Глава 22

С завтраком дело обстояло намного хуже, чем с бритьем и умыванием. Холодильника нет, шкафов с посудой и прочим кухонным инвентарем нет. Чайника тоже нет. Ладно, будем сидеть и ждать. Газет нет и телевизора тоже нет. Скучища.

В восемь часов пришла Банафрит.

– Как у вас дела? – спросила она через переводчика.

– Все хорошо, – сказал я, – где бы еще позавтракать и тогда все будет отлично. Кстати, можете называть меня Джафари.

– Ой, господин Джафари, – всполошилась Банафрит, – это я во всем виновата и не предупредила вас о таких мелочах, которые известны у нас любому ребенку. Ой, извините, что я вас сравнила с ребенком…

Я видел, что девушка начала загонять себя в сеть извинений, потому что я был не развитие маленького ребенка и мне все нужно объяснять с самых азов, как это делают с маленькими детьми.

– Хватит чувствовать себя виноватой, – сказал я, – начинай объяснять с самого начала, что к чему и как. Самое элементарное.

– Самое элементарное, – и девушка начала думать, что же самое элементарное в их жизни. – Самое элементарное – это карточка. Карточкой мы открываем дверь в жилище. Карточка – это единственный документ, удостоверяющий нашу личность и положение в обществе. Карточка – это наши часы и коммуникатор. То есть, при помощи карточки мы общаемся друг с другом посредством отправки сообщений и непосредственных разговоров в аудио и видео режимах.

Придя домой и открыв дверь, мы вставляем карточку в специальный приемник и нам становятся доступны все функции нашего дома. К ним относятся: пищеагрегатор, видеофон, телевизионные окна, сигнализация. Домашний компьютер уже знает все ваши пристрастия и будет исполнять все, что вам нравится. Телевизионная программа будет подстроена под ваши интересы, и телецентр будет знать, что вы уже у экрана, и предложит вам посмотреть что-то интересненькое за сегодняшний день.

Вот, смотрите, картоприемник находится прямо в прихожей, – и она показала мне прямоугольный вырез в стене. Взяв мою карточку, она вставила ее в приемник и жестом пригласила войти в комнату. – А сейчас смотрите. Вот это пищеагрегатор, то есть автомат для приготовления пищи. Что вы хотите на завтрак? Вот кнопка меню. Исходя из наличия средств на вашей карточке, вам доступны чай и булочка с маслом. Нажимаем на кнопку, загорается зеленая лампочка, открываем дверцу и берем стаканчик с чаем и булочку. Приятного аппетита. Пока вы кушаете, мы настроим ваш телевизор и окно в мир.

Хлопнув в ладоши, она показала на стену, где появилось огромное телеизображение. Дикторша что-то говорила на незнакомом мне языке, и электронный переводчик не справлялся с переводом, вероятно, из-за большой громкости и тембра голоса. Хлопнув ладошками еще раз, Банафрит вызвала изображение на другой стене. В мерцающей темноте я увидел примерно то место, куда мы приехали вчера и откуда зашли вместе как в мой дом.

Завтрак был так себе, Сорт чая определить не смог. То ли черный, то ли зеленый, то ли еще какой-то. На вкус сено сеном. Возможно, что это какой-нибудь элитный чай по сто долларов за маленькую чашечку. Булочка без вкуса, а вот масло – это совсем не масло. Даже не маргарин. Какой-то масляный продукт, оставляющий привкус во рту и следы на языке и на небе, типа комбижира или солидола. Все равно как сырный продукт у нас. Говно говном, сделали, чтобы наладить импортозамещение зарубежных сыров, имеющих вековую технологию выработки. Если у меня на карточке денег хватает только на такой завтрак, то, вероятно, я нахожусь на самой низшей социальной ступени и пищевой цепочки, а, может быть, у них нет ничего хорошего в продуктах питания, и все питаются, как и я, если у них социальное равноправие.

Допив чай, я быстренько пошел в ванную комнату, почистить зубы после завтрака. Чистка зубов снизила привкус завтрака во рту, но не сильно.

– На каком принципе работает бритва? – спросил я, выходя из ванной.

– Какая бритва? – удивилась девушка.

Я взял бритву и показал ей.

– А, это эпилятор, – засмеялась она. – Синий – мужской, розовый – женский. Как он работает, я даже и не представляю, но волосяной покров убирает быстро и надолго.

Слава Богу, хоть что-то начинает проясняться. Если есть люди в количестве более двух человек, то между ними сразу начинают проявляться социальные различия. Нам к этому привыкать не надо. У нас богатые и бедные. Все карательные законы работают только против бедных, охраняя богатых. Не удивлюсь, если и у них все так же. Одна карточка что стоит. Владелец карточки уже находится под колпаком, как вне дома, так и в доме. Практически никакой личной жизни и личного пространства без вмешательства правителей.

Глава 23

– Уважаемый господин Джафари, – сказала официально Банафрит, – если вы не возражаете, то мы сейчас пойдем в центр Ра для продолжения идентификации, чтобы вы получили все права члена нашего общества.

– Как я выгляжу? – спросил я девушку. – Подходит ли эта одежда для того, куда мы идем?

– Все в порядке, господин Джафари, – сказала девушка, – вы одеты универсально и выглядите очень изысканно.

Верить мне ей или не верить? Возможно, что она сказала это из вежливости, а на самом деле я выгляжу как клоун, над которым никто не смеется только лишь из вежливости. Зато, когда я пройду мимо, все начнут падать на землю и дрыгать ногами от смеха. Ладно, посмотрим.

Перед выходной дверью Банафрит спросила:

– А где ваша ключ-карта?

Как где? Я оглянулся и увидел ее в приемнике карты в прихожей.

– Я вас попрошу карту держать постоянно с собой, – сказала девушка. – Лучше носить ее на цепочке на шее, как у меня, – и она показала свою карту. – Без карты вы никто и можете попасть в очень неприятное положение.

– А почему такие строгости? – спросил я.

– Я вам потом объясню, – сказала Банафрит, – а сейчас нам нужно поторопиться, в центре назначено время и нас там ждут.

Мы вышли из дома, если это можно назвать домом, и сели в машину Банафрит, если ее можно назвать машиной. К ней более подходит название на английском языке – car.

Девушка вставила свою карту в прорезь на панели и набрала нужный нам адрес. Машина вздрогнула, поднялась над землей и помчалась туда, куда приказали.

Честно говоря, так страшновато ездить. Это как на заднем сиденье мотоцикла. Всегда кажется, что рулила не туда едет или он слишком сильно наклоняется на повороте, чтобы сбросить вас на землю. Так и этот кар мчался как разухабистый водила, меняя рядность и обгоняя тех, кто едет медленнее его. И вы ничего не можете предпринять, типа как: накричать на водителя, схватиться за руль, сбросить его ногу с педали газа и прочее. Остается только сидеть и ждать, когда мы врежемся в такого же аса, несущегося к нам по встречной полосе. Все произойдет в течение мига. Бац по башке и нету Кука. Но Банафрит сидела спокойно, поэтому и я сидел спокойно и не пытался узнать статистику дорожно-транспортных происшествий и смертности на их дорогах. У нас с этим вообще ужас. В нашей стране за год погибает от двадцати до тридцати тысяч человек. Считайте, что это две или три полнокровные дивизии. Во время войны в Афганистане за десять лет мы потеряли тринадцать тысяч человек, а шуму-то сколько было. А тут каждый год теряем в два раза больше, и все тихо и спокойно, будто так и должно быть.

Наконец, мы по своему тоннелю выехали на огромную площадь, размеры которой мне трудно оценить. Можно сказать, что она бескрайняя и мне показалось, что движение стало многоярусным и машин стало больше на порядок. Похоже, что это местный центр или это центр вообще. Центр их Вселенной.

– А у вас самолеты летают? – спросил я, прекрасно понимая глупость вопроса. Какие могут быть самолеты, если мы находимся под землей?

– Нам самолеты не нужны, – добродушно ответила девушка. – Наши машины прекрасно справляются с задачами ремонта свода и быстрого сообщения между населенными пунктами. А вот мы и приехали.

Наш кар встал на стоянку у огромного здания из стекла и бетона, тускло отсвечивающего среди других полутемных зданий, но над ним светился золотой диск и даже мне он казался очень ярким, просто слепящим, а как на него смотрят они, которые не носят защитных очков, как я.

– Это центр Ра, – сказала Банафрит, вытащила свою карту из панели и повесила себе на шею.

Глава 24

На входе в центр стояли турникеты, такие же, как и в метро. Банафрит вставила свою карту в приемник, на табло зажегся зеленый свет, проход открылся, и девушка прошла.

– Прошу вас, господин Джафари, – сказала она и жестом показала, чтобы я вставил свою карту в приемник. На моем табло тоже зажегся зеленый свет, и я прошел.

– Здорово, – подумал я, – не надо заполнять анкеты и заявления. Все на карте. С одной стороны, это хорошо, а с другой – о тебе известно все то, что ты хотел бы забыть или не делать это объектом для гласности.

В кабинете, отмеченном иероглифом, похожим на стульчик (это цифра пять, объяснила мне девушка), нас уже ждали.

– Здравствуйте, господин Джафари, – сказала девушка в белом халате и жестом пригласила меня следовать за ней.

В ее комнатке, обставленной как процедурный кабинет, у меня взяли образцы выделений изо рта, носа и ушей.

– Интересно, – подумал я, – во всех фильмах ватной полочкой лезут в рот где-то на щеке и этого бывает вполне достаточно, чтобы раскрыть самое страшное преступление.

После этого у меня сняли отпечатки пальцев, причем не на каком-нибудь современном сканере, а самым допотопным способом. На стекле при помощи валика раскатывается типографская краска. Раскатать ее нужно так, чтобы все было ровненько и гладенько. Затем берут большой палец, прижимают к раскатанной краске и делают отпечаток в дактилоскопической таблице. Основательно и навыки у девицы как у следственного работника, которому ежедневно приходится снимать десятки или сотни отпечатков пальцев. После того как сняты все отпечатки пальцев, краску снова раскатывают валиком и прижимают к стеклу всю ладонь с пальцами и снова всю пятерню в таблицу. Процедура эта достаточно длинная.

После заполнения таблицы я помыл руки под краном в умывальнике и удивительно, что краска почти мгновенно отмылась. Нашу типографскую краску сразу не отмоешь. На совесть сделана.

Затем у меня взяли кровь из вены и из пальчика.

– Мочу и кал когда сдавать будем? – пошутил я.

– Мочу и кал принесете завтра, – сказала медсестра и дала мне два контейнера, где уже было что-то написано непонятными для меня иероглифами. Шутки шутками, а придется потужиться при той пище, которая усваивается желудком на лету.

Затем меня посадили на стул, на голову надели металлический обруч, закрепили его и при помощи щипцов, которыми женщины загибают реснички, мне раскрыли глаза и зафиксировали положение век. Медсестра взяла фотоаппарат со вспышкой и сфотографировала радужную оболочку глаз. После фотографирования я вообще ослеп. Как обычно в органах следствия, хоть в фашистских, хоть в коммунистических, хоть в демократических методы следствия одни и те же: ослепить светом лампы и допрашивать, сжигая роговицу глаз.

После всех этих процедур меня вывели из процедурной и передали с рук на руки Банафрит, которая вывела меня на улицу и посадила в кар.

– Сегодня у вас отдых, – проворковала девушка через переводчика, – кое-что я вам покажу, а потом будете более активно включаться в нашу жизнь.

Глава 25

В отведенном мне жилье я упал на широкую кровать и стал лежать, думая о том, зачем я здесь и что еще со мной будут делать. Кто я и что со мной будет? Когда ко мне вернется зрение и вернется ли вообще? Может быть, я стану таким же кротом, как и все здесь присутствующие и буду видеть в темноте, начисто забыв о том, что наверху есть жизнь и каждый самый бедный и несчастный человек может радоваться лучам солнца. Пусть радость будет разная, бедная или богатая, но зато это солнце, которое несет людям жизнь и дает нам силы пережить все, что нам уготовано. Если солнца будет очень много, то жизнь тогда не будет солнечной. Она будет мрачной и человеку придется спасться от избытка солнца. И где он может спастись? Только под землей. Получается, что я, находясь под землей, сам того не ведая, достиг такого положения, к которому будут стремиться все жители поверхности после исчезновения озонового слоя и превращения Земли в новый Марс. А мы уже живем внизу и в ус не дуем. Странно, я уже начал причислять себя к тем людям, которые окружают меня, и стал чувствовать частью, говоря о нас – мы.

Банафрит взяла мою карточку и поместила в картоприемник, сообщив считывающему устройству, что я уже дома. В дополнительный приемник она вставила свою карточку и кому нужно, те будут знать, где она находится, и с ее карточки будут списываться средства. Надо будет узнать, что это за средства, откуда они берутся и как их зарабатывают. Вопросов чем дальше, тем больше. Как у ребенка, который только что родился и начинает познавать мир. Сначала он ползает под стульями, под столом, путается в ногах у взрослых, потом начинает вставать на ноги и тут уже нужно посторониться, чтобы не попасть новому бугаю под ноги или под руку.

– Господин Джафари, – подошла ко мне Банафрит, – сейчас будет двенадцатичасовая процедура. Пожалуйста, поймите ее правильно, – и она легла неподалеку от меня на широкую кровать.

– Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, – подумал я и тут меня отвлек голос под медленную музыку, раздающийся из скрытого динамика. Голос был не мужской и не женский. Как бы это сказать, гермафродитический голос. Что-то среднее между сопрано и контральто. Типа мужчины с высоким голосом или женщины с несколько низковатым голосом. Такие голоса нравятся всем. Слабые мужчины начинают чувствовать перед собой сильную женщину, которая будет относиться к ним как мать, оберегая от невзгод и вскармливая самыми изысканными блюдами, вырастив этакого брюханчика, которому все по барабану до тех пор, пока кто-то не настучит ему в бубен, и он не начнет понимать, что вся жизнь прошла и ловить ему больше нечего, кроме этого привлекательного голоса. Сильный же мужчина почувствует перед собой слабую женщину, которую он будет носить на руках, потчевать всякими деликатесами, любоваться ее нежной розовой кожей, как у поросеночка, и, в конце концов, у него вырастет такая самодовольная и стервозная миссис Пигги, и он сразу поймет, что его жизнь прошла и бежать уже не к кому, кроме этого нежного голоса. Такие голоса бывают у кастратов и привлекают любителей однополых отношений обоего пола. Так что голос был приятен во всех отношениях.