Он вынул из кармана блокнот и принялся торопливо записывать услышанное. Когда в девятом классе мама настояла на том, чтобы он окончил курсы стенографии, Павел сопротивлялся как мог – было стыдно ходить в группу, где занимаются одни девчонки и взрослые женщины. Но недаром его мамочку в издательстве «Прогресс», где она проработала без малого тридцать лет, прозвали «железной леди» – спорить с ней было бесполезно. Сын покорно освоил систему быстрых записей, выучил все эти на первый взгляд нелепые, похожие на шпионский шифр значки – и уже в студенческие годы понял всю выгоду подобного навыка. Конспекты лекций у него были самыми полными и содержательными на курсе, правда, пользоваться ими никто, кроме Павла, не мог. Помогали знания стенографии и в писательской работе: например, когда нужно было быстро перенести на бумагу пришедшую в голову важную идею или, как сейчас, зафиксировать любопытный материал наблюдений.

Лера тем временем все еще обдумывала совет подруги. Поставив на стол наполовину опустевший бокал, она с сомнением проговорила:

– Свет, так ничего не получится… Ну, допустим, залечу я от кого-нибудь. Правда, у меня сейчас нет никого, но это дело поправимое… Но ведь Дрюня-то не дурак, он поймет, что это не его ребенок!

– А ты напои его, – невозмутимо отвечала Светлана. – Да так, чтоб и не помнил, что делал и делал ли. И презервативы проткни. И если он в чем-то усомнится, так ему и скажешь: «А помнишь, дорогой, как ты напился? А помнишь, как у нас резинка порвалась? Вот тогда-то все и случилось!» Надо только, чтобы все по времени точно совпало, считать такие ребята хорошо умеют.

Однако скептическое выражение еще не покинуло Лерино лицо.

– Ну, допустим, – согласилась она, – что Дрюня мне поверит. Признает ребенка и все такое. Но что-то я сомневаюсь, что после этого он бросит свою мымру со спиногрызами и женится на мне…

«А она все-таки не настолько непроходимо глупа, как мне показалось сначала, – пронеслось в голове у Павла. – Интересно, что скажет на это рыжая?»

– Я ж тебе сказала – мы придумаем что-нибудь, – упирая на слово «мы», парировала Светлана. – Все под Богом ходим – и его благоверная не исключение. Мало ли как жизнь сложится. Я слышала, она в Испанию собирается. А там и море, и горы – и утонуть можно, и в пропасть с горы навернуться…

– Ты на что это намекаешь? – удивилась Лера.

– Да тише ты! Пойми, ты мне как родная сестра. Я хочу сделать тебя счастливой! И помогу тебе! Чтобы он был абсолютно точно, на сто процентов твоим.

– Но как?

– Я тут кое-что придумала…

Светлана оглянулась (Павел тотчас отвел глаза), снова наклонилась поближе к подруге и что-то зашептала. Лера ахнула, Светлана сжала ее руку, призывая замолчать, и продолжала шептать. Писатель весь обратился в слух – но ничего не услышал из-за внезапно подошедшего официанта.

– Будете что-нибудь еще заказывать или подавать кофе? – прозвучало над ухом.

Павел даже вздрогнул от неожиданности.

– Несите кофе, – резко ответил он, досадуя, что не слышит теперь продолжения разговора за соседним столом.

– А какой кофе вы предпочитаете?

– Эспрессо. И побыстрее.

– Двойной или стандартный? – не унимался официант.

– Стандартный! – почти крикнул на него Павел. И дернул же черт этого оболтуса подойти именно сейчас, в самый интересный момент!

Молодого человека тон писателя ничуть не смутил, и, сделав пометку в маленькой записной книжке, он спросил:

– Это все? У нас вкуснейшая выпечка, советую попробовать.

– Хорошо, принесите что-нибудь на ваше усмотрение. – Павел понял, что повышать голос и обращать на себя внимание сейчас не в его интересах, поэтому постарался взять себя в руки: может, не все потеряно и он успеет еще что-то услышать.

Однако надежды его не оправдались. Лера и Света уже закрыли интересующую его тему. Им наконец подали заказанные блюда, и теперь за едой они болтали о каких-то туфельках, бутиках, новых коллекциях и прочей дамской ерунде.

– Ваш кофе и фирменное пирожное! – громко провозгласил вновь подошедший официант, но на этот раз Павел отнесся к нему без раздражения. Что толку мотать себе нервы, если все равно этим делу не поможешь? Он спокойно пил кофе и ждал. Но ничего не дождался.

Его соседки поели, допили шампанское и стали собираться.

– Ты сейчас в салон, да, Светик?

– Ага, как раз успеваю. А ты?

– Не знаю еще. Пока тут, в Камергерском, по магазинчикам прошвырнусь, а там видно будет…

Подзывала официанта Света, но заплатила по счету, как писатель и предполагал, блондинка. Когда подруги встали из-за стола, он с интересом поглядел на Светлану. «У такой железной леди глаза должны быть серыми, с металлическим оттенком», – подумал он про себя. И действительно угадал. Пока женщины проходили мимо, он успел рассмотреть Свету. Лицо некрасивое, но интересное – жесткое, волевое. На щеке две родинки, на шее морщинки, грудь маленькая, фигура хрупкая, точеная. Незаурядная женщина, но в смысле привлекательности очень и очень уступает подруге. Светлана и не взглянула в его сторону, Лера же, проходя мимо, поймала его взгляд и кокетливо улыбнулась – ей было приятно его мужское внимание.

Подруги направились к выходу, и писатель понял, что и ему больше нечего делать в этом ресторане. Положил на стол несколько купюр, оставив официанту на чай только сотню (больше тот не заслужил – не надо было лезть под руку!), и тоже, хоть и не без сожаления, покинул прохладную тенистую веранду.

* * *

Фильм состоялся, и более того – состоялся на удивление быстро. Вся оставшаяся работа над проектом заняла чуть больше года, точнее, пятнадцать месяцев. Осенью следующего года сценарист Павел Савельцев снова прибыл в Москву, на премьеру, которая должна была пройти в кинотеатре «Кодак-Киномир». И когда в его графике среди дня неожиданно образовалось несколько свободных часов, он по старой привычке заглянул пообедать в знакомый ресторан в Камергерский переулок.

Стоял прохладный октябрь, летнюю веранду уже закрыли. Зал почти пустовал – было около четырех часов: для обеда уже поздно, для ужина еще рано. Павел выбрал удобный столик, сделал заказ и, в ожидании, углубился в чтение распечатки тритмента^[1] очередного фильма, по ходу делая правку остро отточенным карандашом – ему нравилось работать по старинке, на бумаге, а не на компьютере: так, казалось, лучше виден текст.

Шум у входа заставил его невольно поднять голову. В дверях появились новые посетители – светловолосая молодая женщина и мужчина, выглядевший еще нестарым, лет максимум на сорок пять, но уже почти седой. Следовавший за ними здоровяк в безликом темном костюме осторожно нес голубую люльку из тех, в которых обычно возят в автомобилях младенцев. Сзади их сопровождало несколько таких же плечистых молодых людей в темных костюмах, которых мужчина, войдя в зал, отпустил одним движением руки.

Лицо мужчины показалось Павлу смутно знакомым, но кто это такой, он никак не мог вспомнить. А вот женщину узнал сразу. Это была она, та самая блондинка! «Неужели Лера? Да, это именно она!» – бормотал про себя писатель. Она чуть изменилась, лицо немного осунулось, да и фигура уже казалась не такой точеной – по всей видимости, сказались недавние роды. Но при всем при этом выглядела девушка по-прежнему сексапильно, одета была так же дорого, многочисленные украшения, как и раньше, сверкали на руках и шее.

Да-да, это была она, и ему ли было не помнить Леру! Услышанный в прошлом году разговор произвел на Павла сильное впечатление, и при первой же возможности он наговорил на свой диктофон все подробности, которые сумел запомнить. В самолете, возвращаясь в Америку, он прослушал диктофонную запись, расшифровал стенограмму и окончательно решил, что сделает из этого сюжета новый проект – одновременно и роман, и сценарий. О хитрой дамочке бальзаковских лет, которая сумела подложить под олигарха смазливую провинциальную дурочку и неплохо на этом нажилась. Он уже начал работу, но последнее время она несколько застопорилась, к тому же пришлось переключиться на другие проекты. Правда, последнее было обычным делом, Павел привык работать сразу над несколькими вещами одновременно. Услугами так называемых «негров» он в целях экономии не пользовался. А теперь судьба точно решила сделать ему подарок и послала новую встречу с Лерой – в том же ресторане, но уже с другим спутником. Неужели это тот самый мужчина? Помнится, подруги называли его Андреем…

Тем временем охранник бережно поставил на стул люльку, где, должно быть, спал малыш, закрытый рюшами от солнца, ветра и чужих глаз, и удалился. Лера уселась за столик, мужчина, прежде чем последовать ее примеру, осторожно заглянул в люльку, видимо, чтобы удостовериться, что ребенок спит. Тут у мужчины зазвонил мобильный, и он занялся разговором, прервавшись лишь на несколько секунд, чтобы отдать распоряжения официанту. Его спутница успела по женской привычке вдоль и поперек изучить меню, сделать наконец заказ и теперь со скучающим видом разглядывала свои гладкие ухоженные руки – а он все говорил и говорил по телефону. Лера несколько раз обращалась к нему, но он жестом останавливал ее – мол, погоди, не сейчас, я занят.

Как назло, на этот раз Павел сидел слишком далеко от них. Он всеми силами старался услышать хоть что-то из разговора, но это было невозможно.

«Тот это мужчина или не тот? Андрей или нет?» – эта мысль занимала писателя больше всего. Ему вновь показалось, что он где-то уже видел его, но память отказывалась давать подсказки. Судя по охране, одежде, обуви, галстуку, мобильному и другим аксессуарам, это был человек состоятельный или, как любил говорить Павел, состоявшийся. Однако победителем, хозяином жизни он явно не выглядел – наоборот, казался каким-то подавленным и слегка заторможенным.

Какая же все-таки досада, что Павел не может услышать ни одного их слова! Но тут ему снова улыбнулась удача. Лере то ли стало холодно у окна, то ли кондиционер дул на нее, то ли еще что-то, но она надула губки и о чем-то сказала своему спутнику в перерыве между его телефонными звонками. Мужчина равнодушно кивнул ей в ответ и вновь обратился к своему мобильнику, одновременно перемещаясь за другой столик, куда официант спешно перенес люльку. Теперь они сидели гораздо ближе, и Павел возликовал – он без труда мог их слышать. Но радость оказалась преждевременной – слушать было совершенно нечего. Лерин спутник вел деловые переговоры по телефону, она же молчала и недовольно хмурилась. Так продолжалось долго, более получаса. Им принесли заказ, но мужчина почти не притронулся к еде, только пил коньяк из пузатого бокала. Поев, его жена снова заскучала.

– Сколько можно разговаривать по телефону? – прошипела она после очередного звонка. – Я тоже здесь, а тебе все равно. Тебе никто не нужен – ни я, ни Боря!

– Тссс, сейчас, сейчас, – успокаивал ее муж.

Да, точно муж, теперь Павел был уверен – об этом свидетельствовали кольца на их руках, необычной формы, в виде трех пересеченных полосок, по всей видимости, из платины. А мужчина при более близком рассмотрении все еще казался знакомым. Но откуда бы он мог его знать?

В люльке захныкал ребенок, Лера, сердито пробормотав что-то себе под нос, приподняла рюшчатую ткань и склонилась над ним.

– Ты знаешь, мне уже скоро пора ехать, – вдруг сказал ее супруг, и Лера перевела на него взгляд.

– Куда это еще? – грубовато спросила та.

– На Ваганьково. Сегодня же десятое…

– Ну и что, что десятое? – взорвалась вдруг Лера. – Каждый месяц туда мотаешься, сколько можно! Больше года уже прошло! Сколько можно оплакивать семью, которой больше нет? У тебя, между прочим, уже давно другая жена и другой ребенок! Люда с детьми уже мертвы – а я-то жива! Почему ты тратишь свое время на них, а не на меня? Я как прокаженная – все время одна!

Ребенок почувствовал напряженную атмосферу и громко заплакал. Нервно теребя висевшую над ним погремушку, Лера с каким-то неистовством стала раскачивать люльку, одновременно выговаривая мужу:

– Вот зачем мы сюда Борьку притащили? Я же предлагала оставить с няней! Мне стыдно тут с ним быть… Какой это отдых?

Малыш не унимался, изо всех сил сучил ножками в малюсеньких голубеньких пинетках и махал ручонками так, что задевал подвешенные над ним погремушки.

– Я так редко вижу его, – отвечал мужчина, стараясь оставаться спокойным. – Ты же знаешь, у меня не так много свободного времени, хочется провести его с семьей. Думал сделать тебе приятное, пригласив в твой любимый ресторан.

– Да уж, мне приятно – дальше некуда! – женщина повысила голос, пытаясь перекричать плач ребенка.

– Лера, почему он так плачет? Может, проголодался? Покорми его.

Лера ткнула в люльку бутылочкой, но кроха оттолкнул ее. Он кричал все сильнее и сильнее, переходя на визг, прерывающийся только на мгновения. Мать это разозлило еще больше, она с силой тряхнула люльку, проорав в сердцах:

– Замолчи сейчас же, дрянь такая!

– Что ты так нервничаешь? – строго посмотрел на нее супруг. – Тише, люди кругом. Дай мне сюда ребенка!

Он потянулся к люльке и взял на руки пухлощекого малыша в лиловом костюмчике, явно стоящем не меньше пары сотен долларов. Оказавшись на руках у отца, мальчик вскоре притих и, засунув крошечный пальчик в рот, причмокивая, принялся разглядывать все вокруг.

Павел отвел глаза. Он был не из тех людей, кого восхищают и умиляют дети, особенно маленькие, – ему они всегда казались лишь помехой, постоянным источником шума, беспокойства и раздражения.

– Видишь, ты его даже успокоить не можешь, – продолжал Лерин спутник, прижимая к себе малыша. – А все потому, что ты постоянно мотаешься по своим бутикам да клубам, ребенком не занимаешься. Хоть в выходные, будь добра, бери с собой сына.

– Ему и дома неплохо, – огрызнулась та. – Пусть им Ольга занимается, мы ей за это деньги платим.

Похоже, в отношении к детям Лера во многом была солидарна с писателем, хоть и не знала об этом.

– Да, но только Борька скоро забудет, как выглядит его мать! – Мужчина говорил спокойно, но было заметно, как дрожат его скулы от нервного напряжения. – Ладно, – немного помолчав, проговорил он, – я вызвал Владимира с твоей машиной, он будет минут через пятнадцать. Ты выпила, так что самой тебе за руль садиться нельзя, пусть он тебя отвезет. Будешь еще что-нибудь заказывать?

– Буду, – капризно отвечала Лера. – Я не наелась.

На самом деле было ясно, что она совершенно не голодна – просто специально тянет время, чтобы досадить мужу. Но тот никак не проявлял недовольства или раздражения, а лишь спокойно играл с ребенком или снова разговаривал по телефону все то время, пока его супруга выбирала блюда, ела и отчитывала официанта за то, что ей подали все не то и не так и вообще у них стали готовить очень невкусно.

– Ты поела? – поинтересовался муж, когда спектакль наконец закончился. – Тогда собирайся. Принесите нам счет, пожалуйста, – попросил он и опять повернулся к жене: – Какие у тебя планы?

– Не знаю, еще не решила. Может, вечером со Светкой встречусь…

– Ну, со Светкой так со Светкой, – равнодушно ответил супруг. – Только, будь добра, сначала отвези домой Боречку. А то потеряешь его где-нибудь, с тебя станется.

Лера фыркнула, а в памяти Павла сразу всплыл ярко-огненный образ Светы. Любопытно было бы увидеть Светлану, посмотреть, наконец, в ее хитрые глаза, послушать, какие разговоры ведут эти дамочки сейчас. Все эти слова «на Ваганьково», «год прошел» и особенно «теперь у тебя другие жена и ребенок» и «Люда с детьми мертвы, а я жива!» сильно зацепили его. Павел хорошо помнил, как в прошлом году Светлана неприкрыто намекнула на то, что с законной супругой олигарха, стоящей на пути к Лериному счастью, может что-то случиться. И теперь, спустя год, этот человек едет на кладбище, похоже, что к бывшей супруге, а Лера стала его новой женой… Выходит, то недоброе пожелание Светланы каким-то чудом сбылось? Однако Павел был взрослым, здравомыслящим человеком и не верил в такие удивительные совпадения. Подобные вещи не происходят сами собой. Если бы каждое выстраданное или брошенное сгоряча «чтоб ты сдох!» сбывалось, населения Земли здорово бы поубыло…

Привлек внимание и еще один момент: Лера с мужем говорили не просто о смерти жены, но о смерти всей семьи – и женщины, и детей. Значит, естественная кончина сразу исключается. В семье нынешнего супруга Леры год назад случилось какое-то большое несчастье, унесшее несколько жизней.

Словом, перед писателем возникла загадка, тем более интересная, что он сам имел к ней некоторое отношение – часть событий развернулась прямо на его глазах. И Павлу страстно захотелось решить эту задачу. Задачу, разгадка которой – теперь это уже точно – даст ему новый, интереснейший материал для работы.

Супруги уже покидали ресторан, и Павел в первый момент растерялся. Возникла даже шальная мысль выбежать следом и, поймав первую попавшуюся машину, сесть на хвост и проследить за ними. Однако он не стал делать этого – по многим соображениям. Во-первых, судя по всему, Лера и ее муж поедут в разные стороны. Во-вторых, вот так быстро остановить такси и мчаться, бросив водителю «едем вон за той машиной!», получается только в кино. В жизни наверняка что-то помешает – или долго никто не остановится и преследуемые уже успеют скрыться из виду, или водитель просто-напросто откажется участвовать в таких вот киношных погонях… Но даже если повезет и с тем, и с другим, охрана наверняка заметит «хвост» – а тогда преследователю не поздоровится.

Так что бросаться следом за уходящими Павел не стал. Вместо этого подозвал официанта, и, вложив на его глазах в поданную «корочку» лишнюю тысячу, небрежно поинтересовался:

– Слушайте, а кто этот мужчина? Такое лицо знакомое, но никак не могу вспомнить… По телевизору я его видел, что ли…

– К сожалению, ничем не могу вам помочь, – развел руками официант. – Этот господин не из числа наших постоянных клиентов. Вот супруга его, Лера Дмитриевна, часто тут бывает.

Павел только что не выругался с досады. Первый же шаг привел его в тупик. Но оставалась еще одна тоненькая ниточка, и он ухватился за нее как за последнюю надежду.

На следующее утро Павел вылез из такси у входа на Ваганьковское кладбище. Огляделся по сторонам, подумал с минуту, на всякий случай купил у одной из многочисленных, расположившихся вдоль забора торговок цветами пару алых гвоздик и решительно вошел в калитку.

Раньше он никогда не был на этом кладбище, как-то не довелось, но знал, что похороны здесь – роскошь, доступная немногим. На Ваганьково находят свой последний приют разные известные личности – актеры, музыканты, художники, спортсмены… А также те, кому это по средствам, то есть представители бизнеса и криминального мира, что здесь, на его бывшей родине, почти всегда одно и то же.

В будний день, несмотря на хорошую погоду, на кладбище было немноголюдно. На центральной аллее, ведущей мимо церкви, еще попадался народ, но чем дальше Павел продвигался вглубь, тем более пусто становилось вокруг. Только вдали, у стены, похоже, крематория пожилой саксофонист играл (и на удивление прилично) какую-то знакомую грустную мелодию, кажется, что-то из Поля Мориа.