Собственно, эта группа и была вторым флотом; вторая АУГ во главе со старичком «Теодором Рузвельтом» постоянно находилась в Норфолке, и состояла из кораблей, в той или иной мере не боеготовых. Но Алек не переживал по этому поводу. В северной Атлантике у русских тоже была только одна современная ударная группа, а вторая не выходила из акватории северных морей. Случись война – бой будет честным.

А в исходе сражения один-на-один Алек не сомневался. Русские – крутые ребята, но и он не гражданин Непала. Его корабль унаследовал от своего предшественника, первого в мире атомного авианосца не только имя, но и девиз – «Первый из лучших». И этот девиз очень хорошо подходил самому Алеку… хотя были времена, когда он был не первым, а просто одним из лучших.

Об этом ему напомнила радиограмма, которую он получил вечером:

«Норфолк – Дэвисону. Ожидайте прибытия частного грузового борта на авианосец. Груз борта – подарки для экипажа в честь Президентского дня. Бенефициар – почётное общество «Стигма-три». Адмиралу – личное послание. Вылет одобрен COMUSFLTFORCOM и Министром Обороны. Отбой».

Конечно, подобная практика была не нова, различные благотворительные общества постоянно присылали подарки для флота и на отдельные корабли, но важно было не это, а то, кто был даритель.

До поступления в Военно-морскую академию Алек учился в Весткост Менеджмент.

Вернее, не так. Ему не удалось поступить в Академию, и добрые люди посоветовали ему Весткост. Ему было обещано, что диплом этого учебного заведения «откроет все двери и ускорит его карьеру, как трамплин».

Так и вышло – те, кто раньше воротил нос от сына мормона из Юты, с превеликим удовольствием принимали его же в роли выпускника Весткост, а, узнав, что тот состоял в обычном, в общем-то, обществе греческих букв «Стигма-три», начинали буквально рассыпаться вокруг него мелким бесом.

Алеку это не нравилось; он не хотел триумфального шествия по кабинетам. Алек любил флот, и пределом его мечтаний было вот это – рубка самого большого в мире авианосца, окруженного почтенной свитой из кораблей охранения.

Но Алек понимал, какую роль сыграла «Стигма-три» в его жизни. Без той метки, что осталась в его личном деле после того, как Фишер объявил его «номером семь» в первом поколении «Стигма-три», его карьера медленно ползла бы вверх, и сейчас он бы, в лучшем случае, командовал каким-то из «Берков» или соединением LCS, а не целым флотом. Но с этой волшебной пометкой его продвижение по службе неудержимо устремилось вперед, подобно российской гиперзвуковой ракете «Циркон», обгоняя и оставляя далеко позади медлительные «томахоки» тех, кто кого-то-то с поддельным сочувствием втайне радовался тому, что Алек не попал в Академию с первого раза…

Адмирал понимал, что борт был зафрахтован, конечно, не ради каких-то там подарков. Как правило, готовили их заранее, и передавали кораблями снабжения.

Значит, подарки – это попутный груз, а основное – это послание.

В наш век Интернета передача послания через фельдъегеря была не анахронизмом, как мог бы подумать человек сугубо штатский, а показателем важности и секретности передаваемой информации.

Алек знал, что такое возможно. Даже разбитый инсультом, даже будучи фигурантом международного уголовного дела, Фишер оставался ключевой фигурой мировой политики, куда более важной, чем многие из тех, кого привыкли считать тяжелыми фигурами на «великой шахматной доске». Тем более – теперь, когда Гарри почти восстановил свое положение. Обвинения с него были сняты (во многом, благодаря показаниям самого Алека, четко засвидетельствовавшего в суде непричастность Фишера к действиям Ройзельмана: показаниям флотского офицера, данным под присягой, суд поверил безоговорочно, с учетом кристальной репутации адмирала Дэвидсона). С инсультом Гарри тоже справился, и даже сумел преодолеть частичный паралич, приковавший его к коляске.

И вот, теперь он передавал адмиралу личное послание, и это не столько тревожило, сколько интриговало. Что там может быть такого важного, что для этого пришлось гонять транспортный борт из Норфолка?

Идей на сей счет у адмирала не было, и он предпочел не строить догадок. В догадках нет никакого смысла, если не знаешь точно. Получим информацию, а там посмотрим.

То, ради чего адмирал вышел на балкон, тем временем, приближалось с запада. Первым его заметило «летающее око» – палубный самолет ДРЛО на базе конвертоплана «Оспри», патрулировавший впереди по курсу флота. Затем он вошел в поле обзора локаторов пары «Берков» из арьергарда, а уже потом появился на экранах радаров самого «Энтерпрайза».

Если бы это был вражеский самолет, его бы уже триста раз успели сбить, и на радаре авианосца он даже не появился бы. Но борт добросовестно отвечал на все запросы, потому его беспрепятственно пропустили в глубину ордера, мимо стремительных «Берков», пожилых, но крепких «Тикондерог», мимо могучих, но капризных громадин «Зумволтов».

Дэвидсон уже видел на горизонте крохотные огоньки, и они сказали ему, что летит «Корова» – транспортная версия все того же «Оспри».

Адмирал потягивал сигару и ждал.

«Корова» прошла над полетной палубой, на ходу разворачивая гондолы двигателей и превращаясь в подобие вертолета. В какой-то момент она чуть завалилась на бок – несинхронность поворота гондол, типичный недостаток «Оспри», у «коров» еще более обострившийся, но затем выровнялась, и осторожно опустилась на палубу, накрыв своей тушкой разметку с буквой Н – посадочную площадку вертолета.

«Хороший пилот», – подумал Алек.

Его собственные «Оспри» на эту площадку не попадали, да от них этого и не требовали – все-таки, конвертоплан – не вертолет.

Чтобы совершить такую посадку, требовалась железные нервы, хотя, казалось бы, «корова» – не истребитель и даже не штурмовик. Раньше этот тип самолетов вообще садился на авианосец с пробегом, как обычный самолет, только стартовал вертикально…

Тем временем, в борту летательного аппарата открылся прямоугольный люк, и на палубу выпрыгнул пилот.

Несмотря на летный комбинезон, фигура пилота показалась Алеку слишком субтильной.

«Курсант, что ли?» – подумал он. – «Наверное; пилот остался в кабине, а это посыльный. Взяли вторым пилотом, заодно и подучится».

Он выбросил окурок сигары в утилизатор и вернулся в рубку, откуда спустился в свой салон. Посыльного должны были провести туда.

Алек успел удобно расположиться в кресле прежде, чем двери салона открылись, и дежурный уорент-офицер провел прибывшего внутрь. Вернее, прибывшую – пилотом оказалась девушка.

– Адмирал Дэвидсон, сэр? – спросила она.

– Так точно, – ответил Алек, вставая. На летном комбинезоне девушки никаких знаков различия не было. – С кем имею честь?

– Я частное лицо, сэр, – сообщила девушка. – Меня зовут Мэри Джон Меткалф, я заканчиваю Весткост Менеджмент и состою в «Дельта-три», номер триста восемьдесят семь.

– Почему Вы без сопровождения? – удивился Алек. – Гражданские лица могут находиться на борту корабля только в сопровождении представителей флотского командования.

– Я получила необходимые разрешения в штабе флота, сэр, – ответила Мэри. – Могу показать Вам их на коммуникаторе, или, если хотите, запросите Норфолк, они подтвердят.

– Должна быть крайне веская причина, чтобы присылать штатское лицо на авианосец в море, – проворчал Алек.

– Причина довольно веская, сэр, – сказала девушка, протягивая ему запечатанный конверт. – Могу только добавить, что по окончании Весткост Менеджмент я собираюсь поступить так же, как человек, который всегда был для меня образцом для подражания. Когда ему не удалось поступить в военную академию, он закончил Весткост, стал участником «Стигма-три», и, в итоге, все-таки сделал блестящую военную карьеру. Его пример всегда вдохновлял меня…

– Если это лесть, то она неуместна, – сказал Алек, распечатывая конверт, – а если Вы искренни – что ж, благодарю. Скажите, Мэри Джон, а Вы, случайно, не родственница адмиралу Джону Меткалфу Третьему?

– Я его внучка, сэр, – как и все натуральные блондинки, Мэри легко краснела.

Алек отметил, что у посланницы модельная внешность – ее легко было представить на обложке какого-нибудь глянца. Даже летный комбинезон не мог скрыть, что у девушки, к тому же, хорошая фигура.

Заметив оценивающий взгляд адмирала, Мэри добавила:

– К сожалению, сэр, мой отец не пошел по стопам деда. Более того, он – убежденный пацифист. Какие только варианты будущего мне не предлагали! Для меня были открыты любые двери, кроме одной – той, в которую мне больше всего хотелось войти. Я была почти в отчаянии, но узнала о Вас и о Вашей судьбе, и это вдохнуло в меня жизнь.

– Вы говорите слишком красиво для будущего офицера, – заметил Алек. – Но зато Вы искренни, а это хорошо. Что ж, если Ваше желание действительно сильно, у Вас все получится, и я, возможно, когда-нибудь еще увижу Вас на мостике одного из кораблей моего флота.

– Спасибо, сэр! – расцвела в улыбке Мэри.

Алек, тем временем, ознакомился с содержимым письма.

Что ж, ничего необычного: как он и предполагал, Гарри Фишер предложил юбилейную встречу первого состава «Стигмы-три». И от этой встречи нельзя было отказаться.

Вернее, отказаться, конечно, было можно. Но нецелесообразно.

Алекс следил за Гарри еще с того момента, как тот вышел из тюрьмы с оправдательным приговором. Вернее, выкатился из нее на коляске.

Теперь Фишер был значительной фигурой в потайных коридорах Белого дома. Одним из тех, кто принимает решения.

В целом, Алек был этому рад. Фишер не был идиотом, живущим в семидесятых годах, и понимал – еще немного, и привычный нам мир окончательно изменится. А в новом уже не будет места такой державе, как США. И не спасут ее ни авианосцы, ни подлодки, ни ядерные ракеты, как не спасли они СССР. Вот только Россия сумела сохранить свою идентичность, избавившись от некоторых территорий, которые потом, окрепнув, благополучно вернула. У России был центр, ядро, хартлэнд. У США такого центра не было. Потому, если их страна распадется, скорее всего, это будет окончательно.

Алеку этого очень не хотелось, и он знал, что Фишеру этого тоже не хочется.

Удивительно, что мигранты могут быть большими патриотами, чем коренные американцы – Сорос, Бжезинский, Фишер…

Он доверял вожаку своего Почетного общества. Для него Фишер был старшим по званию, со всеми вытекающими последствиями. Значит, на встрече надо быть.

– Если тот, кто Вас отправил ко мне, ждет ответа, – сказал Алек Мэри, – то мой ответ: «Да, я буду». Хорошо, что он обратился заранее. Я скорректирую планы боевой подготовки флота так, чтобы мое отсутствие не повлияло ни на что. Если мне смогут в этом помочь на уровне COMUSFLTFORCOM – буду рад.

Алек не просил, он предлагал. Фишер, конечно, поймет, что он имеет ввиду. В конце концов, Алек не брал очередного отпуска уже шесть лет. Хорошо, что время выбрано правильно – в мае заканчивается «Лоялити тандер», совместное учение с флотом Великобритании. В середине июля начинается «Фокс хантинг» – противолодочные учения на севере. Между ними у флота плановое базовое обслуживание, и его место в океане займет четвертый флот, проведя собственные учения «Джубили френдшип».

Самое время отдохнуть и развеяться.

– Я могу идти, сэр? – спросила Мэри.

– Идите, – разрешил Алек, – передайте вашему пилоту, что я восхищен его посадкой.

– Спасибо, сэр, – улыбнулась Мэри, вновь краснея. – Я сама пилотировала. На этой новой модификации автопилот снабжен искусственным интеллектом, ее можно пилотировать в одиночку.

– Вот как, – адмирал задумчиво потер подбородок. – Вы сумели удивить меня. Не думаю, что автопилот, каким бы умным он ни был, может заменить живого пилота. К тому же, садились Вы не по протоколу, а значит…

– …пришлось ограничить его функции, – кивнула Мэри. – И то, он ухитрился попортить мне посадку. Гондолы провернулись немного несинхронно. Надо было самой, конечно, проконтролировать, но у меня, если честно, не хватило умения, – и Мэри с досадой чуть прикусила нижнюю губу.

Алеку показалось это милым:

– Что Вы, – сказал он. – Пусть для Вас утешением будет то, что у меня не все пилоты так чисто справляются. В основном, сажают машину на аэрофинишер, по-самолетному. Вам не за что краснеть.

Он подошел к Мэри и протянул ей руку:

– Простите мне мою первоначальную резкость, – сказал он. – Вы очень стараетесь, а это – признак искренней увлеченности. Вы будете хорошим офицером, Мэри.

– Буду стараться, сэр! – ответила Мэри, вновь краснея.

«Придется ей с этим как-то справляться, – думал Алек, пожимая хрупкую на вид, но довольно сильную ладонь Мэри, – какой бы толковой она ни была, но офицер, краснеющий на каждом шагу – нонсенс».

Но почему-то ему казалось, что Мэри удастся справиться и с этим.

⁂

Март 2026 год

Борис уже давно подумывал о том, чтобы организовать себе небольшую подработку.

Суть его идеи сводилась к тому, чтобы делать то, что он делал для Фишера, но уже для себя. Почему бы не создать милую, симпатичную бактерию, которая вызывала бы неприятную лихорадку, распространить ее в каком-нибудь Кливленде, где канализация и так мало чем отличается от сточных вод, а затем с триумфом предложить самостоятельно разработанное лекарство?

Такое Борису было вполне по силам, и сделать это он мог буквально на коленке.

Однако, на пути его плана имелись препятствия, к счастью, вполне устранимые.

Например, ему нужна была собственная лаборатория. Пользоваться той, в которой работал Борис, конечно, тоже можно было, но в ней велся строгий учет всего – от расходных материалов до электроэнергии интернет-трафика. За все приходилось отчитываться, и Борису, конечно, это не нравилось. Какое-то уникальное оборудование из того, что имелось у Фишера, можно было, конечно, использовать, но основные работы придется перенести домой.

Значит, нужен дом, и не просто дом, а такой, чтобы в нем можно было расположить лабораторию. И нужно было много оборудования – собственный электрогенератор, большой морозильник с уровнем для глубокой заморозки и шокового замораживания, мощные компьютеры для расчетов реакций, не говоря уж о более прозаических вещах вроде автоклавов и прочего.

На все это нужны были деньги, и довольно большие. Борис высчитал нужную сумму, и понял, что, несмотря на щедрость Фишера, для него это не вариант. Конечно, можно было позабыть о всех развлечениях, питаться одним раменом сомнительного качества и ночевать в дешевых мотелях, но Борис так уже не мог. Он привык снимать хорошую квартиру недалеко от работы и занимать свободное время поиском острых ощущений.

Но тут подвернулся тот самый счастливый контракт, суливший ему нужную сумму, с которой уже можно было что-то делать.

Борис медлить не стал: взял кредит, заказал необходимое оборудование и материалы, а потом и подобрал подходящий дом. Дом принадлежал какому-то фрику-режиссеру, недавно разошедшемуся с женой-актрисулькой, и стоил на четверть дороже того, что было в планах у Бориса, но…

Койн просто-таки влюбился в это мрачное здание, похожее на готический собор или склеп Влада Дракулы. А когда спустился в просторный подвал – буквально, увидел там свою новую лабораторию. Было место для всего необходимого – для генератора, морозильника, криптохранилища, вивария, для компьютерных терминалов, лабораторных столов, «красной зоны», для чего угодно…

Борис должен был получить этот дом, прямо сейчас! И он его получит! Но этот смелый план едва не накрылся медным тазом. После великого кризиса двадцатого года банки стали прижимистыми, как скряги, и той суммы, что ему могли выдать (сверх полученного ранее кредита) хватало только на половину первоначального взноса!

Мысленно представив себе, как служащие банка покрываются бубонами чумы и метками черной оспы, Борис связался с продавцом. После долгих увещеваний, тот согласился уступить – взять половину суммы при условии, что вторую половину Борис выплатит ему до шестого июня.

Борис вздохнул с облегчением: работы по новому вирусу вступили в завершающую фазу, и уж до шестого июня с ним точно расплатятся.

Тем же вечером в его доме появились рабочие и грузчики. Борис закинулся амфетаминами, и провел бессонную ночь в подвале, попивая хороший виски и наблюдая за монтажом лабораторного оборудования. Ему не терпелось приступить к работе.

Впрочем, он смог это сделать только на следующий день – с утра его вызвал Фишер на закрытое совещание с представителями Министерства Обороны.

Представитель был только один – худой генерал военно-космических сил с непропорционально маленькой головой слушал беседу Гарри с Борисом и деловито кивал.

– Нет, никаких вакцин от этого вируса разработать нельзя, – пояснил Фишер генералу, выслушав доклад Бориса. – Суть нашей разработки сводится к тому, что Янус-РНК, попадая в организм, начинает воспроизводиться, используя генетический материал носителя. Обычный вирус заражает клетки, наш – сам становится клеткой, и то, что может его убить, одновременно убьет и сам организм.

– И что, нет никаких средств для борьбы с ним? – спросил генерал.

– Только наш собственный «антивирус», – ответил Фишер. – Янус-ДНК. Если он уже есть в организме, то он просто «обезвреживает» Янус-РНК, не дает ему работать.

– А русские не смогут разработать такой антивирус? – с опаской спросил генерал. – У них хорошие медики…

– Не успеют, – заверил его Фишер. – Чтобы найти нечто в незнакомой темной комнате, надо знать, что ты ищешь. Ни один тест не способен выявить Янус-РНК, поскольку он не вызывает появления антител и не обладает чужим генетическим кодом. К тому же, Янус распространяется очень быстро, один носитель перед смертью способен заразить две-три сотни, если окажется в людном месте. Инкубационный период – от двух дней до недели, но зараженные начинают распространять заразу уже через четыре-шесть часов, причем в это время у них нет вообще никаких симптомов. В России сейчас сто семьдесят миллионов человек; часть из них рассеяны по просторам Сибири. Но, по нашим подсчетам, для восьмидесятипроцентного заражения понадобится неделя, в крайнем случае, десять дней. При шквальной смертности по непонятным причинам, этого времени им не хватит.

– А животные этим болеют? – спросил генерал.

Фишер точного ответа не знал, и вопросительно взглянул на Бориса.

– Нет, сэр, – ответил тот. – Даже высшие приматы. Но теплокровные животные являются переносчиками. Кроме того, у некоторых особей отмечен интересный эффект – у них повышается агрессивность в отношении человека, они словно пытаются распространить инфекцию экстенсивно.

– И долго может продолжаться такое поведение? – насторожился генерал.

– Чуть больше года, – ответил Борис. – В принципе, агрессию проявляют процентов двадцать популяции… не думаю, что это проблема.

– Вы просто не встречались с голодной собачьей стаей, – фыркнул генерал. – Но этот срок для нас приемлем. Раз уж мы говорим о полном очищении Евразии и Африки от людей… Понятно, это только гипотетический вариант. Когда все будет готово?

– Я предполагаю закончить работу к середине мая, – ответил Борис, опередив Фишера.

Тот зыркнул на него, но кивнул.

Генерал хохотнул:

– Просто здорово! За такое неплохо бы и выпить, жаль, что ничего такого я у себя не держу…

… – И зачем Вы бежите впереди паровоза? – спросил Фишер, когда генерал их покинул, и они остались наедине. – Или Вы считаете, что могли бы сделать подобную работу самостоятельно?

– Ну, что Вы, – поспешил возразить Борис, – я просто указал на те сроки, в которые закончу свою часть работы, и только.

– Вы же понимаете, что генерал сразу же начнет дергать меня? – спросил Фишер. – А разработать, даже протестировать обе версии – далеко не все. Надо наладить серийное производство…