– И тут уже я плюнула: заметят не заметят. Хотя там уже всем было не до меня. Оператор с камерой мечется как бешеный слон, репортер его тоже… скачет. Остальные сгрудились вокруг ямы и пялятся. – Арина размашисто мерила шагами приемную: от окна к двери и назад, мимо Евиного стола. – Чистый Гоголь. Ревизор. Немая сцена.
– А я уж думала, у меня глюки! – завканцелярией прижала к щекам ладошки с растопыренными пальцами. Ногти, естественно, короткие, но лак бледно-золотистый, под цвет проблескивающих в темно-рыжей шевелюре светлых, точно выгоревших (крепитесь люди, скоро лето!) прядей.
– Ты чего, Ев, какие еще глюки? – почти искренне удивилась Арина.
– Да этот сюжет с вечера субботы по всем каналам крутят. И я гляжу: там Вершина собственной персоной! Я уж решила, что мерещится, мысли-то почти насквозь про работу, ну, думаю, кранты, уже и в телевизоре всех вас видеть начинаю. Первый раз еще вечером в пятницу показали, ну по нашим, областным, а в субботу и центральные сподобились. И ты там. На заднем плане, но узнать можно. Я даже записала на всякий случай.
Ева нашарила на столе пульт, понажимала. Настенный телевизор, что висел в приемной у окна, мигнул, беззвучное новостное мельтешение сменилось кадрами с кладбища. Люди вокруг могилы, экскаватор, который вдруг останавливается, а люди, словно их магнитом притянуло, оказываются вплотную к яме.
– Вот, гляди! – Ева нажала на паузу. – Ты ведь?
– Ну я, – согласилась Арина, хотя узнать ее в этой размытой фигуре смог бы лишь близкий знакомый, и то с трудом. Но картинка была любопытная, Ева права. Оператор, метавшийся – она помнила – вокруг, как взбесившийся электровеник, в этот момент взял общий план. Интересненько. К могиле кинулись все – да не все. Заплаканная красавица закусила костяшки пальцев, спутник все так же ее обнимал, дама в лиловом стояла все с тем же равнодушным, нездешним взглядом: все это не имеет ко мне никакого отношения. Коренастый стриженый дядька тоже ринулся к могиле, только спину видно. Парень же с лошадиным лицом остался на месте – так же, как красавица и лиловая дама. Стоит, губу чуть прикусил, а глаза… Странный у него взгляд, очень странный.
– Неужели ты не видела? – изображение двинулось, секунд через десять Арина опять оказалась в кадре, теперь в профиль. – Не, я понимаю, ты сама там была, но… Где твоя хваленая следовательская интуиция?
– При чем тут интуиция? И при чем тут, если уж честно, я? Мало ли чего показывают…
Ева выключила запись и уставилась на Арину, пристроив подбородок на сомкнутых кулачках. И через несколько секунд выдохнула с явным облегчением:
– Вершина, ты меня разыгрываешь! Ты, небось, этот сюжет за выходные до дыр засмотрела! А теперь ваньку валяешь: ничего не знаю, починяю примус.
– Ну не то чтобы до дыр… – Арина засмеялась.
– Тьфу на тебя! – Ева укоризненно погрозила пальчиком. – Не любопытно ей, видите ли! Я аж испугалась – подменили Вершину!
– Но ты ведь купилась? Кстати, в наших новостях сюжет самый длинный был, в центральных куда короче. Вот бы полный вариант посмотреть. Не эти сорок секунд или сколько там, а все, что оператор наснимал.
– Ну так запроси да погляди – завканцелярией, она же секретарша Самого, она же «центр управления полетами», изобразила гримаску почти презрительную.
– На каком основании?
– Так Воскресенское же кладбище в нашей подследственности, разве нет?
– Воскресенское – да, а само дело вряд ли, там, на мой взгляд, подследственность чисто полицейская. Вряд ли следственный комитет будут привлекать.
– Подследственность, видите ли! – Ева фыркнула. – Дело-то громкое!
– Вандализм-то? Потому что по факту мы пока имеем только вандализм. Ну еще мародерство можно прицепить, могила-то, получается, ограблена. Гроб, хоть и использованный, какая-никакая, а материальная ценность. Но это уже именно прицепить.
– А все остальное? Шумилин покойный, конечно, не Абдулов или Еввстигнеев, снимался мало, а наш драматический, хоть и супер, но не МХАТ и не БДТ. Провинция-с, – Евины губы сложились в презрительную гримаску, но не к «провинции», а наоборот, к тем снобам, которые «столицы» превозносят как центр мироздания. – Но известный же! Такой актер был! Ты-то его не застала.
– Здрасьте вам! Я вообще-то тут выросла. У Морозова училась между прочим. В Питер уже после юрфака уехала, муж там работал. Собственно, и работает. Вся родня у меня здесь, ты чего? Это ж все в моем личном деле…
Зачем я про Морозова сказала, почти панически подумала Арина. Кто только у него не учился. И любят его все. Когда осенью ему пришлось срочно уехать, переживали. И на кафедру, когда все-таки вернулся, приняли с распростертыми объятьями: такими преподавателями не разбрасываются. Зубр, корифей и вообще легенда следствия. Сочувствовали: все ж понимают, от каких скоропостижных болезней люди так стремительно бегут. Ну да, ну да. Баклушин, узнав о возвращении «легенды» аж с лица спал. Уж он-то знал, что это за «скоропостижная болезнь». До сих пор ходит тише воды ниже травы. Боится, что ответка может прилететь. Оно бы и хорошо, но – не время бучу затевать. Пусть Борька мутит свои делишки, не до него сейчас, пусть все утихнет, пусть все все забудут – не те немногие, кто в курсе, а те, кто ни сном ни духом.
И кто сейчас Арину за язык тянул? Впрочем, Ева, кажется, ее реплику мимо ушей пропустила, сосредоточившись на собственной неприличной забывчивости.
– Ой, чего-то я и вправду ляпнула, не подумав. Слепое пятно какое-то, ей-богу.
Арина вздохнула облегченно:
– Бывает. А Шумилина я помню, как не помнить, девчонкой на его спектакли бегала. Так жалко было, когда он умер.
– Ты как думаешь, Марат этот – в самом деле сын его или заливает, рекламу себе делает?
– Кто ж их, скоморохов, разберет, – Арина вспомнила лобастое лицо, крупный рот, небрежные каштановые пряди: еще на кладбище оно показалось знакомым, но только дома, посмотрев и послушав новости, она поняла, кто этот молодой человек. – Разрез глаз и линия роста волос похожи. Но я не спец. Да и внешнее сходство – это так, в пользу бедных. ДНК надо сравнивать.
– А теперь сравнивать не с чем, да? Раз тело из могилы выкрали…
Ожил Евин селектор:
– С Вершиной лясы точишь? Ко мне! – в голосе полковника юстиции, за глаза именуемого ППШ, звучали отчетливые металлические нотки. Или это из-за динамика так кажется?
Вот как Пахомов узнал? Через закрытую дверь увидел-услышал? Через стену?
Присаживаться Арина не стала, остановилась у стола, как бы в трепетном ожидании. Только с ППШ эти штучки не проходили.
– Почему сразу не доложила?
– О чем, Пал Шайдарович? Если б там труп оказался, а так…
Пахомов вздернул бровь – не то насмешливо, не то укоризненно. Арине стало немного стыдно. И в самом деле: труп в могиле – ничего удивительного, а вот его отсутствие – совсем другое дело. Контекст – великая вещь.
– Что, вандализм возбуждать?
– Возбуждать погоди. Но доследственную проверку по факту осквернения могилы провести положено.
– А почему мы, а не полицейские дознаватели?
– Потому.
– Понятно, – вздохнула Арина. – Дело взято на контроль и все такое? А там, может, банальное мародерство. Может, у Шумилина часы какие-нибудь сверхценные имелись. Или перстень, к примеру. Хотя не думаю, не та семья. Может, в рамках проверки пройти там с георадаром? Кладбище богатое, теоретически могут и грабители быть.
Полковник усмехнулся:
– Расхитители гробниц.
– Да… – она вздохнула. – Хорошо бы, но вряд ли. Мародеры просто вскрыли бы захоронение, ценности повытаскали и все. Ну, может, закопали бы, следы заметая. Зачем им гроб? Вряд ли он антикварный. Шумилин, конечно, известный актер был, но не саудовский шейх. Или кого там в золотых гробах хоронят.
– Вот именно.
– Значит, дело в этой мутной истории с сыном? Который то ли сын, то ли нет. Могилу-то в пятницу вскрывали ради пробы ДНК шумилинской.
– Уже выяснила? – Пахомов одобрительно кивнул.
– Так точно, Пал Шайдарович. Разрешение на эксгумацию, кстати, областным управлением выдано. А эксперт из некоего независимого криминалистического бюро. Но все лицензии и прочая документация наличествует. Думаю, надо всю семейку аккуратно проверить. Вьюнош этот. Марат Гусев, спит и видит генетическое родство доказать. А вот родне шумилинской этот как бы сын вовсе без надобности, им выгодно отсутствие конкурентов. Но – гроб? Гроб-то зачем?
Пахомов сперва слушал ее рассуждения с одобрительным любопытством, но вскоре мотнул головой:
– Брысь! Иди работай.
Притворив за собой дверь пахомовского кабинета, Арина остановилась.
У Евиного стола завис посетитель. Не особо взрачный, предпенсионного возраста, под серым замшевым пиджаком что-то светлое, не то футболка, не то джемпер. Жидкие русые (то ли с проседью, то ли изначальный цвет такой невнятный) волосы почти не видны вокруг ленинско-шекспировской залысины от выпуклого лба чуть не до затылка. Серо-голубые глаза немного навыкате и неожиданный на длинном лице вздернутый нос. Сильно вздернутый, словно дядечка к стеклу прижался.
– Арин, побеседуешь с гражданином?
– Я вас узнал! – радостно заявил, развернувшись к ней, дядечка. – Вас по телевизору показывали! Помните, когда то дело обсуждали? Про мальчика в печке. Помните? И в эти выходные во всех новостях про эту могилу рассказывают, а вы тоже там были, я видел! Так что мне именно к вам нужно!
Дело о смерти маленького Вити Кащеева Арина помнила. Но что значит «обсуждали»? Это он про ток-шоу «Несчастный случай», что ли? Так оно чуть не полгода назад было. И сразу – про давешнее кладбище. Где имение, а где вода? В смысле – какая связь-то? Но – ладно. Ева из-за дядечкиной спины что-то показывала ладошкой и делала круглые глаза: забери этого типа. Арина пожала плечами:
– Пойдемте.
На пороге приемной она остановилась, вернулась к Евиному столу. Подняла брови, мотнула головой вопросительно – мол, что за явление?
Ева пожала плечами и сообщила тихо, почти шепотом:
– Говорит, что он зоркий, и у него для тебя есть информация.
– Зоркий? Что за… Псих, что ли?
– Да это вроде фамилия.
– Надо же! Ладно, разберемся.
Оказалось, и впрямь – фамилия.
– Я Рихард Зоркий, – представился дядечка, устроившись на «свидетельском» стуле перед Арининым столом.
И замолчал, глядя на Арину с очевидной, хотя и непонятной надеждой. Точно ждал, что она всплеснет руками, ахнет, расширит глаза в изумлении – какая неожиданность, звезды не ездят в метро и все такое. Черт его знает, может, и правда он – звезда? Знаменитость. Их нынче столько развелось, что не упомнишь. И не «признать» нельзя – обидится. Но – Зоркий? Кроме советского фотоаппарата и вовсе ничего в голову не приходило. И еще почему-то – из-за похожести звучания, должно быть – знаменитый разведчик вспоминался. Рихард Зорге. На разведчика посетитель не походил совершенно. Впрочем, что значит «не походил»? Смешно думать, что разведчики выглядят как-то особенно. Как в том анекдоте: ушанка со звездой и волочащийся следом парашют. К тому же господин Зоркий явно ожидал – или как минимум надеялся – что она узнает фамилию. Так что не разведчик. Может, актер? И тогда он действительно может знать что-то полезное.
– Простите, я… – она изобразила лицом сосредоточенную работу мысли: нахмурилась, даже глаза прикрыла, как будто вспоминала.
Тот, что сидел перед ней, улыбнулся – по-доброму, слегка снисходительно – и принялся перечислять:
– «Охота на завра», «Зачем тебе смерть», «Бремя окрыляет»…
В школьные времена Арина была заядлой театралкой, все шумилинские спектакли знала чуть не наизусть. Что там ставят сегодня, не представляла совершенно. Однако спектакли «Зачем тебе смерть» и «Бремя окрыляет»? Воля ваша, это как-то чересчур. Перечисленные названия больше подошли бы боевикам. Или триллерам. Их сейчас сотнями клепают. И все-таки вряд ли это кино. Нет, не актер на «свидетельском» стуле сидит. Скорее всего, писатель. Она виновато улыбнулась:
– Простите, у меня совсем не остается времени на чтение.
Угадала! Посетитель едва заметно кивнул. И вздохнул – сочувственно так, понимающе:
– Беда нашего времени. Но дело не в этом. Вот вы Дэна Брауна читали?
Арина помотала головой. «Код да Винчи» она, на волне всеобщего ажиотажа, читать начинала, но не осилила – мало того что скучно, так еще примитивнейшие загадки за суперинтеллектуальные головоломки впарить пытаются. Да еще и конспирологией густо присыпают. Увольте.
– Но знаете, кто он такой, да?
– Трудно было бы не знать, когда лет пятнадцать назад из каждого утюга вещали про этот «Код да Винчи», не захочешь, а запомнишь.
– Вот именно! – посетитель почему-то обрадовался. – Сегодня столько всего издается – а еще больше не издается, и не худшего, не худшего! – что невозможно в этом океане выплыть. Только реклама! Это мне, кстати, личный брауновский редактор говорил. На Франкфуртской книжной ярмарке, – гордо добавил неизвестный писатель Зоркий. – Вот
О проекте
О подписке