III. Эра Стабильности

Каждый из нас должен задаться вопросом: сделал ли я все от меня зависящее, чтобы обеспечить стабильный мир и процветание в моем городе, в моей стране?

Нельсон Мандела

Весь остальной путь до Москвы Айвен проделал, упражняясь в самобичевании и самоедстве.

«Это ж надо, а! Заподозрить в принадлежности к касте омерзительных тагов³ – преступников, воров и убийц – и кого? Беззащитную тоненькую девчушку, которая путешествует в одиночестве и, конечно, очень нуждается в участии и помощи. Что ж нашло на меня? Ох, святые Дизель с Маркусом, как же так-то? Ой, стыдно-то как».

Айвен в отчаянии поглядел в зеркало – никаких девушек, конечно, позади уже не было, а были только сероватое небо (Айвен знал, что старое зеркало безбожно искажает цвета) и прямая дорога, по которой ползли – а на самом деле, мчались с бешеной скоростью (Айвен тоже немилосердно гнал свой грузовик) немногочисленные фуры. До Москвы оставалось что-то около часа.

«Ничего не поделаешь, – подумал Айвен. – Стыдно, но что случилось, то случилось».

Он тяжело вздохнул. «Вот так вот оно бывает, дружище, – сказал он себе. – Вылезает откуда-то из глубины всякая дрянь. И когда оно успело накопиться-то, скажи? Тошнотворный липкий ил, которому и названия нет… Хоть разворачивайся и назад езжай. Неправ, мол, извини. Да уж, что сделано, то сделано».

Айвен вел машину, вцепившись в рулевое колесо и сосредоточенно уставившись в асфальт, стремительно убегающий под капот.

Москва, значит. Ладно. Когда-то давно Москва находилась совсем на другом месте, где-то далеко на западе. Но та древняя, железновечная Москва примерно двести лет тому назад превратилась в непролазные бетонные завалы и лужи расплавленного адским пеклом стекла и металла. Теперь в этих осыпающихся завалах нашли себе прибежище дикие животные – волки, медведи. И если бы только волки да медведи. Поговаривают, что в древних городах водятся существа, которым и названия-то нет.

Когда все успокоилось и наступила стабильность, люди ушли подальше от выжженных адским огнем мегаполисов и выстроили для себя новые города – просторные, наполненные солнечным светом и свежим ветром. Один из этих прекрасных новых городов, никогда не знавших социальных потрясений, эпидемий и войн, они назвали Москвой. Зачем придумывать городу новое имя, если освободилось так много старых? Сегодня Москва – это молодой и стремительно растущий вширь и ввысь город (не такой, конечно, как Столица, но все же очень большой, красивый). По крайней мере, Москва гораздо больше того городишки, в котором родился и до сих пор живет Айвен.

Эпоха процветания и здравого смысла. Эра Стабильности. Социальная защищенность и уверенность в завтрашнем дне. Пятый век, он же алмазный. А пятый он потому, что до него было четыре металлических века – золотой, серебряный, медный и самый страшный – железный⁴. Изъеденное ржавчиной железо рухнуло, подняв облака радиоактивной пыли, но в страшном жаре войн и катаклизмов родился неразрушимый алмаз.

Ничего этого не было бы, если бы не Лучшие. Это они подхватили умирающее человечество, приняли его измученное тело в свои сильные руки и вдохнули в него новую душу и новую вечную жизнь. Они без жалости отбросили ненужное, оставив лишь самое ценное, и человечество возродилось. По всей земле расцвели сады, поднялись к небу, как диковинные растения, великолепные здания. Человек еще глубже проник в тайны мироздания и отправился покорять другие планеты. Все это стало реальностью только благодаря правильной, справедливой организации общества, которую принесли Лучшие.

Конечно, наше общество организовано очень сложно, но вся эта сложность необыкновенно проста и гармонична, если смотреть под правильным углом. Каждому человеку с рождения определено особое место, и, что очень важно, место это свято. Никто другой на него никогда не посягнет, а если и посягнет, то ничего не получится, ибо охраняется оно всей потрясающей мощью Государства, всеми его мудрыми законами, а также зоркой полицией. И стальными легионами. Отныне место под солнцем найдется для каждого без исключения, вне зависимости от физических особенностей и кастовой принадлежности, и все благодаря идеальной системе, созданной Лучшими на основе доказавших свою жизнеспособность традиционных социальных моделей. Институт каст освящен тысячелетиями, Лучшим даже не пришлось ничего изобретать – достаточно было вспомнить и выбрать оптимальный вариант. Кастовая система и стала тем крепким надежным скелетом, который не дает расползтись живым органам и тканям великого организма человечества, как это неоднократно случалось в прошлом. Теперь мы действительно едины.

И тело сбросило с себя оцепененье, пришло оно в движенье.

Руки с охотой

занялись работой,

и ноги живо зашагали,

глаза открылись, засияли,

а уши стали слушать,

желудок начал пищу принимать,

а голова спокойно размышлять.⁵

«Надо же, до сих пор помню эту школьную притчу, – обрадовался Айвен. – Сказку про то, как важно действовать сообща. Вот что значит хорошая память! Спасибо святым за этот бесценный дар. Хотя вроде и не так уж нужна она мне, водиле, эта память-то – чтобы я не заблудился в дороге, существуют навигаторы. Зато я помню все, что необходимо, и даже немного сверх необходимости. Иногда даже то помню, что хотелось бы, в общем-то, навсегда забыть».

Касты… Благодаря этой системе человеку не нужно ломать голову, кем быть и что делать. Все решено еще до его рождения, притом наилучшим образом. Все ясно и предсказуемо: сын ученого станет ученым, сын аптекаря – аптекарем, а сын кастронавта⁶ полетит к звездам. Никто не заблудится в своих изменчивых желаниях. Никто не ест чужой хлеб. Потрясающий рост эффективности труда, недостижимая доселе социальная стабильность – они стали надежным основанием, стартовой площадкой для великого броска вперед и вверх. И это было не судорожное движение отчаявшегося, не бесконтрольное подергивание сумасшедшего, вовсе нет – это было не что иное, как уверенное и тщательно продуманное движение сильного тренированного тела, опирающегося на крепкие ноги. Человек обрел твердую почву под ногами, распрямил суставы и взлетел.

Конечно, пришлось серьезно поработать. После кризиса XXI столетия строившееся веками общественное здание обрушилось и погребло под собой старый мир. Некоторое время после катастрофы люди еще помнили о принадлежности к тем или иным социальным стратам, но система перестала работать, и все смешалось. Однако нашлись люди, которые взвалили на себя огромную ответственность за судьбу человечества – сегодня их называют Лучшими. Мы не знаем их имен, но всякий раз, вспоминая первых Лучших, молитвенно складываем на груди руки. Наше сердце бьется с благодарностью. Дело Лучших продолжается в каждом из нас, живет в наших городах и дорогах, звучит в шуме гигантских автоматизированных фабрик, в тяжелой поступи стальных легионов, в реве покидающих родную планету ракет и ровном дыхании мирно спящих детей.

Мудро разделив человечество на касты, Лучшие сделали так, чтобы каждая каста отличалась от любой другой не просто родом занятий, а всем жизненным укладом, культурой, обычаями, даже святыми и богами – всем, чем один человек может отличаться от другого. Людей объединяют не боги, а надлежащее исполнение долга.

Давно забыты религиозная вражда и национальные распри. Теперь, по прошествии почти двух веков, различия между кастами обрели окончательную четкость – воины крупнее и сильнее всех (так и должно быть), кастронавты адаптировались к состоянию невесомости, а рыбакам имплантируют жабры. Никто не может вставить себе жабры просто так, даже Лучшие – одни только рыбаки могут. Каждой касте достался уникальный дар, которым можно бесконечно гордиться и восхищаться. Поразительно, как кто-то умудряется быть при этом недовольным!

В конце концов, люди ведь всегда к этому стремились – чем-то отличаться от других. И теперь, когда они стали по-настоящему разными, они должны острее ощущать необходимость быть вместе, служить и помогать друг другу. Различия объединяют – вот главное знание эры Стабильности. А чтобы окончательно расправиться с жадностью и завистью – о, эти мерзкие чудовища засели очень глубоко и продолжали терзать бедных людей – было решено отказаться от денег. И вот теперь, когда человек не получает зарплату и свободен от иссушающих сердце и душу мыслей о том, как прокормить себя и семью, где взять денег, одежду и жилье, древние мерзости сребролюбия и наживы наконец-то остались лишь на страницах пыльных книг. У каждого гражданина имеется личный счет, на который от момента рождения и до самой смерти начисляются социальные баллы. Просто, как все гениальное – чем полезнее ты и твоя работа для общества и Государства, тем больше баллов у тебя на личном счету и тем шире твои дополнительные возможности. Это справедливо, не так ли? И распределение благ теперь не зависит от какого-то одного человека, от его настроения или желания, всем управляют компьютеры. Каждый получает то, что заслужил. Нужно ли говорить о том, что голод и нищета остались в далеком прошлом? Выполняешь свои обязанности – получаешь баллы. Имея на счету баллы, отправляешься в распределитель за всем, что тебе необходимо.

Палка, естественно, о двух концах: нарушаешь установленные правила – лишаешься баллов. Это тоже традиционная, но доведенная Лучшими до совершенства система социального кредита, созданная еще в конце Железного века китайцами. Да, было когда-то такое государство, Китай – во многих сферах они обогнали свое время. В Китае на каждого гражданина заводилось дело, личная папка – «дан-ань»⁷. К каждому такому делу подшивались сведения о физических данных человека, его послужной список, информация о пройденном обучении и успеваемости, характеристики с места учебы и работы, сведения о персональных достижениях и проступках, подробности трудовой деятельности, отметки о членстве в общественных организациях – прочее, прочее. Именно из этих вот папок «дан-ань» родилась, как считается сегодня, первая система социального ранжирования, которая позволила поощрять добросовестных граждан и наказывать тех, кто расшатывал устои⁸. Позволила контролировать каждого человека, где бы он ни находился и чем бы ни занимался.

Есть, конечно, и недовольные, и даже те, кто готов пойти против человечества и покуситься на его достижения. А как же – там, где сияет свет, всегда есть и тени. Впрочем, если недовольный все-таки не мешает другим и не нарушает законы, если он, даже скрипя зубами от ненависти, выполняет свои обязанности и не пытается обратить в свою ересь других, его не трогают. О нем, конечно, знают – понятное дело, без внимания такого оставлять нельзя. Никто не знает, как далеко он может в своем недовольстве зайти, верно? Но пока не перешел к враждебной деятельности, пускай себе ворчит. А вот если начинает вредить… На каждого такого вредителя найдется управа. Если потребуется, вплоть до высшей меры.

Изгнание – вот она, высшая мера наказания. Цивилизованная, гуманная мера. И тоже, заметьте, имеет корни в глубокой древности, освящена традицией. При всей ее цивилизованности и гуманности эта мера очень эффективна. В самом деле, кому захочется из рая безопасности и гарантированных благ переместиться в дикую Западную Пустыню или другие земли, откуда ушло или куда еще не вернулось Государство? Впрочем… Можно допустить и такое, однако Айвену ничегошеньки о подобных экстремалах не известно.

То, что полностью и навсегда уничтожить преступность очень сложно, если вообще возможно, Лучшие, конечно же, понимали. Уж кто-кто, а они-то понимали. Что смогли исправить – исправили, остальное встроили в систему, сделали ее частью. Так появилась каста тагов. По сути, такая же каста, как и остальные. Пусть многие недолюбливают тагов, это естественно. Точно так же люди не любят змей или пауков. Своего рода пережиток.

«Но зря я все-таки девушку обидел, – снова подумал Айвен. – Ох, зря! Какому-то наваждению поддался. Нужно держать себя в руках, не терять самоконтроля. Гражданин я или нет, в конце концов. Как сказал кто-то: «Ты Лучшим можешь и не быть, но гражданином быть обязан».