Глава 39

Мария ждала моего приезда и не шла отдыхать. Мы приехали из Парижа не так уж и поздно, посидели в кафешантане, посмотрели на женские ножки. Издалека да в капроновых чулках они всегда соблазнительны, а когда эта девчонка из кордебалета окажется в твоих руках, то кроме жалости к ней, желания накормить её и дать просто отдохнуть не возникает никаких чувств. Это у меня. Не знаю, как у других.

– Дон, – тихо сказала Мария, – у тебя полностью поменялось отношение ко мне?

– Совершенно не поменялось, – сказал я, – я давно ждал от тебя каких-то действий. Александр Васильевич точно определил твоё происхождение, у него глаз намётанный, да и кто будет посылать бессловесного исполнителя неизвестно с кем за границу? Я не думаю, что господин Дзержинский такой уж наивный филантроп и либерал. Следовательно, у тебя есть какие-то более высокие полномочия, чем моё сопровождение. Сейчас я понял, что главный человек ты, а не я и что пришло время, когда я должен действовать в интересах ВЧК. А ты определилась, кто ты сама есть? Если я не буду делать то, что ты будешь приказывать мне, то тебя отзовут и дадут работу по исполнению смертных приговоров в отношении контрреволюционеров, которых начнут плодить по любому поводу. И начнёшь с моей ликвидации. Так вот, учти, я в ваших эксах участвовать не буду. Кстати, если захочешь стрелять, то не предупреждай заранее и не читай морали, а не то я отберу у тебя пистолет и ликвидирую опасность для своей жизни. У нас есть в доме что-то выпить и закусить?

– Ты мне так и не сказал, как ты относишься к тому, о чем я тебе говорила? – Мария решила всё уточнить и иметь мой чёткий ответ на вербовочное предложение.

– Передай слово в слово, – сказал я, – никаких заявлений я писать не буду. Это первое. Помогать вам буду только тогда, когда дело будет соответствовать моим моральным принципам. Это второе. И третье. Я могу передать конфиденциальные личные послания советских руководителей главам государств Европы. И это всё. Ты довольна?

– Конечно, довольна, – обрадовалась Мария, – это даже больше того, что я ожидала услышать от тебя.

– Больше, – переспросил я, – а если бы было меньше, ты бы без раздумий застрелила меня?

– Я никогда не смогу выстрелить в тебя и никому не дам это сделать, – сказала Мария и её глаза стали наливаться слезами.

– Что с тобой, – я подошёл и обнял её за голову, – что с тобой случилось, комиссарша?

Мария рыдала, я никак не мог её успокоить. Наконец, рыдания начали стихать, и я снова спросил её:

– Что за беда с тобой приключилась?

– Это ты моя беда, – сквозь слезы сказала Мария и улыбнулась.

То, чего я боялся, совершилось. Конечно, я любил её в душе, но гнал от себя эти чувства. Мы не дома, и кто его знает, что ждёт нас впереди и я уже не могу спокойно работать, не чувствуя совершенно другой ответственности за близкого мне человека. Один я справился бы с собой и никогда не показал бы своих чувств. Но противостоять Марии и своему внутреннему чувству я не мог. В принципе, любовь – это тоже средство для вовлечения человека в секретную работу, но мы с Марией вроде бы поставили точки над всеми «i», которые были в её предложении.

Она была рада тому, что я не отверг категорически все, что она мне говорила. И ВЧК этого тоже не требовалось. Хорошо, что нет никаких следов причастности их секретного сотрудника к ВЧК. Уменьшается возможность провала при предательстве. Любое сотрудничество начинается с малого. Сначала один коготок увяз. Потом второй. Третий. Затем и лапка увязла. За ней и вторая лапка. А там и весь оказался заляпанным грязью, и обратного хода уже нет.

Кто бы знал, что творилось в душе каждого русского человека в то время? Если бы не нетерпимость большевиков, то лояльная часть интеллигенции, самая большая по численности, безоговорочно бы приняла новую власть. И был бы симбиоз социализма и рыночной экономики, именно регулируемой экономики и её социальной составляющей, но крайности всегда вредны.

Большевики пошли по пути воспитания могильщиков коммунизма из своих рядов. Это как химиотерапия при смертельном заболевании. А можно было переродить больные клетки и привить их к новому организму, обеспечив себе бессмертие. Но сработал социалистический принцип – если дорвался до власти, то уже на всю оставшуюся жизнь, не имея права на престолонаследование, и любая смена власти будет происходить в виде государственного переворота. Что сделаешь, родину не выбирают.

– Дон, помоги мне, – раздался из кухни голос Марии.

Я прибежал на кухню и увидел, что Мария пытается открыть бутылку с вином.

– Тебе кто позволил заниматься неженским трудом, – шутливо напустился я на неё, – давай-ка сюда бутылку.

Бутылку кларета кто-то закрывал на совесть. Я еле достал пробку, едва не сломав кованый штопор. Пробка с шумом вырвалась из горлышка, увлекая за собой струи красного вина, обрызгав мою белую рубашку и белую блузку Марии.

– Ух, ты, – только и вырвалось у меня. Мария схватила полотенце и стала промокать вино на мне и на себе.

– Хорошо, что это только вино, – сказала Мария, – бери бокалы и неси в зал, я уже всё приготовила.

Я поставил вино на стол, Мария расставила тарелки, положила на них лёгкие закуски, сыр и зажгла свечи, выключив верхний свет. Я разлил вино. Блеск рубиновых искр в бокале с вином соответствовал торжественности момента.

– Дон, ты возьмёшь меня в жёны? – спросила Мария.

– Да, – сказал я, – а ты возьмёшь меня в свои мужья? – спросил я.

– Да, – сказала Мария.

Звон бокалов возвестил о создании нового союза, о котором не будет известно никому, а поцелуй соединил нас навсегда.

Наша первая ночь была безумством страсти или страстью безумных, так ли это важно, когда два любящих сердца стали биться в унисон.

Глава 40

Окончание мировой войны и подписание мирного договора вроде бы и принесли покой в Европу, но они породили германскую ненависть к победителям, которые хотели уничтожить Германию и поставить её в разряд нищих стран, живущих лишь из милости победителей.

Германская империя сохранилась, но лишилась своего кайзера Вильгельма. Если бы Германская империя распалась на отдельные германские княжества, то история пошла бы совершенно другим путём. Но все пошло так, как оно и должно было идти. Распалась Австро-Венгерская империя. Была на грани распада и Российская империя, но большевики не допустили этого. Правильно они сделали или неправильно, история их рассудит, но если судить объективно, то они сделали правильно. А субъективных мнений столько, сколько людей живёт на свете. Все мнения услышать можно, но прислушиваться к ним нельзя, потому что в результате получится то же, как у отца с сыном. Что ни сделай, всё будет неправильно, что оба они на осле едут, что один, что осла на себе тащат. Правильным бывает то мнение, которое высказал человек, имеющий право принимать судьбоносное решение.

В числе стран, проигравших мировую войну, были Германия и Россия. Их поставили в положение изгоев на радость и на будущее горе Западу. Запад забыл заповеди Господние и получил за это отмщение.

Что было сказано Господом нашим? Это помнить нужно, доколе человек живёт на земле.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Мирись с соперником твоим скорее, пока ты ещё на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу.

Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.

Только Россия и Германия следовали заветами Божьими и прощали друг другу прегрешения прошлого.

После очередной поездки в Париж Мария передала мне просьбу и письмо, которое нужно доставить германскому руководству. Предлагалось активизировать российско-германские контакты для преодоления международной изоляции. Понятно, что об этих переговорах никто не должен был знать. Нам открывался неограниченный кредит по организации встречи полномочных представителей таким образом, чтобы об этом никто не узнал.

Я вместе с Марией занялся доставкой послания, а Александр Васильевич подбором места и подготовкой легенды встречи.

Сама поездка из Франции в Германию вызывала косые взгляды у французов. Мария была в траурных одеждах, я был в чёрном, понятно, что у людей горе и не от хорошей жизни им приходится ехать к главному врагу французов. Мы ехали под легендой поиска родственников Марии в одном из лагерей военнопленных, которые потихоньку уже начали освобождаться от постояльцев.

Хорошо налаженные связи в Германии уже стали нарушаться. Стоит ослабить работу на каком-то направлении, как жизнь начинает вводить коррективы. Первого канала связи не существовало вовсе из-за гибели доверенного человека. Дублер лежал в больнице и ничего не мог сделать. Был ещё третий канал, так на всякий случай, так вот этот случай и пришёл в период послевоенной разрухи и хаоса.

На обусловленную встречу пришёл молодой человек из вечных студентов. Такой человек готов учиться всю жизнь, чтобы потом, к концу жизни изречь нечто нетленное философское, типа – век живи, век учись, а дураком помрёшь или прутковское – нельзя объять необъятное; зато этот человек всегда готов войти в революцию или в любую авантюру, которая позволит в одночасье стать всем ни из кого. Вот этому человеку мы и отдали пароль для связующего звена в министерстве иностранных дел о том, что есть сообщение. Само сообщение мы могли отдать только при получении ответа на пароль и сигнала, что канал передачи сообщения открыт.

Целую неделю мы ждали ответа на пароль, попутно знакомясь с тем, как живут немцы. По поводу трудностей сказано было много, но каждый немец считал себя оскорблённым и мечтал, что когда-нибудь они поднимутся с колен и покажут всему миру кузькину мать.

На пятый день нашего пребывания в Германии нас вызвали в полицай-президиум для проверки документов и выяснения причин появления здесь. Проверка была тщательная. Кто-то донёс полиции о неизвестных людях, интересующихся русскими военнопленными. Ночь мы провели в полицай-президиуме, сидя на лавках в разных комнатах. Утром нас отпустили и извинились за доставленные неудобства. К вечеру прибыл наш связной с паролем и условиями явки через день.

В условленном месте, в кафе, мы встретились с советником германского МИДа. Мне мельком приходилось видеться с ним на одном из раутов в Чехии.

– Мы рады, герр Казанов, что Россия и Германия больше не являются противниками, а стали союзниками в прорыве антантовской блокады, – сказал он. – Извините нас за проверку, но в нашем деле должна быть большая осторожность, чтобы не вызвать скандала в международных делах.

Глава 41

Неофициальная встреча советских и германских представителей прошла в одном из курортных городков в Испании. Не было никакой помпы, протокола, флагов и прочей атрибутики, которой сопровождаются форумы и митинги.

Естественно, что по результатам встречи не было ни коммюнике, ни отчётов. Все действо было на словах. И договорённости на словах. Слова тогда значили больше, чем бумаги. Потом было Рапалло и международное признание Советской России.

Сказать, что наша работа была простой, это вообще не сказать ничего. Работа была очень сложной. Мы находились за границей как русские, а, следовательно, как возможные агенты ВЧК. А мы и были агенты ВЧК. Но мы не должны были дать даже малейшего повода для того, чтобы подозрения спецслужб нашли подтверждение.

Любой «прокол» мог привести к расшифровке. Нельзя дать повода заподозрить нас в том, что мы являемся тайными курьерами высшего советского руководства. Так мы бы попали в поле зрения не только французских спецслужб, но и спецслужб других государств как носители высших секретов, которые являются сильным орудием в политической борьбе за власть.

Мы должны быть в стороне от эмиграции и белогвардейских организаций, которые организовали террор против советских представителей. Каждый день мы должны быть в одной и той же маске и не дать усомниться в том, что это не маска, а само лицо.

Для недалёких людей разработаны правила детектива, где должна быть обязательная интрига, драка, перестрелка и погоня. Читателей потчуют рассказами о провалах агентов, которые хлопают дверью, перед тем как уйти. Если по-честному, то такие действия приносят больше вреда, чем пользы для того государства, которое они представляют.

Костоломы из спецназа решают именно те задачи, для которых они готовятся. А разведчиков готовят за книжками в библиотеках, а не в спортзалах и на стрельбищах.

Кому-то предназначено работать головой, привлекая к решению своих задач других людей. Кому-то предписано играть мышцами в поединке с такими же сотрудниками, как и они.

Никогда разведчик не соревнуется со спецназом и никогда спецназ не работает против разведчика, разве что спецназу поставят задачу арестовать загнанного в угол разведчика, прекрасно понимая, что умный человек может найти выход из любой ситуации.

Более серьёзной проблемой была эмиграция и офицеры потерпевшего поражение Белого движения. Говорят, что после драки нельзя махать кулаками, но в любой ситуации нельзя утрачивать способность к анализу. Я ни с кем не делился своими мыслями о причинах поражения Белых армий, которые были лучше вооружены, чем части Красной армии. Гражданская война – это война лозунгов и идей, а не пушек. Идеи большевиков получили большую поддержку народа, с помощью которого и был создан перевес сил на всех фронтах. Идея единой и неделимой России потерпела поражение от идеи права всех наций России на самоопределение. Хотя потом большевики засунули это право в долгий ящик.

У наводнивших Западную Европу эмигрантов только и было разговоров о прошедшей войне и воспоминаний о прошедшем времени. Ностальгические разговоры приводили к тому, что от нечего делать все стали меряться своим происхождением, выяснять, кто из каких родов, чьё дворянство древнее и прочее, не понимая, что Западу глубоко наплевать на всё российское дворянство и что Запад смотрит на содержимое кошелька, а не на древность титула.

Жить в эмигрантской среде и быть изолированной от неё нельзя. Полковник Борисов среди эмигрантов был белой вороной. Он не поддержал Белое движение, выступал против гражданской войны и вообще в лице сражавшегося офицерства и бежавших от революции людей выглядел предателем.

Мы, поддерживавшие с ним приятельские отношения, были как бы пособниками предателя. Отсутствие у меня офицерского звания и моя принадлежность министерству иностранных дел как-то избавляли меня от упрёков, но вот повышенное внимание к Марии было опасным. Все кумушки старались выяснить, кто она, из какого рода и вообще подвергали сомнению её дворянское происхождение.

Мария действительно была сиротой и воспитывалась сначала в приюте, а потом её на казённый кошт обучали в Смольном институте, что было более чем документальное подтверждение её дворянства. Незнание истории своего рода ставили ей в вину и подвергали сомнение происхождение. Мне было совершенно не интересно, дворянка Мария или не дворянка. Я её встретил пролетаркой в чекистской одежде и с наганом на боку. Сейчас это красивая и одетая по последней парижской моде молодая женщина, опирающаяся на мою руку. Её французский язык безупречен, и соседи уважительно называли её ММ – мадам Мария.