– Это никому не известно, – ответил Дусон. – Я заходил в банк: там с Нового Года не велось никакой отчётности. Формально считается, что один кимба равен одному африканскому франку.

– Вот Вам и первое задание, советник, – сказал доктор Окойе. – К следующему заседанию подготовьте данные по денежному обращению, а Вы, Морисон, начинайте изымать портреты Кимбы.

– Доктор вы хотите сказать, что в обороте останутся только купюры с достоинством в два и двадцать кимб? – уточнил Дусон.

– Да неужели Вам не понятно, – сорвался Бенъярд.

– Но тогда у нас возникнет дефицит денежной массы! Это сильно ударит по розничной торговле!

– Вот Вы и придумайте, как этого избежать, – ответил Окойе. – И ещё само название нашей валюты следует изменить. Вместо кимба её назовём зангом. Прошу высказаться того, кто имеет возражения против моего предложения! ?

Все дружно промолчали Окойе выждал несколько мгновений, а потом встал, закрывая заседание:

– А теперь, коллеги, пора приступать к работе. Прошу всех идти по своим местам. На днях я решу вопрос по обеспечению Ваших ведомств транспортом…

– Да, не плохо было бы иметь по легковому автомобилю на министерство, – вздохнул Лоримар.

– И мотоцикл для курьера в придачу, – добавил Синк.

– Решим, коллеги, решим, – обнадёжил их Бенъярд.

После заседания Шеннон перекинулся парой слов с Окойе, а затем спустился в свою каморку, чтобы забрать вещи. В коридоре он встретил советников в сопровождении Бенъярда.

– Вы очень вовремя Шеннон, – воскликнул комендант, – я как раз хотел показать Вашу комнату мсье Морисону.

– Мне тут нужно забрать кое-какие вещи.

– Хорошо, сэр.

– Вы куда-то переезжаете? – вмешался в разговор Морисон.

– Да, мсье, в отель «Индепенденс». Там больше удобств.

– А я думал, что солдаты неприхотливы, – шутливо сказал профессор.

– Я сейчас не солдат, а советник. Могу себе позволить некоторую роскошь, – не понял юмора наёмник.

Шеннон добрался до отеля затемно. В фойе его встретил Гомес:

– Кейт, когда к тебе зайти?

– Как освободишься…

– Сегодня понедельник. Посетителей немного…

– Как там мои приятели?

– Сегодня сидят как-то тихо. Так что там насчёт рулетки?

– Можешь устанавливать.

– А когда будет официальная бумага?

– На днях. Кстати, и отель тоже тебе вернут. Это я тебе обещаю. Ре-сти-ту-ци- я, – произнёс по слогам наёмник.

Он прошёл в бар и осмотрелся, выбирая столик. Курт и Жан-Батист занимали столик в дальнем углу. Немец сидел спиной ко входу и был в своём репертуаре: пил пиво и что-то пытался втолковать Алексу. Лангаротти, зевая от скуки, гонял шары с Борликом.

– А шеф, – увидел он Шеннона. – Надо обязать Гомеза установить новый стол. Здесь никто не умеет играть карамболь.

Не обращая внимания на его слова, Кот выбрал столик неподалеку от Курта и поманил рукой то ли Фредди, то ли Жоржа и попросил у него меню. Официант немедленно поставил передним вазон с бумажными салфетками, перечницу и положил приборы. Шеннон полистал меню и спросил:

– Что вы можете мне порекомендовать?

– К сожалению, сегодня выбор птицы не богат: курятина или индейка, из мяса есть только говядина и козлятина. Могу также предложить рыбу. Гарнир: маниока, рис или фасоль. Соусы…

– Мне, пожалуйста, ветчину, суфле из индейки, казуле с козлятиной и виски со льдом…

– Хорошо, сэр, но виски у нас, к сожалению, нет.

– А почему здесь это написано? – Шеннон возбуждённо ткнул пальцем в меню. Официант пожал плечами. – Что тогда у вас есть?

– Могу предложить арак или пиво, прямо из холодильника. Есть ещё чери…

– Тогда лучше бутылку холодной сельтерской и чери бренди.

– Да, сэр.

Шеннон был рад, что его товарищи заняты своими делами. Это давало ему возможность немного побыть наедине самим с собой. Он терпеливо дожидался заказанных блюд, потягивая чери. Только сейчас он обратил внимание, как за последние пару дней изменился интерьер бара. Вместо белого пятна над барной стойкой и разбитого зеркала висели репродукции «Водяных лилий» Клода Моне и «Арльские виноградники» ван Гога. Остальные стены украшали различные постеры, в основном на французском языке. Клеёнки на столиках были заменены на бежевые скатерти, а колченогие стулья – на удобные плетёные кресла. У выхода на веранду висело большое зеркало в тяжёлой дубовой раме. Стойка пестрела бутылками с этикетками, коробками конфет и бисквитов. Бокалы, рюмки и даже хрустальные кубки блестели в лучах люстры, сменившей убогую лампочку, было несколько стаканов из толстого стекла, но бутылок нигде не было видно. От прежнего интерьера остался только вентилятор, напоминавший пропеллер. Однако, в отличие от прошлого раза, он теперь едва слышно шелестел, расталкивая воздух. Даже дряхлый музыкальный автомат смотрелся более изящно.

– А, Кот, привет. – Земмлер только сейчас заметил своего командира. – Присоединяйся к нам!

Шеннон отрицательно покачал головой и прикрыл глаза.

– Ну, как хочешь…– буркнул немец. Было слышно, как он неуклюже стал объяснять Алексу, почему так называет своего друга. Вдруг кто-то его тронул за плечо. Это был Лангаротти:

– Тут есть одно дело, – шёпотом произнёс он. – Надо немного посплетничать.

– Это срочно?

– Да, не очень.

Слушай Жан-Батист, я что-то сегодня замаялся. Извини, дай спокойно пообедать.

– Хорошо, Кот! Я к тебе зайду ближе к ночи…

Шеннон дождался свой заказ и умял его минут за пять. Не ожидая счёта, он бросил две пятисотки на стол и вышел из бара. Говорить ему ни с кем не хотелось…

Лангаротти вломился в номер своего начальника за полночь. Он был настолько возбуждён, что даже не заметил того, что поднял своего командира с постели. Шеннон был страшно недоволен этим вторжением, но не подал виду. В конце концов, он был обязан корсиканцу жизнью.

– Что случилось?

– Извини, Кот. Есть что выпить?

Шеннон достал на четверть полную бутыль с чери:

– Будешь?

– Ага.

Шеннон налил полный стакан и протянул его корсиканцу. Тот осушил его залпом.

– Ну так что случилось?

– Помнишь зал наверху, в котором мы ужинали три дня назад.

– Да!

– Так вот! Вчера он был наглухо закрыт, а сегодня вечером открылся.

– Когда?

– Не помню точно. После того, как ты ушёл…

– И что?

– Там теперь казино с настоящей рулеткой!

– Гомез, конечно, поторопился, но скоро он получит разрешение…

– Он лично нас встречал и усаживал за стол! Даже кредит предоставил в пятьдесят тысяч. Да ещё всем выпивку давал бесплатно…

– Ну и как?

– Курт ещё ничего: остался при своих. А я просадил все наличные!

– И кредит?

– И кредит! Налей ещё!

Шеннон с сомнением посмотрел на корсиканца, потом взял бутыль и налил бокал.

– Мне кажется тебе уже хватит! Вот выпей и иди спать!

– Всё, всё! Я в норме. Я к тебе вообще-то по другому поводу.

– Какому?

– Я сегодня разговорил папашу Вилька. Как ты думаешь, чем он тут занимается?

– Торговлей, может немного контрабандой. А что?

– Знаешь, что он отсюда вывозит? Шкуры диких животных!

– Ну и хорошо. Какой-никакой прибыток.

– Так вот. Расскажу всё по порядку. Борлик привозит сюда порох и пули, но не продаёт их, а даёт в долг туземцам. Те охотятся на дичь и отдают её в качестве оплаты долга. Мясо он отдаёт Гомезу, а шкуры и чучела вывозит в Европу. У него оказывается здесь имеется таксидермическая мастерская. Она расположена в помещениях старого сахарного завода.

– Он был закрыт при Кимбе?

– Нет, ещё до первой мировой войны. Так вот, это только прикрытие!

– Вот как?

– Ага. В ней работает несколько беженцев. Однако там не только набивают чучела, – торжествующе произнёс корсиканец, – но и ремонтируют ружья, набивают патроны, вставляют капсюли в гильзы!

– Как это Кимба просмотрел!

– Ничего он не просмотрел. Он знал об этой мастерской и пользовался услугами папаши Виля, когда ему припекало. Вот! – выдохнул Жан-Батист. Он наклонил бутыль и нацедил себе ещё один бокал чери. – Будь здоров, командир!

–Мне кажется, тебе уже хватит!

– Мгм…

– Иди спать! Я завтра переговорю с Бенъярдом.

ГОСПИТАЛЬ

Санди умер пятнадцатого июля, на рассвете. Ночью Шеннона разбудил громкий стук в дверь. Голос настойчиво просил мистера Кейта его впустить.

– Какого чёрта, – выругался Шеннон, вылезая из-под марлевого накомарника. В полумраке комнаты (оконные жалюзи были закрыты плотно закрыты) он натянул на себя трусы и на ощупь двинулся к двери. Спросонок он наткнулся на стул и чуть-чуть не упал.

– Кто там?

– Это Жорж, мсье! Звонят из госпиталя…

– Кто?

– Как кто? Доктор из госпиталя! Он срочно требует к телефону какого-то Шеннона, который живёт в Вашем номере…

– Так что случилось?

– Плохо какому-то Шанду Мириону.

Сон сняло, как рукой. Если ночью звонят из госпиталя, значит дела действительно плохи.

– Где телефон?

– Я Вас провожу.

– Подожди, дай одеться.

Шеннон плеснул в лицо воды, затем натянул куртку и брюки. Подумав, обулся и, взяв в охапку ремни, решительно вышел в тёмный коридор отеля. У входа стоял Жорж, держа в руке переносную лампу:

– Прошу следовать за мной мистер Кейт, – мягко произнёс он, и неслышно повёл его к регистрационной стойке. В гостинице царила полная тишина.

– Неужели все гражданские так крепко спят, – пробурчал наёмник, привыкший реагировать ночью на каждый шорох.

– Что Вы сказали, мсье, – обернулся Жорж. – Я не расслышал…

– Ничего. веди быстрее,– шепнул Шеннон. Они быстро пошли по коридору и, повернув налево, оказались в фойе. Со стороны бара доносился гул голосов: Шеннон сначала удивился этому, но потом вспомнил, что там установлена рулетка.

– Шеннон!

– Мильтадес, Дежурный врач госпиталя. Один наш пациент очень плох, он хочет видеть Вас.

– Как его имя?

– Шанд Мирион.

«Это же Санди!» – мелькнуло в голове у Шеннона:

– Ждите, сейчас приеду!

Он вернулся в номер и быстро переоделся. Застегнув ремни, он сунул в кобуру трофейный «макаров». Через несколько минут он уже сидел за рулём «миневры». Госпиталь располагался в миле от отеля, но, чтобы до него доехать надо было петлять по узким городским улочкам. Шеннон дважды сворачивал не в ту улицу и немного проплутал. Через десять минут он притормозил у главного фасада трёхэтажного каменного здания с ризалитами, построенного в начале века. Когда-то белые стены дополнялись всякими архитектурными изысками: поясками, карнизами и рустами, выполненными красными керамическими кирпичами. В предрассветных сумерках они смотрелись особенно эффектно, создавая впечатление массивности этого здания. Но всего этого Шеннон не заметил. Он взбежал по центральной лестнице и открыл дверь. В нос ему ударил целый букет больничных запахов хлорки, формалина, спирта, пота и чего-то ещё. Шеннон поискал глазами регистратуру. Первое, что ему бросилось в глаза, это полутёмный коридор, набитый больными и увечными. Они сидели и лежали повсюду в самых различных позах. Осторожно переступая через тела, навстречу ему двигалась фигура в белом халате, делая какие-то знаки руками. В этой обстановке командир наёмников несколько растерялся: он не знал, что ему предпринять. «Буду дожидаться этого субъекта», – решил он, глядя на надвигающийся белый силуэт.

– Я же Вас просил, включить свет, – с укоризной ему сказал португальский мулат лет сорока. – Ах, извините, позвольте представиться – Хуга Мильтадес. Я сегодня дежурю…

– Карло Шеннон! Вы мне звонили.

– Да. Вам надо поспешить. Вашему человеку совсем плохо.

– Куда идти?

– Следуйте за мной. Ступайте очень осторожно, чтобы не наступить на наших пациентов!

– У меня есть фонарик. Давайте, я Вам подсвечу.

– Не надо. Я привык. Лучше Вы светите себе под ноги.

Осторожно переступая через лежащие тела, они дошли до двери, за которой находилась лестница, ведущя на второй этаж. Здесь людей уже не было. Доктор так ускорил шаги, что Шеннон едва поспевал за ним.

– Послушайте доктор, кто там внизу лежит, больные?

– Ну, в общем, да! Они ждут очередь в амбулаторию.

– Что с ними?

– Болезни желудка, больные зубы, открытые гноящиеся раны, сильная простуда – почти у всех что-нибудь да было. У пяти-шести человек – астма. Одну женщину разбил паралич, другая вывихнула ногу.

– Как долго они здесь сидят?

– Не знаю. Некоторые два дня, а другие – три. Раз на раз не приходится, болезни-то разные.

– Так это что, доктор, очередь на медосмотр? – удивлённо спросил Шеннон.

– Ага. Она самая, – с вызовом произнёс Мильтадес, открывая дверь в палату, – и, вообще-то, я не доктор, а фельдшер. Можете поговорить с больным, но недолго – он очень слаб.

Командир подошёл к больничной койке и не узнал своего подчинённого: перед ним лежал перемотанный бинтами скелет. Он сказал Санди несколько ободряющих слов и взял его за руку. Умирающий ответил ему слабым рукопожатием и прошипел несколько слов. Их было трудно разобрать, но Шеннон понял их смысл. Он достал из кармана куртки умирающего уголок картона, на котором был записан адрес его семьи.

– Не беспокойся! Я всё сделаю как ты просишь!

Санди попытался улыбнуться и крепко сжал руку Шеннона. Через несколько секунд она ослабла и безжизненно свисла на пол. Кот пощупал пульс своего солдата: он был очень слаб.

– Фельдшер,– позвал тихо он, но никто не откликнулся на его зов. Он вышел в коридор ти увидел, что в дежурной горит свет. Когда он заглянул в неё, то увидел, что Мильтадес спит прямо на столе, свесив голову на грудь. Когда Шеннон коснулся фельдшера, тот встрепенулся и посмотрел мутным взором:

– А это Вы? Извините, я с утра на ногах.

– Скажите, у Санди есть шанс выкарабкаться?

– Нет! Если честно, у него их не было с самого начала. Слишком поздно привезли. К тому же он потерял много крови. Впрочем, срочное переливание могло его спасти, но у нас нет плазмы. К тому же быстро развился сепсис. Лекарств практически нет. Кровяной плазмы тоже…

– Почему не сказали мне. Я мог бы заказать их в Уарри!

– Их там тоже нет, – уверенно сказал фельдшер. – Насколько я понимаю, корабль оттуда пришёл только сегодня утром. Всё равно, это для Вашего человека было слишком поздно. Мне очень жаль…

Они прошли в палату, где лежал Санди. Мильтадес пощупал пульс и печально кивнул головой:

– Всё. Кончился.

– Когда я могу забрать его тело и документы.

– Тело – хоть сейчас, а документы – часов в десять. Их должен подписать директор.

– Скажите ему, что я буду лично.

– Да, сэр.

В «миневре», которая подъехала к госпиталю в десять часов утра, помимо Шеннона сидел Земмлер и двое солдат. Пока они переносили тело бедного Санди в машину, Шеннон пошёл искать директора госпиталя. Его кабинет располагался в пристройке и имел отдельный выход на улицу, расположенный слева от главных дверей. Поэтому наёмнику не пришлось проталкиваться через толпу пациентов госпиталя на первом этаже. Кот поднялся по небольшой лестнице и оказался в довольно пустой прихожей. Он огляделся. Через прикрытое немытыми жалюзи высокое готическое окно сюда проникал солнечный свет, тускло освещавший помещение. Слева находилась плексигласовая перегородка, выкрашенная белой краской. Вдоль неё стояли металлические стулья. Из-за перегородки раздавался монотонный гул голосов. В самом её конце была прорезана дверь, на которой было написано большими буквами «Посторонним ход воспрещён». На всякий случай Шеннон дёрнул её ручку: дверь была заперта. Рядом находилась другая дверь. На ней висела маленькая медная табличка с надписью «доктор медицины Сэм Арвидсон». Ему вспомнился недавний разговор с доктором Окойе. «Это, наверное, его коллега, который жаловался на расстрел пленных», – решил Кот.

– Войдите!

– Здравствуйте, доктор.

– Здравствуйте, чем обязан, эээ?

– Полковник Шеннон, – подсказал наёмник и сразу продолжил. – Я пришёл за документами моего бойца Санди, то есть Шанда Мириона, – поправился он.

– Вот они, забирайте, – доктор швырнул тонкую картонную папку через стол. – Что ещё?

– Мне бы хотелось узнать состояние Вашего госпиталя.

– Знаете у меня мало времени, скоро начнутся плановые операции…

– И всё же я Вас убедительно прошу: уделите мне несколько минут. Может я смогу Вам помочь?

– Хорошо. Что Вас интересует?

– Всё: помещения, персонал, лекарства…

– Вы хотите знать положение? Что же, извольте! Антисанитария, отсутствие бинтов и вакцин, не говоря уж о кровяной плазме и лекарствах, скудный продовольственный паёк не дают возможности лечить даже самые простые заболевания: расстройства пищеварения, зубные болезни, простуда. Ну, естественно, малярия и туберкулёз…

– Простуда?

– Да, представьте себе! Она так же распространена, как в любой европейской стране в сырые осенние месяцы. Как это часто бывает, все дело в небрежности и безалаберности. Средняя дневная температура здесь 30–35° в тени, ночная 20–25°. Разница в десять градусов настолько чувствительна, что мы даже укрывались шерстяными одеялами. Туземцы же довольствуются тонким покрывалом и обычно ложатся на голый пол, несмотря на сквозняк. К этому следует добавить резкое падение температуры и холодные ветры во время сильных дождей и штормов. Местные не знают дождевиков, хуже того – часто они целый день ходят в сырой одежде на ветру и не думают переодеться. В итоге здесь постоянно кто-нибудь болеет, а иногда простуда поражает всю деревню.

– Что Вы говорите… – Шеннону захотелось перейти к более прозаическим вещам, но доктор разошёлся не на шутку.

– Невежеством и безалаберностью объясняется и распространение такой болезни, как астма. Я и мои коллеги не жалели сил, убеждая больных лежать в постели, хорошенько укрываться, но все впустую. Стоит только отвернуться, как пациент уже сбежал. Туземец просто не способен вылежать в постели несколько часов, не говоря уже о целом дне, – он горестно всплеснул руками и сварливо добавил. – Их невежество непереносимо.

Миссионеры научили туземцев ставить клизму и банки, а аптекари разрекламировали, как средство от всех болезней аспирин. Теперь они применяют эти средства по всякому поводу и без повода.

– Да, нелёгкая у Вас работа, доктор!