4

Худощавая старушка, бывшая учительница, воспитанная и интеллигентная, сидела в кровати. Из двух подушек, подложенных за спину, одна выделялась искусной вышивкой. Анастасия Кирилловна объяснила, что подушку сшила внучка.

Восемь месяцев назад у бывшей учительницы случился геморрагический инсульт. В правом полушарии лопнул сосуд, в результате чего отказали левая рука, левая нога, нарушилась речь. Физиотерапия вернула подвижность левой ноге, ежедневная работа с логопедом восстановила речь. Но рука осталась парализованной.

Выслушав рассказ о самочувствии, Андрей поинтересовался, снилось ли ей что-нибудь сегодня.

– Снилось, Андрей Андреевич, – ответила Анастасия Кирилловна. – Еще как снилось!

Он это видел. На тумбочке возле кровати лежало несколько исписанных листков. Он просил своих пациентов держать неподалеку ручку и тетрадь. При пробуждении многие люди забывают сновидения в течение пяти минут. Поэтому очень важно записать сон сразу, как откроешь глаза.

– Можете рассказать без бумажки? – спросил Андрей.

– Да. Знаете, я стала лучше помнить свои сны.

– Здесь нет ничего необычного. Записывая сновидения, вы тренируете память.

Старушка кивнула.

– Мне снился наш дом. Каким он был до войны. Большой, величественный... Была зима. Я стояла водной кофточке у открытого окна и смотрела на Неву. Моя левая рука работала. Я могла сжать ее в кулак и растопырить пальцы. Я специально пробовала, как вы говорили.

– Правильно, – кивнул Андрей.

– Затем я бродила по дому. Искала спицы для вязания...

– Простите, спицы, которые загибаются на конце?

– Те, что загибаются, называют крючком, – снисходительно объяснила Анастасия Кирилловна. – А спицы – прямые, ими вяжут двумя руками... Так вот, я искала спицы и не могла их найти. Заглядывала в комод, в шкаф. Заглянула к соседям по коммуналке. Но их комната была пуста. Как и десятки других. Во всем доме люди словно вымерли...

Андрей сделал запись в блокноте: «Томография, проверить вероятность нового инсульта».

– Половицы последнего этажа были залиты мазутом. Густым, черным, очень неприятным. Не помню, чтобы мы когда-нибудь топили им печь.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Я поднялась на чердак по ужасной лестнице.

– Чем вам не понравилась лестница?

– Она скрипела и шаталась... – Анастасия Кирилловна немного подумала. – Я боялась, что она в любой момент рухнет подо мной, аж сердце замирало.

Андрей два раза подчеркнул свою запись о том, что нужно сделать томографию.

– Что же было на чердаке?

– Старая мебель. Стопки учебников, журналов по педагогике. Все покрыто пылью. Спиц там тоже не оказалось. – Она вдруг вспомнила. – Да, еще там была дверь...

Он удивленно поднял голову:

– Какая дверь?

– Очень красивая и древняя, с узором лабиринта.

– Куда она вела?

– Я не смогла ее открыть, – сказала старушка извиняясь. – У нее не было ручки.

Андрей вдруг вспомнил. Вспомнил то, что неуловимо беспокоило его с раннего утра, что жужжало надоедливым комаром в глубине сознания. Кроме бури ему приснилась дверь. Похожая на ту, которую описала бывшая учительница. Он не раз слышал о ней от пациентов и сам несколько раз видел в снах. Дверь без ручки со спиральным узором на полотне. За ней скрывалось нечто важное, сокровенное – он не понимал, откуда знает об этом, просто знал, и все. Ни его пациенты, ни сам Андрей еще ни разу не смогли открыть дверь.

Он начал листать блокнот, просматривая записи предыдущих снов.

– Доктор, – тихо сказала старушка. Андрей поднял на нее глаза. – Зачем все это?

– Что?

– Отпустите меня домой. Все равно лучше не будет. Вряд ли я превращусь в восемнадцатилетнюю девушку. Руку не вернуть, да и на что она мне, левая? Видать, отжила свое... как и я.

Андрей посмотрел в выцветшие глаза бывшей учительницы.

– Может, вам не нужно лечить свою руку, но это нужно мне. Знаете, мы, карьеристы, готовы вытрясти из пациента всю душу, чтобы получить результат и вскарабкаться на очередную ступеньку. – Она улыбнулась. Андрей продолжил: – Но я мучаю вас расспросами не из-за руки. Понимаете, сновидение способно на ранней стадии показать самые незначительные изменения в соматике.

– В чем?

– В организме человека. Некоторые образы сновидений предупреждают о начале заболевания. По ним можно определить появление любого недуга, от ангины до опухоли, причем сделать это можно задолго до того, как человек почувствует первую боль. Взять ваш сегодняшний сон. Он повторяется четвертый раз за неделю.

– Это плохо?

– Один из органов болен. И это не парализованная рука. Орган подает сигнал тревоги. Этот сигнал поступает в мозг, где преображается в набор неприятных образов. Если они повторяются каждую ночь, значит, сигналы от пораженного органа идут регулярно. Улавливаете?

– Не очень.

– Ну представьте себя на тропическом курорте в шезлонге перед морем. Неожиданно к вам подбегает абориген, весь такой в клипсах и бусах, и начинает что-то бубнить на своем диалекте, корчить рожи, размахивать руками, тыкать в вас пальцем. Вы считаете себя умнее, а потому не обращаете на него внимания. Но что, если он изо всех сил пытается сообщить о тигре, который вышел из джунглей? Вы не знаете об этом и будете игнорировать аборигена, а он будет тормошить вас снова и снова. Закончится все тем, что вы либо прислушаетесь к призыву, либо явится тигр.

– Все-таки я не очень понимаю, о чем вы говорите, доктор.

– Безлюдное жилище и мазут на полу – признаки общего болезненного состояния. А вот лестница на чердак, которая показалась вам ненадежной, является опасным символом.

– Символом чего?

– Наверное, слышали, что голову иногда называют чердаком? В вашем сновидении это так. Лестница на него – кровеносные сосуды. Если она скрипучая и ненадежная, вас нельзя выписывать. Есть вероятность, что инсульт может повториться...

Старушка посмотрела на него с испугом.

– Не волнуйтесь, Анастасия Кирилловна, если томография подтвердит мои подозрения, мы сделаем все возможное, чтобы не допустить нового кровоизлияния – обещаю вам как истинный карьерист. Поэтому вы отсюда не уйдете, пока в своем сне не отыщете спицы, которыми вяжут двумя руками, пока скрипучая лестница не станет прочной, а дом не наполнится радостными лицами людей...

– Доктор Ильин! – позвал его заглянувший в палату Тюрин.

Андрей извинился перед старушкой и вышел в коридор.

Прислонившись к стене, Костя провожал взглядом зад молодой медсестры, катящей тележку со свежими простынями.

– Ты чего хотел? – спросил Андрей.

– Что?

Медсестра свернула за угол, и Тюрин получил свободу.

– Там тебя к телефону. Девушка какая-то домогается.

– Грязно домогается?

– Грязнее некуда. «Будьте любезны, позовите Андрея Ильина, мою киску». Тьфу!

– Спасибо, Костя.

Андрей быстрым шагом направился в ординаторскую. Звонить могла только Анжела.

В комнате заведующий отделением Михаил Перельман, откинувшись на стуле, потягивал чай, приходя в себя после оперативки у главврача. Они поздоровались. Тюрин вошел следом.

– Вон тебе звонят, – указал Перельман на телефонную трубку, лежащую на столе. Андрей взял ее:

– Алло?

– Андрюша, это я...

Услышав в динамике мелодичный голос Анжелы, Андрей неожиданно вспомнил какую-то обиду, которую девушка нанесла ему недавно. Он попытался вспомнить причину, но не смог.

– Анжела? – Он изобразил легкое удивление. – А мне сказали, Люська звонит.

Она засмеялась.

– Перестань! У тебя никого нет, кроме меня, и быть не может. С твоей-то работой заводить двух подружек?

– Ты права. Две не для меня. Вот три-четыре...

Анжела снова залилась смехом. Андрей представил ее волосы, пахнущие свежестью, и большие волнующие глаза. Еще откуда-то всплыли дымчатые солнцезащитные очки, но он прогнал этот образ. Анжела была настоящей красавицей. Иногда он не понимал, почему она выбрала именно его, обычного врача, разрывающегося между двумя работами. Получив от природы яркую внешность, Анжела могла найти более удачный вариант.

– Андрюша, я насчет вчерашнего разговора. Мы должны сходить.

– В ЗАГС? – уточнил Андрей и пожалел.

Перельман с Тюриным заговорщицки исполнили на губах марш Мендельсона.

– Что там у тебя? – осторожно спросила девушка.

– Так, коллеги забавляются.

При слове «забавляются» Перельман с Тюриным сделали озлобленные лица и изобразили драку. Ординаторскую наполнили каратистские выкрики и звуки ударов. Глядя на них, Андрей не удержался и хихикнул.

– Надеюсь, тебе весело оттого, что мы подадим заявление, – произнесла Анжела обиженно.

– Если честно, я давно собирался это сделать.

– Не боишься?

– Кто, я? Я ничего не боюсь!

– Тогда встречаемся в шесть у памятника Плеханову. Нужно успеть до семи, я хочу еще посмотреть букеты. Пока, котик!

Из динамика раздались длинные гудки.

– Люблю, – сказал Тюрин, – когда на свадьбе осетрину заливную подают. Не дай бог, осетрины не окажется – всех твоих больных вылечу.

– Иди-иди! – Перельман стал выталкивать Тюрина из ординаторской. – Не мешай человеку сунуть голову в петлю и оттолкнуться от табурета.

Погрузившись в себя, Андрей не заметил, как остался один.

Свадьба... Чересчур громкое слово для него, хотя самое подходящее для Анжелы. Она давно только и говорит о платье, которое будет вот с таким декольте; о том, посадить ли на машину куклу или ограничиться кольцами; кого пригласить, а кого наказать за то, что не пригласил когда-то ее... Андрей в ответ либо шутил, либо отмалчивался. Чего хорошего в одном дне, составленном из заботы, как бы чего не сорвалось? Андрея Ильина больше увлекал поворот, который совершит его жизнь.

Несмотря на плотный график работы, в его жизни ощущался вакуум. Андрей знал причину: ему не хватало семейных отношений. На улице его взгляд притягивали пары с детскими колясками, дети, шагающие в школу с ранцами, шумные семьи, направлявшиеся в парк развлечений или кафе-мороженое... Если Анжела хотела свадьбу, то он хотел семью. Он мечтал о семье. О любящей жене, которая всегда рядом. О детях, его частице, его кровинушке. Звонок Анжелы приблизил заветную мечту. Андрей ощутил волнующую радость.

...Круглые настенные часы показывали одиннадцать. Он вдруг вспомнил о Кривокрасове, ожидавшем в кабинете Перельмана. Андрей должен был встретиться с ним полчаса назад. Вот почему Миша торчал здесь!

Он пулей вылетел из ординаторской. Ни в этот, ни в какой другой день подать заявление в ЗАГС им с Анжелой было не суждено.