Негэнтроп

4/78. Первые же будничные дела вытеснили из головы всякий переселенческий пафос. Временная станция непригодна как постоянное жилье – сидеть в ней в качестве составной части, кем-то вроде инспектора бортовых систем, донельзя скучно.

Негэнтроп модели «Нептун» (по-моему, самая дешевая на рынке разумных биоформ, обошлась мне всего в два миллиграмма антинейтронов) обустраивает стационарный дом, заглубленный на десять метров в криомагму. Не собираюсь ему мешать. Проект, естественно, выбирал я сам, хотя и ограничился стандартным набором блоков. Все очень компактно и с минимальным перепадом высот. Лишь лаборатория у меня в два раза больше, чем якобы необходимо для получения и анализа данных. Тип из Гелиодезической Комиссии, подписавший мне вид на экспансию в NGC 69307-3, удивился, зачем мне нужен такой громоздкий усилитель к генератору гравитационного поля, если я не собираюсь лепить нейтронную звезду. Мол, где мое разрешение на опасные эксперименты с веществом… Пришлось показать старику кассету со своими трудами по сверхдальней переброске материи в «Вестнике единой Вселенной», сразу сник.

Пока негэнтроп вторые сутки возится с форматором, «выплавляя» из грунта нужные для дома детали, я занимаюсь спутником под странным названием «Зеница-88». «Пионер» при посадке отстрелил его, чтобы он болтался на орбите и собирал самую простую информацию обо всем на свете. Но сам по себе этот сателлит туп, нужно закачать в него программу. Я проглядел список вещей, которые интересны моим «сюзеренам» из Комиссии – все как обычно, от снимков звезды до сбора микрометеоритов. Хорошо, что эта орбитальная «Зеница» совсем не потребует моего внимания, она способна сама себя ремонтировать.

Эротический опыт

8/220. Планировать посещение кого-либо из списка Комиссии было глупо – хорошо еще, что Никлас не успел договориться ни с кем из «подозреваемых» кланов. На второй же день по получении письма от матери он скопировал его и размножил в количестве 376 экземпляров. Пришлось открывать новую упаковку с «кормом» для форматора, чтобы изготовить такое количество кассет. Запись собственного комментария к письму также отняла время. Отправив наконец последнее послание своему 376-му ребенку, урожденной Антоновой NDG-09973 Гемме-19, которая сейчас проживала в свободном браке неподалеку от Центра, он приложил ладонь третьей руки к горячему боку почтового дырокола и чуть не ошпарился.

– Нет, так нельзя работать, – пробормотал Никлас и решил отдохнуть.

Спальный блок, как всегда затененный, встретил его озоновым запахом влаги и цветов: видимо, Ирина еще не проснулась.

Дверь ее комнаты светилась зеленым, и Никлас мягко приоткрыл ее, окунаясь в переливчатую, матово-синюю атмосферу, наполненную шелестом листвы и пузырьков газа в жидкости. Сейчас это сочетание нравилось ему уже не меньше, чем завывание ветра в голых каменных щелях и шорох песка. Некоторые, например, не могут без шипения лавы или грохота камнепада… Но вода и листья все же лучше, что бы эти «некоторые» ни думали.

Ирина плавала в горячем глицериновом бассейне, лежа на спине с закрытыми глазами. Никлас пробежал по диапазону восприятия, и на ультракоротких волнах наткнулся на медленную медитативную музыку. Резонансное излучение ее мозга также было задействовано, и Никлас активировал собственные нейроны, вклиниваясь в музыку Ирининого разума. Она пошевелилась и вытянула все четыре конечности, с колыханием концентрических волн уходя в глубину. Жабры ее заработали с изящной грацией, испуская пульсирующее люминесцентное сияние, через тысячи пор в ее коже к поверхности протянулись серебристые струйки микроскопических пузырьков углекислого газа. Их уже подсвечивали лазерные прожекторы, установленные по периметру бассейна, и цвет их медленно менялся вдоль всего видимого спектра.

Ирина-66 была прекрасна в своем глубинном танце неподвижности, и по коже Никласа прокатился импульс возбуждения – ответ на резонансный сигнал от жены. Он лег на гравитационную линзу, медленно пульсирующую над бассейном, и позволил линиям поля связать себя с женой. Эрогенные зоны, сплошь рассеянные по его коже, подались под согласованными потоками гравитонов, мозг наполнился возбуждающей смесью звуковых, световых и обонятельных импульсов. Их интенсивность мягко нарастала с каждой пульсацией поля, конечности будто погрузились в переменное электромагнитное поле, разогнавшее кровь до шума в улитковых нервах. Внезапно частоты всех полей изменились, сбросив возбуждение до половинного уровня, в радиодиапазоне зазвучала тихая мелодия. Колебания гравитационного поля опять робко нащупали чувствительные точки на теле Никласа, словно не решаясь связать их с плывущей где-то в пространстве Ириной. Царапающими толчками включились информационные потоки между ними, настраивая на резонансное возбуждение коры мозга. Эротическая программа выходила на заключительную фазу. Никлас погрузился в буйство полей, его растягивало и сжимало гравитацией, словно нейтронную звезду, и ни одно из нервных окончаний не осталось без толики внимания. Через геологическое время его притянуло к жене, как наблюдателя к черной дыре, и последний электромагнитный разряд перетряхнул его нервную систему до самого последнего аксона, чуть не расплавив эротический сектор мозга.

Силовая линза растеклась по бассейну, а вслед за ней и Никлас, обездвиженный, слился с морем газовых пузырьков. Ирина всплыла и коснулась мужа, и глицерин под ними тотчас вскипел, распадаясь на водяной пар и углекислый газ.

– Ты гений сексуального программирования. – Никлас притянул к себе улыбающуюся с закрытыми глазами Ирину и провел языком по ее груди и шее.

– Мы вместе… Это симфония для двоих.

Через десять минут, вволю покувыркавшись в бассейне, они вернулись в привычный мир трех измерений, со стабильным вектором тяготения. Никлас надумал отдохнуть час-другой и подкинуть организму пару мегаджоулей, а Ирина стала собираться к своей установке. Она поела во сне, переключившись на растительный цикл питания.

– Удалось получить нетривиальный узор, Иришка?

– Не совсем, – нахмурилась жена. – Через полмиллиарда лет упала вязкость мантии, Белл ее заморозь, и движение континентов резко замедлилось. Береговые фракталы получились какие-то банальные, будто ученические. Сегодня попробую заложить в уравнения переменную вязкость и заново просчитать тектонику.

– Любопытно, – задумался Никлас. – Но ведь в исходной программе наверняка учтен фактор остывания планеты. Разработчик не мог упустить этот момент.

– Он-то не упустил!.. Там есть еще два параметра – класс и возраст звезды. Ее температура серьезно влияет на Галилею.

Никлас еще раз обнял жену и ощутил, как остаточное возбуждение растекается по ней последними всполохами электромагнетизма. Между ними проскочило с десяток микро-молний, и этот полевой всплеск стал кодой их сегодняшнего слияния.

– А ты не хочешь сделать все параметры постоянными?

– Нет уж! – Она лукаво сверкнула глазами. – Иначе у Светки будет повод указать на простоту моей модели. А я хочу победить ее безоговорочно.

Рождение «Хаоса»

4/86. Подумал и решил назвать свою планету Бетой. Банально, конечно, но перед кем тут оригинальничать? Остальные две пусть будут Альфой и Омегой. Команда роботов-«Сито» ползает по Бете, то и дело тормозя для отбора проб. Параллельно с роботами трудится спутник, «Зеница-88», это он командует всей оравой ползучих «Сито» и собирает от них данные, чтобы причесать их и скинуть на мою станцию для автоматического (или «ручного») анализа. Собственно, если бы у меня был нормальный дом, который я мог обживать, то заниматься такой чепухой, как просмотр информации со спутника, я бы не стал. Хватало бы и других забот – например, обустройства лаборатории или жилого блока. Но мой негэнтроп почему-то не спешит особо нагружать форматор.

– Необходимо ускорить постройку дома, – сказал я ему вчера, когда он завалился на «Пионер», чтобы подзарядиться от солнечного аккумулятора. Уж и не знаю, почему эта модель лишена простого термоядерного двигателя. Может быть, разработчики испугались почти полной автономности «Нептуна»?

– Тяп-ляп? – загадочно буркнул он.

Мне показалось, он тяготится тем, что не умеет работать без подзарядки. Хотя откуда у «Нептуна» могут появиться такие эмоции? Это шагающий параллелепипед с десятком манипуляторов, датчиками по всему «телу», антенной на макушке и акустической насадкой, чтобы обмениваться звуковыми данными с хозяином, особенно слушать его ругательства. Ведь костерить робота удобнее всего с помощью голосовых связок, радиообмен совсем не дает такого успокоительного эффекта, как ругань во все горло. Да, удобно придумано – уже сам неуклюжий дизайн «Нептуна» настраивает на то, что негэнтроп склонен к ошибкам.

– Скажи-ка, с чего начал строительство?

– С блока поддержки систем.

Конечно, самый сложный блок принято возводить вначале, с этим я согласен…

– Мне нужен помощник, – заявил час назад этот трудяга. – Я не справляюсь. В спецификации форматора он под 490678-м номером.

– И кто это? – насторожился я.

– Энтроп модели «Хаос». Он способен вносить элементы беспорядка в природную среду. Мне это делать трудно ввиду другой конструкции и программных ограничений на виды деятельности.

– Робот родит робота, что ли? – Не нравилось мне его предложение, и все тут. Но я ни разу не занимался постройкой дома на такой неприспособленной для этого планете, поэтому допускал, что негэнтроп прав в своих притязаниях. – Зачем он тебе?

– Дробить и распылять крепкие породы камня, – терпеливо объяснил «Нептун». – У меня слишком хрупкие манипуляторы, чтобы самостоятельно заниматься этим видом деятельности. Дело пойдет намного быстрее, хозяин.

Надо бы покопаться в его настройках, а то уж очень странно он выражается. Аргумент со скоростью возведения дома меня сразил, и негэнтроп радостно кинулся наружу, к форматору, намереваясь первым делом создать себе коллегу.

Семья в сборе

8/223. Клан Антоновых занимал небольшое скопление звезд в секторе 8F NDG-08873. Может быть, не самых редких и красивых – например, клан не арендовал ни одного пульсара, а природная черная дыра у него имелась всего одна, – зато спокойных и уютных.

Сверхновая рождалась в секторе уже целых сорок тысяч лет назад, и тогда на это представление съехалась чуть ли не половина галактики. Гелиодезическая Комиссия выделила туристам ближайшего к сверхновой белого карлика, и пространство рядом с ним так и кишело времянками. Конечно, они тут же сгинули в пламени, едва волна взрыва накрыла их… Особые ценители таких катастроф годами кочевали потом перед волной разрушения, раз за разом переживая восторг от встречи с мощной волной излучения. Нашлись и такие романтики, которые покончили с собой, отключив автоматику орбитальных домиков. «Я поглотил два антинейтрино!» – хвастался потом один из самых ярых туристов в познавательном фильме, снятом по итогам взрыва звезды, и демонстрировал пленки со столкновением частицы и какого-то своего протона (вроде бы в селезенке).

Ирина с Никласом прибыли в звездную систему родителей ровно в полдень по времени Центра.

– Наверное, все испугались затора, – удивилась жена, когда дырокол, загнав пробный пакет атомов по адресу, не предложил им подождать, а сразу загудел генератором гравитационного поля, чтобы свернуть путешественников в сингулярность.

– Или они поставили мульти-дырокол, – сказал Никлас.

Такие устройства повсеместно применялись в многолюдном Центре, иначе людям там пришлось бы часами ожидать своей очереди на транспортировку. Никласу такой способ не нравился, он привык с комфортом восстанавливаться в индивидуальной ячейке.

Он оказался прав, по случаю массового наплыва потомков Аманда-7 и Егор-5 взяли напрокат приемную камеру с распылителем белых дыр. Родственники вылетали из центральной зоны в форме сгустков поля, в течение секунды восстанавливаясь в размерах, но уже на расстоянии десяти метров от приемника. Тут их полет мягко гасился, и непрерывный конвейер поднимал гостей на поверхность планеты. Неприятности избежать не удалось – некий крабовидный господин в блестящем металлическом костюме царапнул Ирину клешней. Но тут же извинился и полез к ней на конвейер знакомиться, скрипя в длинноволновом диапазоне:

– Геннадий-124, поколение 46…

– Ирина-66, 7-бис поколение, – холодно ответила жена.

Крабовидный отшатнулся, вскинув клешни к голове, и пятясь исчез за красной скалой. Цветом она была обязана не столько особым свойствам камня, сколько звезды, арендованной патриархами клана – это был красный гигант в эпоху своей мощи, зрелый и вполне горячий.

– Ты для него слишком опытная, – ухмыльнулся Никлас, беря ее под руку.

Оба надели многослойные силовые поля, перемежающиеся разноцветными газовыми и жидкими смесями – тут был и мерцающий закатным светом оранжево-алый, и натриево-желтый… Грудь Ирины полыхала сиреневым словно атомы марганца в пламени горелки, а по поясу ее бегали искры, в нем ежесекундно вспыхивали змейки белых разрядов. Они препятствовали сканированию ее тела в электромагнитном диапазоне. Никлас выглядел строже, предпочтя холодную гамму, но такую же текучую, как грозовое облако, и набрякшую электричеством.

– Пожалуй, мы слегка отстали от моды… – проговорила Ирина, выбрав для передачи своего сообщения модулированный поток гравитонов.

Никлас ничего не ответил, занятый не нарядами многих сотен родственников, а ландшафтом. Тут была его родина, именно тут он родился в семейном автоклаве больше восьми тысяч лет назад. Конечно, он хорошо помнил Нуклеотиду, потому что провел на ней первые двадцать лет жизни, постигая главное о Вселенной и человеке в ней. На выщербленных холмах, в ущельях и рукотворных каньонах он ставил опыты с материей, зажигая собственные маленькие сверхновые и генерируя игрушечные пульсары из «Набора юного создателя». Эту планетную кору он буравил глубинным обитаемым зондом, постигая тайны космических тел, способных обезопасить человека от неприютного космоса. В этого красного гиганта он погружался в жаропрочном силовом коконе, воочию наблюдая термоядерные реакции, без мощи которых в мире стало бы так темно и стыло – какие другие источники тепла и света сравнятся со звездами? Наконец, именно в родительской лаборатории проходил он основы воспроизводства человека и искусства управления собственными генами. Здесь он спроектировал свою первую биоформу, робко поместив в нее только один логический процессор, и здесь же убил ее, когда решил усложнить ей схему. Именно в лаборатории отца Никлас впервые осознал особенности своей среды обитания и нарастил на животе влагоприемник, чтобы подготовиться к путешествию в водные миры.

…Они находились в потоке родственников, двигаясь в направлении колоссального сооружения в форме стелы высотой не меньше километра. А всего таких башен было шесть, они стояли по углам воображаемой соты, в центре которой хозяева планеты и установили мульти-дырокол. Разреженный ветер спиралями гулял на свободных участках почвы, густо-оранжевое небо с искусственной подсветкой куполом сияло на головами гостей, словно истекая из стел и образуя в зените бурлящую воронку. Добавляли фееричности шумные горизонтальные молнии – весь радиодиапазон буквально гремел, затрудняя беседы между приглашенными.