Глава 2

… Когда мы с Кириллом вошли, Аделаида Ивановна плескалась в нешуточных размеров ванной, напичканной всяким мудреным оборудованием, и немного понаблюдали за тем, как она беззаботно щёлкает кнопками и рычажками и немало радуется, если эффект от этого совпадает с её ожиданиями. Увидев нас, она тут же заулыбалась и кокетливо стала прикрывать грудь пеной, что у неё, впрочем, плохо получалось. Признаться, я почти и не запомнил русалку тогда, после памятного боя в заповеднике, среди изобилия других диковинных персонажей, и сейчас словно бы видел её впервые, чувствуя, как сладко-тревожно начинает заходиться в груди от беззащитности прозрачных серо-зелёных глаз и мощных сексуальных импульсов оголённого тела. Грудь у Аделаиды Ивановны была идеальной, такой, какая нравится всем мужикам (чтобы они там не пытались бубнить вслух о своих любимых размерах), за исключением, естественно, исключений среди самих мужчин. Распалённое воображение пыталось дорисовать подходящую этим формам безудержной женственности картину и других частей тела, но тут же сконфуженно отступало перед реальностью, ибо все сладкие изгибы ниже чуть полноватой талии скрывала осклизлая на взгляд (и, безусловно, на ощупь) чешуя, образуя рыбий хвост, увенчанный замысловатым плавником.

Разглядывать себя русалка позволяла спокойно.

– Ну, насмотрелись? – весело произнесла она характерным голосом искушённой соблазнительницы. – Ладно, этот молодой человек дырку на мне взглядом жжёт, ну а ты, Кирюша, что? Али забыть успел?

И весело засмеялась.

– Забудешь вас тут… – несколько смущённо буркнул Кирилл, а потом и сам засмеялся. – Здравствуйте, Аделаида Ивановна! Хорошо выглядите: признаться, ванна вам лучше к лицу, чем канцелярский стол с бадьёй.

И они принялись болтать как старые знакомые после долгой разлуки, перебивая друг друга шуточками и хохотками, пока вдруг в разговоре не повисла неловкая пауза после одного, как мне показалось, вполне безобидного вопроса Кирилла.

– Ну, ладно… – выдохнул шеф. – А теперь расскажите-ка нам лучше, любезная, как это вас угораздило такой переполох в Чёрном море устроить? Не скоро ведь ещё люди там успокоятся.

Что было – то было. Аделаида Ивановна материализовалась днём недалеко от берега аккурат возле группы отдыхающих на катамаранах, заставив тех быстро крутить педали и истошно вопить. За кого её первоначально приняли, выяснить толком так и не удалось, да это и не особо важно, но похоже, что всё-таки за тигровую акулу. Из объяснений одного из потерпевших следовало, что это было «нечто белое и с хвостом», а это, безусловно, относится и к описанию тигровой акулы тоже. Не ожидавшая сразу же оказаться в центре внимания русалка ушла вглубь и попыталась раствориться в морской пучине, однако сказался недостаток практики, заставлявший её частенько подниматься на поверхность и жадно глотать ртом воздух. Вскоре её уже эскортировало плотное кольцо катеров и скутеров; люди на них быстро осознали необычность происходящего, судя по долетавших до ушей русалки возбуждённым выкрикам: «Да это же голая баба! И с хвостом, с хвостом – во даёт!» Вскоре Аделаида Ивановна устала, перевернулась на спину и принялась мирно покачиваться на поверхности, поигрывая пресловутым хвостом, надеясь на разумный контакт. Контакт состоялся уже в дельфинарии, куда её поместили после отлова сетью какие-то волосатые и очень уверенные в себе дядьки, не преминувшие поинтересоваться: «Слушай, ты кто вообще будешь, а?» Аделаида Ивановна непринуждённо отвечала, что она – явление природы, и что ей нужен Кирилл. «Какой-такой ещё Кирилл? Мужик твой? С хвостом тоже?» – «Нет, – терпеливо поясняла она. – Он не мой мужик, и он без хвоста. Он добрый и умный, хотя и несчастный. И красивый. У вас что тут, много таких Кириллов?» Разум аборигенов с такой задачей не справился, и ввиду отсутствия Кирилла Аделаиду Ивановну сделали участницей водного шоу. Делать ей при этом было ничего не надо, просто лежать в центре бассейна и помахивать хвостом, в окружении резвящихся дельфинов. Пустое говорить, что с ролью она справлялась превосходно – истерические женские выкрики с трибун: «Куда уставился, кобелина?» и «Прекратите разврат, сволочи!» – преследовали её в ходе всех аншлагов. Дельфины тоже сначала отнеслись к ней неоднозначно, устроили даже между собой склоку на своих запредельных частотах, но потом, по-видимому, всё же классифицировали её как некий переходный, но дружественный подвид между ними и оставшимися отбросами мирового океана, и даже начали с ней заигрывать и устраивать сцены ревности. На что при таких раскладах надеялась Аделаида Ивановна – непонятно, если она только всерьёз не подумывала о том, чтобы стать звездой скандального шоу, но везении было на её стороне: она не заболела от несвежей воды и сомнительной пищи, не стала жертвой дельфиньих и человеческих разборок и даже сохранила какой-то стыд, пока наконец слухи о её хвосте вместе с именем «Кирилл» не достигли ушей наших аналитиков, промышлявших подобного рода ерундой. Дальнейшее уже было делом техники, хотя и не совсем простым, если принять во внимание, что уже планировалось перемещение Аделаиды Ивановны в другие места – на Ближний Восток, во владения пресыщенного всем на свете шаха или шейха, и даже получены за это деньги. По старой памяти Кирилл уже готовился лично возглавить спецназ для её освобождения, но в конце концов патриотические настроения в клане теневых барыг возобладали и на Восток были отправлены уши более меркантильных товарищей вместе с отступными, а Аделаиду Ивановну с максимальным комфортом и с партией контрабандных джакузи доставили к нам.

Вот, собственно, и всё, что нам удалось выяснить, да и то большей частью от дельфинов, чем от людей.

Аделаида Ивановна принялась дополнять картину малоcодержательным, но трогательным монологом:

– Ну, это уж черномор так подгадал, вражина… А я ведь тоже изрядно перепугалась, когда сетями-то на меня охотиться начали с трещоток своих диковинных. Дельфины опять-таки эти – ох и чудные! – но ведь хорошие, хорошие…

Тут опытный Кирилл решил взять инициативу дальнейшего разговора в свои руки.

–Аделаида Ивановна, давайте-ка по порядку, хорошо? Что у вас там опять такое приключилось, что вы вдруг в Чёрном море искупаться решили? Да ещё и при помощи черномора… Я-то ведь грешным делом думал, что вы спеси ему поубавите, когда…

Тут он замялся при построении развёрнутого предложения, раздумал продолжать и просто вопрошающе уставился на русалку. Та покачала головой.

–Ох, Сеня ты Сеня, Кирюша ты Кирюша – да разве легко всё в слова-то облечь? Ты ведь вон какой грамотный, и то спотыкаешься… Ну да, ладно, слушай – не перебивай только.

Она опять качнула своей античной головкой в буйном кудрявом сплетенье русых волос и заговорила, как запела, настроив голос на искренние и проникновенные модуляции:

– Вернулись мы, значит, к себе домой – да не все только… Оглянулись – лешего-то и нет с нами, и что из всего этого теперь выйдет – непонятно. Совсем уж тоскливо сталось, когда царевна с волком так место себе среди нас по новой и нашли: пошатались, побродили бесплотные, да и сгинули разом в закат, ни словечком не обмолвившись… Поняли мы тут, что и нам какой-то предел прописан, и не вечные мы тоже. Кащей к тому ж сподручных своих всё оплакивал, а водяной – харем свой болотный. Дядька с богатырями, ясное дело, забражничали . Машка по матери иссохлась, как её похоронила – враз копией её и сделалась. Я с ней всё ночи-то и просиживала в дубовой бочке: на ветвях сызнова перебиваться как-то не очень хотелось… Кот непонятно с чего больше всех по лешему убивался, возвращения его всё ждал, орал благим матом у себя под дубом, да жалостливо так… погоди, вспомню сейчас… ага, вот:

Почему всё не так? Вроде – всё как всегда:

То же небо опять голубое,

Тот же лес, тот же воздух, и та же вода…

Только – он не вернулся из боя.

–Ну и ещё там, я и не упомню всё… Сам ли написал, или подслушал где – уж не знаю, но как заорёт это всё – так и сердце заходилось; богатыри головы свои лохматые руками обхватывали да плакали, как дети малые, а потом в сердцах всё за котом гонялись, будто отомстить за что хотели.

Аделаида Ивановна в этом месте позволила себе передышку, дала круг по ванной, обдав нас наэлектризованными брызгами, затем продолжила:

– И черномор наш не на шутку загоревал поначалу, всё словно бы опасался чего-то да по ночам с тучами кружил, но мало-помалу успокоился и решил в книги свои мудрёные заглянуть, которые опять неведомо как с ним оказались, чтобы, значит, разобраться, что нас всех дальше ждёт. И вот заявился он как-то раз к Машке в избушку, напылил там своей бородой, да и выложил, что кому-то из нас надо к людям обратно собираться, чтобы, значит, от общей беды спастись. Что, мол, лешего уже не вернуть и выход один только: нужна нам здесь кровь новая, то есть должны или я, или Машка от кого-то из людей понести, от того, кого выбрать сумеем, да кто нас выберет, да обратно с дитём вернуться суметь. И будет это дитя спасением нам всем после. Ну, мы конечно, и слушать его после этого вовсе-то и не стали – вытолкали взашей, чтобы лешего нашего по-зряшному не хоронил да случки небывалой не понапридумывал, себе на потеху. Да не унимался он, и как-то позвал и меня с Машкой, и богатырей, и водяного с кащеем, и кота-стихотворца на полянку одну, куда, как все помнили, леший наш любил заходить: травку покосить, да ягод понабирать. Так вот… Снег ещё кругом лежал, а на полянке кругом трава зелёная вдруг занялась, да ягоды повысыпали – одна к одной, крупные-крупные… Вот тут мы с Машкой не дуром-то обе в голос сразу и заголосили. А когда карла обратно опосля к нам заявился, стали уж мы его всерьёз пытать, что он там такое выведал, да кому из нас всё-таки сподручнее к вам опять отправляться. Он же отвечал: мол, так выходит, что всё равно кому – что человек тот и для Машки, и для меня – один, и для него преградой ни Машкина старость, ни рыбья моя сущность будет. Ну, тут обидно, конечно, по-бабьи нам обоим-то стало, что молодцу тому всё равно, кого привечать, а черномор только руками и разводит: выходит так, мол, да и всё тут, а он уж любую из нас куда надо доставит, но одну только, на это у него сил и ума должно хватить. Да, ещё сказал, что человека того ты, Кирилл, подгадать сможешь. А когда остались мы с Машкой вдвоём, та мне и выложила, что нет у неё мочи туда возвращаться, где мать её сгубили, а я, мол, давно уж о маленьком мечтаю…

Русалка задумчиво поиграла хвостом, продолжила уже с заметной усталостью:

– Ну, на другой день и принесли меня богатыри в дом к черномору, нарисовал он вокруг меня фигуры да знаки непонятные, сам книгами своими мудрёными обложился да не меньше часа бормотал своё что-то, я уж и заснуть успела, пока он не закричал вдруг: «Вот он, излом-то нужный, готовься теперича – в море тёплом купаться будешь!» И стало тут меня на изнанку как-будто бы всю выворачивать, да затягивать куда-то; потемнело всё, закружилось – ох, до сих пор вспоминать боязно! А потом уж – вода солёная в нос да рот полилась, еле-еле отфыркаться удалось…

Аделаида Ивановна замолчала. Кирилл прочистил горло, в свою очередь покачал головой и осторожно заговорил:

– М-да, дела… Картинка, конечно, прелюбопытная получается. Ну, то, что без черномора тут не обошлось – это понятно: куда же без него-то? – Он усмехнулся, почесал затылок. – Значит, я должен помочь вам мужа найти, с которым вы дитя по доброй воле зачать сможете. А вы вообще… как это себе представляете, а?

Русалка тут же сморщила носик и собралась заплакать.

– Ну ладно, ладно… – заторопился Кирилл. – Вот что. Аделаида Ивановна, не возражаете, если мы проверим вашу информацию? Нет-нет, вам-то мы доверяем, но вот черномору, сами понимаете, веры особой нет. Можно… как бы это сказать… Андрей на какое-то время зайдёт к вам в гости?

–Куда зайдёт? – озадачилась русалка. – В ванну эту?

– Да нет, не в ванну – в голову. Мысленно.

– В голову? – она провела ладонью по буйству волос. – Он что, тоже ворожить умеет? На вроде черномора нашего?

–Да кое-что умеет… Так вы не против? Для нас, да и для вас, это очень важно.

– Ну, пусть заходит,– вздохнула русалка. – Вот ведь вляпалась в историю… Что хотят, то и воротят. А это не больно?

Тут наконец подал голос и я:

– Скорее всего, будут какие-то непривычные для вас ощущения. Вы только постарайтесь им не… противиться, что ли, и тогда это всё быстро пройдёт.

– Успокоил, называется… Ну, попробую не ерепениться. Раз надо.

Я обернулся к Кириллу:

– Начинаем? – и, получив кивок в ответ, нашёл взглядом прозрачность других глаз, зацепил некстати тревожную дрожь обольстительных губ, отмахнулся от них и стал впитывать в себя очередную чужеродность.