В эту ночь, когда Игорь впервые столкнулся с правилами ночной жизни корабля, шхера БЧ-5 принадлежала главкору Гринёву, которую он арендовал у «маслопупов» на неопределённое время для завершения личных дембельских приготовлений. Игоря же, Гринёв привлёк к себе в помощники для оформления дембельского альбома. Гринёв привлёк «духа» без всяких принуждений и насилия, можно сказать, что чисто по-дружески, как старший товарищ и наставник. Мельниченко даже и не подумал возражать. Он, молча повинуясь, пошёл за своим начальником. А уже в шхере Игорь понял, что за работа ему предстояла? До трёх часов ночи он занимался дембельским альбомом старшины: Мельниченко перерисовывал и раскрашивал кальки размером в фото альбомную страницу, а Гринёв вклеивал кальку в альбом между листами с фотографиями. Когда глаза у Игоря начали слипаться, а производительность труда уменьшилась, Гринёв дал «добро» на отдых и сам проводил «духа» в кубрик, во избежание лишних неприятностей.

Спал Мельниченко в эту ночь, как говорится «без задних ног». Только прилип к матрасу, и вытянулся на своей не обкатанной коечке, как сразу вырубился. Ночи для него, словно не существовало. Подъём на кораблях был в шесть часов утра. Так что вставать пришлось, можно сказать, даже не увидевши сна. Ровно в шесть часов утра по всем кубрикам и коридорам прозвенели звонки громкого боя, и по динамикам раздался усиленный в несколько раз голос дежурного по кораблю: «Команде вставать!»

По этой команде Мороз и Халимов быстренько подскочили со своих коечек и, сорвав с Игоря простыню, грубо нарушили сон «салаги». Глядя на своих старших коллег и не врубаясь в ситуацию, Игорь тоже стал напяливать на себя брюки, а в кубрике, как и прежде, горело ночное освещение. Спустя минуту или две после команды «подъём», в кубрик вошёл дежурный по кораблю мичман Абдулаев, высокий худощавый татарин, с явно не разглаженным после неудобного сна монголо-татарским овалом лица. Мичман занимал на корабле должность баталера финансового, а по совместительству и завпрода. Он был в прямом подчинении старшему помощнику командира корабля. Войдя в кубрик, мичман сразу включил свет и громко прокомандовал, стаскивая простыню с прибуревшего Чижова:

– Подъём! Всем вставать! – при этом, не обращая никакого внимания на продолжающего спать Гринёва.

В это время прозвучал по трансляции голос дежурного по низам: «Команде на физзарядку! Форма одежды: брюки, голый торс! Место проведения: танковый трюм!»

Когда молодёжь боевой части два покидала свой кубрик, в помещение прибыл их «бычок» (от слова БЧ – боевая часть) лейтенант Мордвинов, который тоже стал подгонять Чижова на физзарядку, но всё также проигнорировал спящего Гринёва.

Спустившись в танковый трюм, Мельниченко заметил там несколько молодых матросов из различных подразделений корабля, вяло демонстрирующих упражнение «мельница». Физзарядка происходила не организованно и без руководителя. Каждый матрос был предоставлен самому себе, выполняя авторские упражнения, не подражая другим сослуживцам. Как и ожидалось, первыми выходили на физзарядку «духи» и «караси», затем стали подтягиваться «оборзевшие караси», прослужившие на корабле больше года. Лениво зевая, последними появлялись «под годочки», – эти прослужили больше полтора года. «Под годочки» сразу принялись командовать «духами» и «карасями» своих подразделений, заставляя тех выполнять самые трудные и неудобные упражнения. И, только под конец отведённого времени для физзарядки, стали появляться некоторые «годки», вяло имитируя неказистые упражнения. «Дембелей» и «граждан» на физзарядке не было, им такой распорядок противоречил по статусу, и они досыпали отведённые для себя минуты. Главное для них было – не пропустить подъём флага. Хотя некоторые старослужащие из «качков» не брезговали физзарядкой, чтобы не потерять форму, но занимались индивидуально в кормовой части танкового трюма, придерживаясь своего личного распорядка.

Через полчаса по всему трюму из динамиков раздался голос дежурного по низам: «Закончить физзарядку! Койки убрать! Команде умываться!»

Поднявшись в кубрик, Мельниченко застал там Мороза и Халимова заправляющими свои койки «по белому» так, чтобы простыня с одной и с другой стороны обхватывала тёмно-синий квадрат сложенного суконного одеяла. Чижов свою койку не стал заправлять, он взял туалетные принадлежности с полотенцем и направился в сторону умывальника.

– Альё, «дух»! – Обратился к Игорю Халимов. – С сегодня ти кажидий ден убирайт койка Чижа и Гринёва, усёк!?

– Ясно, – спокойно ответил Мельниченко, продолжая заправлять свою койку, таким макаром, как и его сослуживцы.

Гринёв ещё спал и Мельниченко, захватив свои туалетные принадлежности, пошёл умываться. К этому времени в помещении умывальной оставались одни «духи» и «караси», среди которых было несколько однополчан по «курсу молодого бойца» при школе мичманов. Игорь подвинул слегка Веню, и они вместе стали принимать водные процедуры. Заметив у Гудмана под глазом незначительный синяк, он поинтересовался:

– Что случилось, Вениамин батькович?

– Так ничего особенного, двегью слегка пгихлопнуло, – не глядя в глаза своему собеседнику, ответил Гудман.

«Да, одного уже прописали», – подумал Игорь, но не стал вникать в подробности. Времени было в обрез, и он убежал в кубрик. А к этому времени динамики надрывались новой командой от дежурного по кораблю: «Закончить умываться! Команде приготовиться к утренней приборке!» Услыхав команду, Игорь прихватил приборочный материал и занялся влажной уборкой кубрика. После кубрика он перебрался в коридор, где к нему подошёл Чижов и стал поторапливать:

– Что ты тянешься? Быстрее заканчивай коридор! Тебе ещё палубу возле «Града» просушить надо и на боевом посту просвежить, так что шевели помидорами, боец! Понял, да!?

Мельниченко, конечно же, всё понял и после коридора убежал на бак, где торопливо занялся приборкой боевого поста, после чего быстренько прошёлся со шваброй «Машкой» вокруг установки «Град». Успешно завершив утреннюю приборку, Игорь поспешил в надстройку, когда на полпути его перехватил на шкафуте наглый «под годок» из службы команды и начал придираться, как бы, к «праздно шатающемуся духу»:

– Алё, «дух»! Чё ходишь?! Чё не видишь, приборка идёт?!

– А в чём дело? Я уже свою работу закончил, – ответил Игорь, пытаясь пройти мимо матроса.

– Ну, ты чё, не соображаешь? Ты же видишь, что наследил на палубе? – окрысился матросик, указывая на влажные следы от Игоревых «гадов», слегка видневшиеся на ещё неубранной палубе. Он ехидно улыбнулся и, взявши молодого бойца за грудки борзо приказал: – Ну-кась, быстренько упал на четвереньки и просушил палубу от начала и до конца шкафута!

На что Мельниченко никак не отреагировал, а только сказал в ответ:

– Если на то пошло, то здесь вообще ещё не убиралось, и я здесь никак не мог наследить. Можешь взглянуть на мои «гады» и увидишь там совершенно чистые подошвы, а влажные они потому, что я их вытер об чистую влажную ветошь.

– Не по-ол! Ты чё, щенок, ещё тявкать тут будешь!? Ну-кась, молнией упал на палубу! Резко зашуршал ветошью от начала и до конца! – зарычал в гневе обозлённый «под годок», роняя вокруг рта мелкие брызги слюны.

В это время на шкафут вышел Чижов и, молча стал приближаться к конфликтующим матросам. Не вникая особо в интересы конфликта, он задал «подгодку» хорошего пинка. Да так, что у того слетела бескозырка, державшаяся на самой макушке.

– Ты смотри на него. Загодковал, что ли? – возмутился Чижов борзости «подгодка» не ставшему чинить препятствия своему сопернику. – Ещё раз увижу что-нибудь подобное, пинком не отделаешься. – Затем, обращаясь к Игорю добавил: – А ты, дорогуша, мой руки и бегом в столовую команды, бачковать пора. Халимов с Морозом объяснят тебе всё, что надо делать.

Понимая, что инцидент исчерпан, Мельниченко удалился восвояси, выполняя указание Чижова. Вытирая руки, он услышал по трансляции новую команду: «Закончить малую приборку! Команде руки мыть, бачковым накрыть столы!»

Когда Игорь появился в столовой команды, там уже полным ходом трудились его одногодки по службе вместе с «карасями». Вся хитрость «бачкования» заключалась в быстром умении получить на камбузе необходимое количество продуктов и накрыть стол для своей команды. В это утро на завтрак подавали макароны по-флотски, сливочное масло, белый хлеб «кирпичик», чай и сахар-рафинад. Макароны кок зачерпывал, как говорится «на глаз» и наполнял ими алюминиевый бачок, находящийся на весах, точно таких, что применялись в отечественных магазинах тех лет. Кок заранее знал количество личного состава той или другой боевой части и сразу накладывал необходимый вес, даже и лишнего добавлял. Масло выдавали тоже по весу одним сплошным куском: двадцать грамм на брата, а сахар-рафинад – по три кусочка каждому моряку. Всё полученное добро, «бачковые» грамотно делили за баками. Именно эту хитрую науку дележа и предстояло пройти Игорю. Со вторым блюдом и хлебом никогда не возникали проблемы, этого добра всегда морякам хватало, а вот с маслом и сахаром надо было повозиться. Тут надо было знать особые премудрости дележа. «Бачковой» первым делом оставлял второе, хлеб и чай с тремя кусочками сахара для «граждан», если таковы были в команде. У Мельниченко такой был. Это Гринёв. По какому-то особому обычаю «граждане» масло не ели, зато «годкам» надо было выделить двойную порцию масла и по четыре кусочка сахара. Таким образом, чем больше было в команде «годков», тем хуже было для «духов» и «карасей». Игорю в этом плане повезло, ведь в команде был всего один «годок» Чижов и ему предназначалось масло Гринёва, и кусочек своего сахара Игорь должен был положить тоже ему. Остальные получали норму, как и положено, но до того времени, пока из отпуска не вернётся Токарев, тоже служивший по третьему году. Ему пополнять «годковскую» пайку будут Мороз и Халимов. На практике же, всё происходило очень быстро и просто. Когда столовые принадлежности и посуда заняли свои места на столе, Халимов стал делить масло, вводя Игоря в курс дела:

– Эта будет Чижу и Гринёву для обед и ужин ка втарому блюда, – сказал он, отрезая четвёртую часть от общего куска. Висо осталное ми делим поравна на усех. А ти, Игор, будеша беспокоиса за завтрак Гринёва. Чай, хлеб и макарон занеси в кубрик так, чтобы офисер и мичман не видель. Оставишь еду в его рундук. Пока утыреную пайка его масла ми будем кушат до его дембел, а потом ти до полгода остаёса без масла, поняль?

– Та понял, понял, – недовольно отозвался Мельниченко, занимаясь дележом сахара.

– Сахара тебе до полгода положено по кусочку, затем два кусочка до полтора года, после полтора будешь получать по три, а потом до конца службы по четыре куска, так что и эту науку надо знать, – вставил и свои «пять» копеек в нравоучение молодого Мороз, помогая раскладывать сахар.

Мельниченко с неохотой слушал «карасей», которые каких-то полгода назад оторвались от маминой юбки, и сразу попали на службу, совсем не зная другой самостоятельной жизни. Игорь считал себя немножко выше своих коллег по уровню интеллекта, как и опытнее по гражданской жизни. Пусть по службе они и были старше него на каких-то полгода, зато по возрасту Мороз был моложе на год, а Халимов вообще на полтора. В команде только Гринёв был старше Игоря на год, а Чижов и Токарев были ровесники. Но служба, есть служба и Мельниченко всё это прекрасно понимал, имея хороший опыт учёбы в мореходке, где тоже имелись свои «старички» и «молодые». Поэтому он после завтрака сразу стал убирать со стола. Посуду на «Торцеве» мыли «бачковые» вручную и, узнав все подробности предстоящего процесса у Мороза, Игорь принялся за дело. Посуду мыли губкой в горячей воде с горчичным порошком и натёртым хозяйственным мылом. Занимаясь процессом мытья посуды, Игорь стал размышлять. Он прекрасно понимал, что теперь ему придётся это делать по четыре раза на день целых полгода, а то, может быть и год, пока в боевой части не появится новый «дух». Заканчивая домывать последнюю кружку, Игорь услышал по трансляции новую команду дежурного по кораблю: «Команде приготовиться к построению по сигналу «Большой сбор» для подъёма Военно-Морского флага! Форма одежды рабочее платье, бескозырка! Место построения – шкафут, правый борт!»

Прежде, чем по кораблю раздался перезвон колоколов громкого боя, извещая экипаж корабля о построении по «Большому сбору», Мельниченко успел отнести в кубрик посуду и подготовиться к утреннему осмотру. Он начистил свои «гады» и «прогары» Гринёва, а также военно-морские бляхи. Халимов тем временем чистил бляху Чижову. А, когда по кораблю длинной очередью протяжно прозвенели короткие и длинные звонки, озвучив мелодию «Большого сбора», Мельниченко уже выбегал на шкафут, где начали формироваться две шеренги из подразделений экипажа корабля. За несколько минут до подъёма флага, Чижов, чисто символически, известил старшину команды, что все члены команды на местах. Гринёв, в свою очередь, без особой строевой выучки, доложил о наличии личного состава своей команды, прибывшему на построение командиру БЧ. Лейтенант быстро произвёл утренний осмотр и сделал доклад дежурному по кораблю. Когда командиры всех подразделений закончили свои доклады, дежурный по кораблю отдал команду «равняйсь», «смирно», «равнение на средину» и, встречая старшего помощника командира корабля, отдал честь и произвёл традиционный доклад. Старпом, приняв доклад, послал одного из матросов службы команды доложить командиру корабля, что до подъёма Военно-Морского флага осталось пять минут, а сам тем временем проинформировал команду корабля о недостатках в повседневной службе личного состава и нарушении выполнения утреннего распорядка дня некоторыми категориями старослужащих членов экипажа. Буквально за две минуты до подъёма флага на шкафут вышел командир корабля капитан-лейтенант Петров, умело поправляя правой рукой огромную мичманку так, что указательный палец установился перпендикулярно линии бровей ровно посреди переносицы, выравнивая сшитого из золотистой галуновой нити военно-морского краба, крепко закреплённого по центру тулии. Заметив появившегося командира, старпом громко скомандовал «смирно, равнение на средину», воистину внушая строю эту команду всем своим грозным видом внушающей спортивной фигуры, обтянутой в ладно сидевшую форму офицера. Чётким строевым шагом он вышел навстречу командиру и, остановившись друг против друга в пару метрах, чётко доложил:

– Товарищ капитан-лейтенант, экипаж большого десантного корабля «Александр Торцев» построен по сигналу «Большой сбор» на подъём Военно-Морского флага! Лиц незаконно отсутствующих нет! Старший помощник, капитан-лейтенант Григорьев!

Командир поздоровался со старпомом за руку и, развернувшись лицом к строю, громко поприветствовал вверенный ему экипаж:

– Здравствуйте товарищи десантники!

– Здравия желаем, таищ тан лейтенант! – ещё громче прозвучало ответное приветствие экипажа, подхваченное лёгким порывом летнего ветра. Уносясь в разные стороны бухты Новик, оно эхом отозвалось, затерявшись в густых зарослях вековых сопок острова Русского.

Рясной шрапнелью посыпались приветствия с других кораблей, всё также уносясь в густую зелень сопок, пробуждая громким эхом гражданское население посёлка Шигино.

Командир взглянул на часы и встал во главе строя, а через несколько секунд включилась трансляция, и из динамиков на верхней палубе вырвался резкий голос дежурного по кораблю: «На флаг и гюйс, смирно!» Дальше раздалось тиканье часов, отсчитывая последние секунды до подъёма флага. Начало шестого сигнала соответствовало восьми часам ноль-ноль минутам местного времени, и дежурный отдал команду:

– Флаг и гюйс, поднять!

За считанные секунды на кормовом флагштоке и носовом гюйсштоке взметнулись, подставляя ветру свои бока, серпасто-молоткастые звездастые полотнища флага и гюйса, сопровождаемые традиционной мелодией флотского горна. И, пускай, эти секунды повторяются для военморов изо дня в день, месяцами и годами, но каждый день, именно в эти секунды, любой из них окрылялся торжественным моментом, словно этот момент наступил в первый раз.

И снова начался для военморов, наполненный повседневной серостью, новый, ничем не приметный день службы. Один день из одной тысячи девяноста пяти дней флотской воинской повинности. Командиры боевых частей произвели инструктаж и распустили своих подчинённых для произведения осмотра и проворачивания оружия и технических средств корабля по заведованиям. Услышав из уст дежурного по кораблю команду «вольно» «оружие и технические средства осмотреть и проверить» – весь личный состав распределился по боевым постам.

Гринёв привёл Игоря в пост управления установкой «Град» и, подробно объясняя, показал ему, чем должен заниматься артэлектрик по команде «оружие и технические средства провернуть вручную», а в нагрузку взвалил на молодого и свои обязанности, выполняемые вместо отпускника Токарева. Игорю эта наука давалась легко и непринуждённо. Уже после первого объяснения он вошёл в курс дела и произвёл всю усвоенную им теорию на практике. Всё у него получилось с первого раза, а по трансляции уже звучала команда: «Оружие и технические средства провернуть в электрическую, гидравликой и воздухом!» И снова Гринёв стал объяснять своему талантливому ученику все инструкции и поставленные задачи, касательно данной команды. И снова Игорь всё исполнил чётко, как учили. Чтобы закрепить навыки и освежить пройденный материал, Гринёв повторно заставил подчинённого проделать всё с самого начала. Мельниченко принялся за дело и выполнил всё ещё раз, но уже чётче и уверенней, чем порадовал своего начальника. По идее, Гринёв уже должен был демобилизоваться, но так, как Токарева отпустили в отпуск, он оставался выполнять его обязанности и обязанности недостающего артэлектрика, не говоря уже о выполнении своих прямых обязанностей – старшины команды. Но, как бы там ни было, теперь у главкора объявился надёжный помощник, и он этому был искренне рад. Во всяком случае, обслуживание, осмотр и проворачивание «Града» он мог спокойно доверить Игорю, а это для Гринёва было совсем не маловажным, так как для него освобождалась уйма свободного времени. А для Мельниченко теперь оставалось выучить теоретическую часть установки, электрическую и кинематическую часть механизмов и он – готовый специалист. Однако, кроме специальной подготовки Игоря ожидало ещё много флотских и корабельных наук и хитростей, которые надо было освоить в течение одного месяца.