сустава. Граната плюхнулась в снег. А раненый, перехватив простреленную руку здоровой, коротко завыл, раскачиваясь из стороны в сторону: – С-суки! Ненавижу… Подскочивший сзади Максимов несильно пихнул его прикладом, опрокидывая ничком, лицом в рыхлый снег, и придавил валенком спину: – Командир, можно! Вроде все. Кончились пострелушки…

Остальные двое подчинились базовому инстинкту, доставшемуся человеку с древнейших времен: «Опасность – беги».

Перекинув под руку пистолет-пулемет, Сашка отер рукавицей налипший снег и плавно потянул затворную раму. Вроде все в порядке, смесь керосина и солярки не позволила растаявшим снежинкам превратиться в лед и заклинить механизм. Пистолет и так под рукой, можно не проверять, в тепле под одеждой с ним ничего не сделается

Отойдя от места крушения примерно на километр – не потому, что чего-то опасались, просто по намертво вбитой привычке не светить радиостанцию вблизи «отработанного» объекта, – размотали антенну и вышли на связь.

Румыны вместе с вон этими, – он кивнул на внимательно прислушивающегося немца, при этом старательно делающего вид, что ни слова не понимает, – когда мое село захватили, родителей в первый же день повесили. Донес кто-то из местных, что я комсомолец и сейчас в действующей армии нахожусь. И сестренку младшую, ей еще шестнадцати не было, тоже. Но ее не убили. Отдали солдатам, там и румынский гарнизон тогда стоял, и немцы. То ли комендантские, то ли разведка. Тебе рассказать, как она умерла? И что они с ней сделали? Или сам поймешь? Вот я и пошел, не мог не пойти…

На рукаве – нашивка с тремя символическими «птицами» (или «крылышками», как их иногда называли инструкторы) и горизонтальной полосой под ними. Аж целый гауптман, стало быть, капитан по-нашему.

Ну, успокоился? Взял себя в руки? Вроде бы да… Прав оказался инструктор, когда говорил, что убить ножом – совсем другое дело, чем застрелить. А он, дурак, не верил. И остальные тоже не верили, посмеивались даже. Теперь-то понятно, отчего те из мужиков, кому уже приходилось делать подобное, все больше отмалчивались, глядя на товарищей с каким-то одним лишь им понятным выражением лица…