Глава X,
о том, что в России слово incognito может быть истолковано весьма вольно

Карета катилась по российским просторам, преодолевая версты и мили, трясясь на ухабах, покрываясь пылью и грязью того, что на Руси зовется дорогами, а по всей Европе бездорожьем. Везла карета иноземцев, не первых и не последних решившихся заглянуть вглубь столь загадочной для чужого ума страны, отважных в своей решимости и наивных в своих притязаниях, ибо понять и полюбить сию державу можно только сердцем. Пройдут годы, и Великая русская государыня заграничного происхождения покажет всему миру, как можно любить чужую родину. А пока у кормила власти стоит ее тезка по православному имени, товарищ по причудливо обернувшейся судьбе быть единовластной правительницей чужого государства, но совсем другая по замыслам, чаяниям и делам императрица. И именно в эти дела, точнее, в дела ее именитых придворных, намерены были вмешаться подопечные нашего героя, так заботливо им оберегаемые.

Мари с любопытством разглядывала из-за занавесок кареты открывавшиеся пейзажи. «Эти русские», о которых она так много слышала от земляков, были ей странны и непонятны. Изучая язык с помощью православного попа, которого ей приставили в Ватикане, она подолгу выговаривала незнакомые слова, пока, наконец, не уловила их мелодику. То ли у нее были способности, то ли учитель попался толковый, но уже через пять недель она вполне бегло изъяснялась, хоть и с чудовищным акцентом. Первый же встреченный русский (если не считать разбойников, каковые везде схожи) показал примерную доблесть и покорил ее своим бесхитростным благородством. Его твердый отказ принять заслуженную награду вызвал у Мари уважение. А стремление поведать начальству всю правду без прикрас убедило, что перед ней простой служака. «Может, таков и есть «русский нрав», но этому «медведю» надо все-таки дать понять, что мы не простые курьеры, а важные персоны. Вдруг образумится? А то заладил: «Расскажу все, как было». Невдомек, что это пятно не только на его репутации. Ведь попались, как дети, в лапы этих головорезов!» Поразмыслив еще, она все же решила не вмешиваться в план Ивана: в конечном счете обаять Светлейшего князя не составит труда. В своих женских чарах Мари ни минуты не сомневалась, хотя ее спутника они и не трогали, правда, по иным причинам: Ла Шанье все больше заглядывался на бравых гвардейцев.

Дорога была долга и утомительна, пережитые тяготы давали о себе знать, клонило в дрему, но когда въехали в столицу, девушка вновь встрепенулась: столь интересен ей был вид и устройство такого молодого, но уже весьма знаменитого града Петрова.

Мари вслушивалась в окрики и обрывки фраз, долетавшие до нее. До сумерек было еще далеко, улицы были полны, особенное оживление царило возле торговых рядов. Иван, правивший каретой, пустил лошадей шагом, дабы ненароком кого не затоптать, посему молодая француженка хорошо могла различить лица и одеяния торговцев, простолюдинок, пришедших за товаром, солдат, прочего разносортного люда.

Ла Шанье, напротив, не мог дождаться окончания путешествия. Едва потянулись лавки, в нос ударил резкий запах вяленого мяса. Француз брезгливо прикрылся батистовым платком и не отнимал руки от лица весь путь по городу. Внезапно процессия остановилась – дорогу преградили военные. Суровый офицер перехватил поводья и, не давая править лошадьми, провозгласил:

– Именем Императрицы, следуйте за нами!

Сидевший на козлах Самойлов сразу понял, что справиться силой ему не удастся: гвардейцев при офицере было с десяток, все с ружьями. Иван решил вступить в переговоры:

– Я имею указание доставить сих гостей к князю Меншикову!

Но у служивых, видать, были четкие инструкции.

– Арестовать их!

Эта команда побудила солдат вскинуть ружья, а нашего героя спешно искать пути к бегству. Однако диспозиция в ту же минуту вновь резко изменилась: раздался негромкий, но властный окрик «Стойте!», подтвержденный для убедительности парой хлопков в ладоши.

И хоть сказано то было, повторюсь, негромко, на сии слова оглянулись все участники драматической сцены, окромя, разве что, лошадей. Военные расступились, обнаружив на заднем плане, у торговых рядов, важного вида вельможу, беспечно похрустывавшего соленым огурчиком. Оценив произведенное впечатление, Ушаков (а это был он) неспешно направился к карете.

– Раз это гости князя, дело совершенно меняется, – вкрадчиво заговорил вельможа. – Они не могут быть государственными преступниками или шпионами.

При таких словах Мари невольно бросила взгляд на Ла Шанье. Ушаков же бесцеремонно заглянул в окно кареты, сделался еще более довольным и продолжал:

– Ну, что я говорил? Здесь барышня и важный господин сидят. Они, видать, еще и простужены – ишь, платок какой большой. Эх ты, – обернулся он к Туманову – офицеру, что возглавлял отряд. – Обознался ты, братец! Сопроводить к князю!

Гвардейцы опустили ружья, Туманов хмуро посторонился и приготовился следовать за каретой.

– Вот тебе и тайные посланники, – пробормотал мрачный Вожжов, который ничего доброго от этой миссии уже не ожидал.

Самойлов оглядел Ушакова, солдат и тронул лошадей. Вскоре, теперь беспрепятственно, вкатились они в ворота уже знакомого нашему герою меншиковского дворца.

Глава XI,
в коей Иван попадает из огня да в полымя

Следуя за Тумановым по анфиладе дворцовых залов мимо придворных и различных просителей, Самойлов представлял, как будет докладывать о своей неудаче. На душе было черно: первое ответственное поручение от ТАКОГО сановника и с ТАКИМ треском проваленное. Стук сапог их многочисленного отряда, эхом повторенный под лепными потолками, насмешливо подтверждал, что визитеры прибыли как нельзя более «инкогнито». Со стороны, однако, наш герой выглядел спокойным, что несколько удивило Мари.

– Ви все еще не передумали? – спросила она, пытаясь понять, что стоит за сей бесстрастностью.

– И в мыслях не было, – твердо ответил Самойлов.

– А если это поставит под удар ваш карьер? – не унималась француженка.

– Чему быть – того не миновать! – отрезал Иван.

Разговор завершил Вожжов, который не мог и не хотел сдержать своего негодования и страха:

– У него сознание помутилось! От излишнего рвения! Ага! Всех нас под топор подведет!

За сими речами осталось незамеченным мелькнувшее среди придворных удивленное лицо Фалинелли, явно не ожидавшего встречи с такой процессией. Спохватившись, итальянец поспешил скрыться, пока его не обнаружили.

Уже на пороге кабинета Меншикова визитеры, к досаде своей, опять были остановлены Ушаковым, который был теперь не один, а в компании иного важного вельможи – графа Толстого. Андрей Иванович непременно хотел увидеть, как граф оценит «тайных» Алексашкиных гостей и каковое лицо будет у Светлейшего князя, когда тот поймет, что интрига его с треском провалена.

Толстой, как и ожидалось, остался весьма доволен:

– Надеюсь, что ваше опасное приключение закончится на пороге этого дома. Для нас была бы большим несчастьем потеря таких важных гостей.

Ла Шанье и Мари переглянулись, после чего француз проговорил:

– Благодарю вас, сударь! Мы понимаю, что живы благодаря вам и вашим людям, – отменная выдержка позволила ему не показать и тени досады.

Двери кабинета со стуком распахнулись, и сам Меншиков шагнул навстречу процессии. Нечего сказать, отнюдь не такой состав визитеров думал он лицезреть. Провал, полный провал всей затеи, пойман с потрохами, теперь придется выкручиваться. Знать бы еще, что этим сыскным ястребам удалось разведать! А Самойлов-то хорош, следопыт-охотник, называется! Он за дичью тоже с таким парадом отправляется? Эх, простота служивая! Подвел-таки. А эти хищники – Толстой с Ушаковым – прямо впились глазами. Нет уж, не доставим вам удовольствия!

– Ну! Что скажете, господа, о сем деле?

– Ваша светлость, – решился начать Иван, – приказали встретить карету и доставить инкогнито некую персону..

– Встретили?

– Нет, ваша светлость! Карета была перехвачена лихими людьми, коими дороги в тех местах изобилуют!..

– Значит, не встретили? – безжалостно оттягивал развязку Александр Данилович. Он почтительно поклонился Толстому и Ушакову, на Самойлова же не смотрел, отчего наш герой совсем потерял надежду на милость бывшего отцовского друга.

Но тут в разговор вмешалась Мари:

– Позвольте мне! Ваша светлость! Ваш люди и вправду не могли выполнять приказ!

Девушку нимало не смущали те обстоятельства, что говорит она с фактическим правителем государства, что на ней мужской костюм и что с дороги да после плена она выглядит не слишком отлично от весьма потрепанных драгун. В том, что распущенные по плечам черные локоны делают ее еще более обворожительной, она не сомневалась, посему тон ее был полон достоинства и самоуверенности.

– Не могли? – Меншиков насупился.

– Совершенно верно! Карета был захвачен до того, как прибыли эти господа! Мы им благодарны за то, что они вырвали нас из плен! И бог знает, где бы ми были теперь, если не доблесть этих людей!

– Ладно! Коли так, – князь продолжал хмуриться.

– Но если вы цените верную службу, дайте им наград, так как от нашей благодарности они отказались. Мы живы только благодаря их храбрости.

– Награду, говоришь? Ладно, будет им награда, – Меншиков кивнул, наконец, Самойлову с Вожжовым и отрезал: – Ждите, вас оповестят!

Затем посторонился, пропуская французов в кабинет, и решительно поставил точку в сей некстати разыгранной комедии, обратившись к Толстому и Ушакову:

– Ко мне?

Толстой замахал руками:

– Не смею обременять, мы лишь хотели убедиться, что ваши гости доставлены в целости и сохранности, – и поняв, что представление окончено, поспешил удалиться.

Ушаков последовал за ним, а наш герой с товарищем остались ждать своей участи. Двери кабинета затворились.

Глава XII,
о плюсах и минусах

Оставим теперь Ивана в тягостном ожидании и заглянем в кабинет князя, где неудавшиеся «инкогнито» оказались, наконец, наедине с тем, к кому они якобы были вызваны в эту далекую страну.

Меншиков теперь уже дал волю досаде.

– Вот тебе и тайная миссия! Дурачье солдатское!

– Не гневайтесь на них, Ваша светлость, – поспешила унять бурю Мари. – Это скорее плюс, чем минус.

– Какой к черту плюс? Вон Толстой с Ушаковым здесь объявились, чую, неспроста!

– Все, что ни делается, все к лучшему, – вступил в разговор Ла Шанье. Пора было переходить к делу, лирическое отступление слишком затянулось. – Ваши преференции по отношению к Ордену в случае успеха нашего дела будут в силе?

– А у вас есть сомнения? – Меншиков явно уходил от ответа.

Ла Шанье решил, что князь еще потерян и расстроен неудачей, а посему настал удобный момент для некоторого на него нажима. Он вынул из-за пазухи несколько листов, свернутых вместе.

– Надо поставить подпись на этих бумагах.

Меншиков поднял руку, взял листы и потянулся было за пером, но передумал, усмехнулся и кинул бумаги на стол:

– После вашего сегодняшнего «тайного появления» я, пожалуй, с подписями повременю, – Светлейший смерил гостей взглядом, обретшим наконец привычный задор. – А пока давайте придумаем правдивый повод вашего приезда.

Французы молча переглянулись.

Тем временем другие важные участники событий были весьма довольны результатами своих действий.

– Главное мы знаем – эмиссары прибыли! – удовлетворенно подытожил Ушаков.

– Только куда они нанесут удар? Я все больше склоняюсь к мысли, что женитьба наследника – это просто предлог. На кой ляд Алексашке нужна поддержка масонского ордена? Он и так давно вынашивает эти планы.

Толстой вдруг ощутил беспокойство: партия разыграна удачно, но каков будет исход всей игры? Меншиков хитер, так просто его не подловишь. Что-то больно ровно он держался, а ну как все и было так задумано?

– Меншиков тщеславен, а они этим умело воспользовались, – произнес Ушаков. – Его тешит сама мысль о славе монарха, пусть даже регента, но признанного в Европе. – И, словно прочитав мысли графа, добавил: – Странно другое: мы спутали им карты с тайным появлением, а они как ни в чем не бывало.

– В любом случае, следи пока за каждым их шагом, – решил Толстой. – Рано или поздно они проявят себя.

– А с этим юнцом что делать? – Ушаков оглянулся на еще ожидавшего решения Самойлова.

– Думаю, он – не игрок, хотя чем черт не шутит! – Толстой тоже посмотрел на нашего героя. – Парень ловкий. Вдруг Меншиков разыграл более тонкую партию, подсунув его нам, как пешку? Будь начеку!

И покровительственно потрепав Ушакова по плечу, граф пошел прочь.

Между тем «ловким парням» было ой как не по себе. Вожжов испытал определенное облегчение, что экзекуция окончена, однако со знаком «плюс» или «минус», никак не мог взять в толк. Меншиков, будь ему трижды неспокойно, держался неприступно, слова Мари действия на него, по всему судя, не возымели, а приказ ждать известия прозвучал и вовсе угрожающе. Вот и дождался награды за службу, нечего сказать. А все Иван, послал господь дурака командовать!

– Ну, если нас завтра не подвесят на дыбу, то четвертуют точно.

– От сумы и тюрьмы. – откликнулся Самойлов.

– Э-эх! – не выдержал Вожжов. – Ты хоть знаешь, кто стоял рядом со Светлейшим?

– Нет! А что?

– Что-что? Это бывший начальник Тайной канцелярии Ушаков! А сейчас и Приказом командует. Заплечных дел лавка! Людишек, знаешь, сколько через него погублено? Чуть что не так сказал – за ребро и на крюк! За ребро – и на крюк! – повторил он для непонятливых.

– Тише ты! – только и успел шикнуть Иван.

Двери отворились, навстречу к ним вышел камердинер и с важным видом провозгласил:

– Завтра ваши милости приглашаются на ассамблею!

Глава XIII,
в коей лишь приоткрывается тайна гобелена

Вожжов наконец оттаял. Все устроилось как нельзя лучше. Ванька и вправду оказался везунчик, верно тогда Маслов подметил. Он теперь уже готов был взять Ивана в приятели. Все-таки кровью крещены, товарища вместе хоронили и мести сильных мира сего избежали, да к тому ж в награду получили не крюк, а приглашение. На как там ее бишь?.. Ассамблею. Тьфу ты пропасть, как у них язык поворачивается такие слова выговаривать? Дворовые ведь, простого звания люди – даром, что при княжеском доме, а все одно холопы, как ни назови, – а произносят иноземные словечки с таким форсом. Это чтоб сразу видать было, что говорит с тобой не кто-нибудь, а камердинер. Смешно, камердинер! Раньше о таких на Руси не слыхивали. А нынче эти столичные и одеты по последней моде, и манерам всяким обучены. Вот было бы забавно, если бы его сестра Марфа в тверском имении барина на ассамблею приглашала. Хотя Вожжов дома не был, почитай, лет двадцать, может, и Марфа теперь нос пудрит да словечками разными выражается.

– Ну что? – обратился драгун к Самойлову, когда они неспешно ехали по петербургским улицам. – Давай ко мне? У меня комнаты от Маслова, царство ему небесное, теперь освободились!

Иван обрадовался такому предложению. Нужно было отдохнуть, привести себя в порядок. А где? Денег у него толком не было, гостиницы в столице дороги. А что, может, и впрямь у Вожжова остановиться?

Но сии весьма благоразумные размышления были прерваны. Он увидел, как у одного из подъездов остановилась карета. То было невеликое происшествие, и оно, разумеется, не заинтересовало бы его в другом случае. В другом, но не в подобном этому: карету вышел встречать не кто-нибудь, а тот ворчливый придворный, отец понравившейся ему девицы. Все тяготы и лишения последних дней мигом улетучились. И только желание поскорее увидеть ту, о которой грезил он все время со дня их памятной встречи, овладело пылким сердцем. Эх, молодость, молодость! Лишь ей свойственна подобная горячность. Хотя судя по тому, какую роль сыграет девица эта в судьбе нашего героя, может быть это не такая уж горячность.

Тем временем из кареты вышел Фалинелли и в сопровождении придворного направился в дом.

– Погоди-ка, у меня тут дело есть. – оставил Иван недоуменного Вожжова посреди улицы в одиночестве, а сам направился к дому.

– Ну да, дело. – сплюнул драгун и, развернув коня, поскакал домой. Да и что ему еще оставалось, коли этот болван все время ищет себе приключения? Не составлять же компанию!

Иван попытался из седла заглянуть в высокие окна сановного дома, но все безуспешно. Он обернулся и увидел кучера, сидящего на козлах той самой кареты:

– Это кто ж тут живет, любезный?

– Известно кто, Белозеров. – охотно откликнулся заскучавший было мужик.

Самойлов поблагодарил его кивком и продолжил поиски того единственно важного окна, которое принадлежало желанной особе. Варенька и не догадывалась о его попытках, иначе сердце бы ее забилось, и десерт не пошел бы впрок. В неведении ухаживала она за гостем, подвигая ему теткино варенье, и слушала со смущением батюшкин рассказ:

– Вот ведь как, старший-то сын в заграницах уже четвертый год. А я, как прибрал господь мою Степаниду, нянькой здесь с моими-то.

Фалинелли, окинув взором молчащих дочерей Белозерова, с обольстительной улыбкой на хитром лице ответил:

– По-моему, вы обладатель прекрасного клада: скоро от кавалеров отбою не будет.

Белозеров, не привыкший к околичностям, повысил голос:

– То-то и оно! Отбоя уже нет! Правда, прости господи, одни бывшие холопы да солдатня. Прошли те времена, когда столбовые бояре на Руси при царях сиживали.