– Где дверь знаешь? Захлопни с той стороны! – заорал я со злостью. – Хочешь, чтобы меня грохнули?!

– У тебя выбор, что ли есть? Ты убил человека, а то, что он поддонок, никого не интересует. И не бойся, никто никого не грохнет, потому что никто ничего не узнает.

Я понял, что оказался в ловушке. Мозг, как поисковая система с багами, начал лихорадочно искать пути выхода, но не находил. Ясно было одно: она меня элементарно шантажировала и ни капли не боялась, понимая моё уязвимое положение и неспособность сказать твёрдое «нет».

«А ведь говорила, не сдаст ни за что, впаривала про гнев Бога, шизофреничка», – раздражённо думал я.

И тут ко мне вернулось то спасительное и желанное состояние, благодаря которому я вновь стал смотреть на себя и ситуацию так, как увлечённый зритель наблюдает за поворотами сюжета театральной постановки. Исчез драматизм, осталась заинтересованность постороннего и уверенность в благоприятном исходе. Я неожиданно для самого себя спокойно поинтересовался:

– Ну, привезёшь ты кэш сюда, ладно, а дальше какие планы?

– Будем поглядеть, не знаю пока, хотя… – Лида задумчиво посмотрела в окно.

– Что же это за сумма, ради которой ты рискуешь своей и моей жизнью?

– Более семи лямов в рублях.

И тут я, неожиданно для самого себя, прикрыв глаза и жестикулируя правой рукой, пустился в пространные рассуждения, сдобренные морализаторством, убеждая её в том, что она молода, что вся жизнь впереди, можно учиться, делать карьеру, выйти замуж, уехать за границу, родить ребёнка. Меня несло, как Остапа, как подвыпившего на корпоративе графомана. Окончательно войдя в роль старшего наставника, я стал уверять, что деньги эти грязные, кровавые, полученные, скорее всего, от сбыта наркотиков и мошенничества с квартирами пенсионеров, да и, честно сказать, не такие уж большие. Наслаждаясь своим красноречием и позой, я неожиданно услышал звуки слива воды в унитазе. Лида была в уборной.

Войдя в комнату через минуту, она сообщила командным тоном:

– Вернусь к обеду, будь дома. Один.

– Есть, мой генерал! – отчеканил я.

Когда дверь захлопнулась, у меня хватило духу позвонить жене и, передав привет Антонине Ивановне пьяненьким голосом сообщить, что всё в порядке и волноваться совершенно не о чем, так как моё окончательное отрезвление не за горами. Не дослушав до конца трескотню своего непутёвого спутника жизни, она прервала связь. На это и был расчёт – возвращаться ко мне ей рано, но и сильно волноваться тоже ни к чему. За годы совместной жизни у нас уже сложилось негласное правило: пока слёзно не извинюсь и не взмолюсь о пощаде, возвращения не будет.

Выйдя на балкон, я подумал, что временами жизнь фантастичнее самого смелого вымысла, и расскажи я кому-нибудь о моих злоключениях и невероятных совпадениях, судя по всему, был бы поднят на смех, как краснобай почище барона Мюнхгаузена. Видимо, из-за упавшего откуда-то сверху на газон спичечного коробка мне вспомнился близкий друг Дима, выбросившийся несколько лет назад из окна девятого этажа. Я всегда боялся высоты и не мог представить ту грань, за которой человек утрачивает врождённое чувство страха, являя могучую силу ужасных обстоятельств, способных подавить инстинкт самосохранения. Сторонний наблюдатель всегда видит лишь мотивы, приводящие несчастного к роковому решению, но не хочет понять, что они лишь спусковые крючки, запускающие процесс разрушения воли к жизни. Ну, задолжал Димка денег, ну разругался с подругой, ну не сдал пару зачётов в институте. И что? Разве это смертный приговор! Всё, как мне тогда казалось, поправимо. Но не тут-то было: сначала выпил уксусной кислоты, получив ожог полости рта и пищевода. Выжил. Лечился стационарно и амбулаторно, три раза в неделю ходил на приём к психиатру, принимал огромное количество медикаментов. Однако воля к жизни уже была надломлена. Это неуловимо чувствовалось при общении, будто человек расстроен из-за опоздания на свой поезд в иной мир и теперь ожидает другого, следующего в том же направлении. В последнем телефонном разговоре Димка несколько раз повторил загадочную для меня фразу: «Ты был прав, ничего изменить невозможно», а через два дня пришёл его состав.

Приближался полдень, а я продолжал наслаждаться бездельем. Зашёл на видеохостинг Ютуб, бегло просмотрел ролик очередного мошенника, гарантировавшего лёгкий и стабильный доход, стоило только приобрести его курс о заработоке в интернете. От рвущихся ввысь диаграмм и графиков, падающих с неба золотых монет, дорогих авто с пачками ассигнаций в багажнике нестерпимо захотелось лирики. Набрав в поисковике слово «поэзия», я быстро нашёл видео с известным актёром, читающим поэму Есенина «Чёрный человек», и послушал любимый отрывок:

Ночь морозная.

Тих покой перекрестка.

Я один у окошка,

Ни гостя, ни друга не жду.

Вся равнина покрыта

Сыпучей и мягкой известкой,

И деревья, как всадники,

Съехались в нашем саду.

Где-то плачет

Ночная зловещая птица.

Деревянные всадники

Сеют копытливый стук.

Вот опять этот черный

На кресло мое садится,

Приподняв свой цилиндр

И откинув небрежно сюртук»

Нажав на паузу, подумал о том, что не оборви Сергей Александрович свою жизнь в тридцать лет, проживи ещё год, а лучше два, сколько бы шедевров пополнили сокровищницу русской поэзии! Звук дверного звонка вернул меня с небес на землю. Вернулась Лида.

– Дверь домофона была открыта, – сообщила она буднично, опуская на пол большую чёрную спортивную сумку с белым логотипом «Найк» и зелёный полиэтиленовый пакет. – Проголодался?

Ничего не ответив, я потянулся к сумке, но Лида больно ударила меня по рукам:

– Не лезь! Пакет на кухню отнеси.

Послушно, как лакей, я пошел на кухню, достал из пакета поллитровую банку «Хайнекен», упаковку спагетти, охлажденный бекон в лотке, сливки и сыр.

– Пиво попей, а я обед на скорую руку сварганю, – сказала она, уже споласкивая руки над раковиной.

– Сумка где?

– Под диваном. Не трогай её, спокойнее будешь.

Взяв пиво, я вернулся в комнату и лёг на ложе, под которым, если верить, лежали миллионы. Пусть не долларов или евро, но всё-таки миллионы. Открыл банку и сделал большой жадный глоток. Через минуту похорошело, пенный напиток мягко лёг «на старые дрожжи» и творил чудеса. Из кухни донеслись звуки жарки, будоражащий аппетит запах медленно наполнял комнату. Глаза стали слипаться от недосыпа и сладкой неги. Повернувшись на правый бок, я бросил взгляд в сторону прихожей и ясно увидел высокую мужскую фигуру, юркнувшую в спальню. Чувствуя бешеный ритм сердца, тихо встал, вытащил из канцелярской подставки на компьютерном столе ножницы, потом потянулся за гантелей. Тело вдруг сделалось ватным, пол начал уходить из-под ног, воздуха не хватало. «В пиво что-то подмешали», – понял я и, опираясь о стены, ринулся в прихожую, в надежде выскочить на лестничную клетку. Чья-то твёрдая рука сзади обхватила моё горло, из кухни раздался истерический смех, я стал задыхаться и… открыл глаза. Настенные часы показывали без четверти два пополудни, с улицы доносились детские голоса, по потолку приглушённо ухали басы музыкальных колонок. Ткань кошмарного сновидения быстро распадалась, уступая место радостному облегчению. Сев на диване, я задел ногой пустую банку «Хайнекен», валявшуюся на полу, провёл ладонью по спутанным волосам ото лба до затылка, и окончательно проснувшись, пошёл умываться.

Из ванной комнаты доносилось монотонное журчание. Приоткрыв дверь, я увидел стоящую под душем Лиду. Ниспадающие струйки воды облепили её лицо мокрыми волосами, убегая стремительными ручейками вниз по нежной шее и высоким грудям с алыми сосками. Сливаясь в причудливые узоры на животе, они замедлялись в пышном чёрном кустарнике между ног, чтобы упасть с него крупными каплями на дно ванны, где потерять свою индивидуальность. Глаза девушки были закрыты, а я, пуская слюни, смотрел, не в силах отвести взгляд. Поворачиваясь ко мне спиной, Лида уронила с бортика ванны себе под ноги флакон шампуня и кусочек мыла. Потянувшись за ними, она наклонилась, взметнув вверх крутые бедра и крупные персики ягодиц, темнота между которыми блеснула большой розовой щелью. Картина стала весьма неприличной. Чувствуя давление в джинсах, я неожиданного для самого себя бросил нелепую фразу:

– Мне бы умыться.

Лида резко выпрямилась, встав ко мне боком, прикрыв одной рукой груди, а другой низ живота.

– Совсем оборзел!? – вскрикнула она гневно, посмотрев на меня блестящими чёрными глазами.

– Извини, конечно…

Но, не дав мне закончить, она запустила в мою сторону обмылок. Я смог увернуться и успеть закрыть дверь, принявшую на себя удар полетевшего следом флакона с шампунем.

Вернувшись в комнату и сделав несколько силовых упражнений для снятия напряжения, я вытащил из-под дивана сумку, но открывать её не стал. Какая, в сущности, для меня была разница, сколько в ней денег и есть ли они там? Я совершил тяжкое преступление, и теперь расплачиваюсь своим бесправным положением. Самое ужасное, что, скорее всего, это лишь начало, прелюдия к более мрачным последствиям.

– Обедать! – донёсся голос Лиды.

В тарелках на кухонном столе аппетитно дымились перемешанные с соусом и обжаренным беконом две горки спагетти, посыпанные натёртым сыром.

– Паста Карбонара, – улыбаясь, сказала новая хозяйка, добавив словечко «типа».

– Карбонара это чудесно. Может, выпьем сначала?

– Только одну, хорошо? А я пас.

Лида по-хозяйски достала из холодильника бутылку и полезла в шкафчик за рюмкой. На ней была лишь коротенькая бежевая футболка, из-под которой то и дело маняще белели трусики.

Выпив холодную водку, я стал вкушать обед, наматывая макароны на вилку. Спустя пару минут мне, невзирая на протесты, удалось опрокинуть в себя ещё одну рюмку, после чего бутылка исчезла со стола. В завершении трапезы Лида как бы вскользь поинтересовалась:

– Съедобно?

– Ум отъешь! Итальянский ресторан отдыхает.

– Чай заварить? – с плохо скрываемым

удовольствием от моей похвалы поинтересовалась она.

– Всенепременно! Да и вообще, будь как дома, но не забывай, что в гостях.

Лида не отреагировала, а я пошёл в зал, чувствуя себя сытым кастрированным котом. Вскоре мы уже прихлёбывали крепкий ароматный напиток, я у компьютерного столика, она – угнездившись в кресле напротив, поджав под себя голые длинные ноги, крепко сжатые в коленях. Закончив чаепитие, Лида заявила:

– Хочу тебя попросить об одолжении. Сделай доброе дело…

Я насторожился.

– Короче, отвезёшь бабки к моей бабке, – уголки её полных губ приподнялись в улыбке. – Машина у тебя есть, знаю, – она на секунду замялась и продолжила жалобным голоском. – Войди в моё положение, Олеж. Мне нужно завершить кое-какие дела в городе, тем более менты могут выдернуть в любой момент. Хранить сумку под диваном тоже не решение. Твоя рано или поздно вернётся, а бабка спрячет – не найдёшь. Сделаешь, и я исчезну совсем.

Поперхнувшись чаем, я закашлялся.

– Куда везти? Какая бабка? – выдавил я из себя, когда смог снова говорить.

– Моя родная бабушка Зина. Она мне намного ближе матери, с которой я уже год не общаюсь. Накормит, напоит, и поедешь обратно. Баба Зина в курсе, что ты завтра будешь, я ей звонила. Живёт в селе «Отрадное», где спиртзавод. Полтора часа езды. Ты должен знать.

– Завтра?

– Завтра утром.

– Давай я вместе с сумкой и тебя отвезу, погостишь у бабуси и куда-нибудь к югу рванёшь.

– Один поедешь. Я тебе полностью доверяю, ты человек умный и вряд ли захочешь поменять свой диван на лагерную шконку.

– Угрожаешь, тварь! – прошипел я.

– Тише, тише. Повторяю ещё раз для особо одарённых: я не хочу тебе зла. Просто сделай, как прошу, и скоро забудешь про меня.

– А ты завтра, что делать будешь?

– Здесь буду, в твоей квартире, если никто не позвонит. Оставь ключ на всякий случай.

Весь остаток дня я терзался мыслями о том, что какая-то мутная девка, возомнив себя вершителем чужих судеб, использует меня в своих грязных целях. Да и сам хорош: малость припугнули и готов исполнять любую прихоть. Ну а если посмотреть с другой стороны, может, правда лучше помочь ей? И сам спасусь и человека выручу. Тем более, что козырей у меня никаких нет. Ну не убивать же её, в самом деле!

Подобные вопросы кружились роем мыслей в голове, вводя то в ступор, то в возбуждение. А Лида спокойно смотрела телевизор, иногда отвлекаясь на свой айфон. Никогда не понимал таких людей, но жутко им завидовал. Около девяти часов вечера она заявила:

– Я лягу на диване, а ты в спальне. Подъём в шесть. К обеду по любому домой возвратишься.

– Земля – наш общий дом. В неё, судя по всему, мы скоро с тобой вернёмся, правда, против своей воли. Спокойной ночи.

Оставив Лиде ключ от входной двери, в половине седьмого утра я спустился к припаркованной во дворе машине. Увесистую сумку решил не прятать, бросив её в багажник на складной туристический стол. Лучи утреннего солнца дарили свежесть и особую красоту всему вокруг. Казалось, не существует такой беды, которая могла бы устоять перед их всепобеждающей силой. Я давно заметил, что утро, как юность зарождающегося дня, наполняет меня энергией обновления, сжигает вечернюю хандру, возрождает утраченную веру в счастливый исход событий. В эти моменты я неосознанно славил светило фразами: «Сияющему Солнцу Радости – Слава!»; «Негасимому Солнцу Свободы – Слава!»; «Великому и могучему Богу – Слава!». Молитва была естественной, шла из сердца, что говорило об её истинности и моих языческих корнях. Проезжая по городу, я поймал себя на том, что рад возможности вырваться из его железобетонных объятий, будто бы он был главным генератором моих проблем. По счастью больших пробок не было, я выехал на трассу и набрал «крейсерскую скорость». Дорога убегала к горизонту на восток, навстречу уже взошедшему во всём своём великолепии солнцу. Пришлось опустить козырёк и быть осторожнее. При въезде в один из затяжных поворотов мне несколько раз моргнул дальним светом фар водитель встречной легковушки, я снизил скорость и заметил на обочине автомобиль с проблесковыми маячками. Успел подумать: «Запах алкоголя выветрился. Даже если остановят, вряд ли попросят открыть багажник», но заметил лишь силуэт сидящего в машине сотрудника ДПС, всецело погруженного в свою рутину. За окнами открывался удивительной красоты осенний пейзаж: выгоревшие от солнца поля, вспыхнувшие золотом лесополосы, остывающие речушки с отражением облаков в тёмной воде. Наконец я прочитал на вытянутом белом фоне приближающегося знака надпись «Отрадное» и сбавил скорость до шестидесяти километров в час.

Покрутившись по дорогам посёлка, будто подвергшимся артобстрелу, я не без труда нашёл улицу Спортивную и подъехал к дому номер четыре. Со стороны дороги он был почти не виден, скрытый старым деревянным забором и яблонями. Не доставая сумку из багажника, подошёл и постучал в тёмно-серую калитку висевшим на двери железным кольцом. Из двора соседнего дома донёсся надрывный собачий лай. Постучал ещё, за дверью послышались мягкие шаги. Когда она отворилась, передо мной предстала пожилая женщина в тёмном длинном платье и светлой шёлковой косынке, из-под которой выбивались седые пряди. Для полного сходства её лица с фотографией в айфоне Лиды не хватало лишь нежной улыбки.

– Здравствуйте, – вежливо сказал я.

– Здравствуй, – ответила она, смотря на мои руки и явно недоумевая, почему в них ничего нет.

– Вы Зинаида? Я от вашей внучки.

– Посылка где?

– Сейчас принесу, подождите секунду.

Я повернулся и пошел к автомобилю, но не успел сделать трёх шагов, как в спину мне больно упёрлось что-то жёсткое, и мужской голос сквозь зубы процедил:

– Тихо, не дрыгайся, к тачке иди.

Я медленно, не пытаясь оглянуться, подошёл к автомобилю и увидел в отражении окна тёмный овал головы в бейсболке за моей спиной.

– За руль садись.

Открыв дверь, я опустился на водительское кресло, чувствуя как синхронно неизвестный сел сзади и приставил к шее прохладный металл.

– Деньги где? – уже громко сказал он прямо в ухо.

– В багажнике, в сумке.

– Заводи, поехали.

Я плавно тронулся и медленно покатил прямо по улице. Взглянув мельком в зеркало заднего вида, успел разглядеть заросшее редкой щетиной худое смуглое лицо неопределённого возраста. Тем временем асфальтированное покрытие дороги закончилось, и мы выехали на заросшую по обочинам грунтовку, ведущую к лесу через овраг. Я попытался заговорить:

– Застрянем здесь.

– Ехай, не бойся.

– Возьмите машину, а меня отпустите. Я вас не видел и ничего не знаю.

– Там отпущу.

Он указал в сторону леса, и я увидел в его руке двуствольный обрез охотничьего ружья. Некоторое время ехали молча. Дорога в сосновой чаще сделалась совсем узкой, ветки царапали бока машины, пронизывая салон неприятным скрежетом. Вскоре колея по ходу движения полностью утонула в высокой траве, и я вынужден был остановиться на маленькой, залитой солнечным светом, полянке. Сидевший сзади прокашлялся, шмыгнул носом и произнёс:

– Выходи.

Я открыл дверь и вылез из машины, вдохнув ядрёный настой сосновой смолы и лесной травы. Первой мыслью было рвануть в спасительный частокол деревьев, однако неприятный худой тип лет двадцати пяти в синем спортивном костюме уже стоял рядом, направив на меня два коротких ствола с облезшим воронением.

– Сумку доставай, – он подтолкнул меня к багажнику.

– Послушайте, ну зачем я вам? Берите деньги, машину. Я сделал всё, что от меня требовалось.

– А у тебя выбор, что ли был? Сделал он! Мне такую туфту не впаривай. Это Лидочка всем верит и всех жалеет, просила тебя не трогать, мол, всё равно молчать будет. Но такой чепушило, как ты держать язык за зубами не сможет. Кирнёшь, душа в рай и разговоришься.

– Я не знаю ничего…

– Много знаешь, не скромничай. Про то, что Лидка деньги Костыля умыкнула, например. Про то, что я прячусь у её бабки, теперь тоже знаешь. Ну и меня срисовал. Много, очень много знаешь, – он зыркнул на меня дико и зло, как бешеная псина. – Может даже она тебе рассказала, куда мы с ней дёргать собрались. Не удивлюсь, если у вас что и было уже.

– Не было ничего, даже в мыслях.

– Верю, ведь она в меня влюблена с пятнадцати лет, а сейчас ей почти девятнадцать, и ещё сильнее за это время привязалась. Не хухры-мухры. Вот только год назад с этой мразью спуталась, а я в бегах уже был. Много долгов. На счётчик поставили. К городу приближаться стремался. Если сильно нужен, думал, сама найдёт. И, не поверишь, нашла, да к бабусе своей пристроила. Баба Зина меня пожить пустила на своих условиях, подкармливает даже, через неё и связь наладили. Я как узнал о смерти Костыля, сразу передал Лидке, чтобы срочно с капустой сюда ехала. Но она же святая, с младшенькой сестрой попрощаться решила и немного бабла ей подкинуть. Только найти её не может пока. Вот и ждёт, дура, когда сестра объявится, ищет глупую, а тебя запрягла бабки из города увести. Боится, найдут их и правильно делает, – он замолчал на секунду, прокашлялся и продолжил сиплым голосом. – Хорошо, что Костыля завалили, он гнилой был, крыса. Эт не ты часом? Не, такой ушлёпок мухи не обидит, – ухмыльнувшись, ответил он на свой же вопрос. – Мне даже малость жаль тебя, но извини. Как говорится, умри ты сегодня, а я завтра.

Облокотясь на заднее крыло автомобиля, я стоял, переваривая сказанное, пытаясь выделить суть. Стало ясно, что мне «посчастливилось» попасть в лапы бандита, любовника Лиды. Может быть, она и вправду просила этого дегенерата не причинять мне зла, но разве от этого легче? Оглушённый пониманием своей страшной участи, я не мог пошевелиться. Тело оцепенело, чувствуя, что его ведут на убой.

– Чё завис, открывай багажник!

Я не реагировал, погружаясь в некое подобие транса. Резкий удар в затылок, видимо шейкой приклада, заставил меня упасть на колени. Вдруг туман в голове стал оседать, ужас быстро сменился ощущением спокойствия и защищённости, чувство времени исчезло. Я вспомнил, что он рядом, наблюдает любящими глазами отца.

– Попал в очередную переделку?

– Небольшие неприятности, с кем не бывает, – ответил я с лёгким сарказмом.

– Мне показалось, что ты сильно напуган.

– Похоже, меня сейчас убьют.