Цитаты из книги «Территория»

На улицах Поселка снова возник дед Миша – возчик продовольственного магазина. Вместе с лохматой своей лошадью, телегой он был такой же достопримечательностью Поселка, как баржи на берегу, маленький цементный обелиск с надписью, что здесь будет памятник основоположникам. Дед Миша появился здесь чуть ли не с первым пароходом и с тех пор ухитрился ни разу не выехать на «материк». Отпуск он проводил в низовьях Китама, там, где стояла избушка бывшей фактории. Когда-то он сам был заведующим, уполномоченным по территории шестьсот на шестьсот километров с горными хребтами, тундровыми урочищами и полноводными реками. Он много кем был в прошлой жизни, пока не стал возчиком торга с багровым своим носом и доброй улыбкой все на свете понявшего человека. Когда лошадь и тележка с консервными ящиками двигались по залитой весенним солнцем улице Поселка, мимо раскисающих, подтаявших застругов, сосулек, капели, мимо мощных грузовиков, снующих в порт и обратно, дед Миша казался олицетворением Всеобщего Окончательного Решения.

Накатившийся вал весны тревожил души.

Специалист-геолог растет медленно, медленнее, чем в большинстве профессий, – он должен накопить огромный опыт изучения недр, прежде чем станет специалистом.

Семен Копков быстро изложил суть рекогносцировки, но, перейдя к месторождению киновари, стал заикаться и даже рассказал, как выглядит месторождение в вечернем августовском освещении. – Ближе к делу, – сказал кто-то из приближенных Робыкина. Копков остановился и долго смотрел на сказавшего. – Я в-вам разве ан-не-к-кдоты рассказываю? – спросил он.

– Как вы расцениваете перспективы золотоносности? – Никак, – сказал Жора и в упор посмотрел на Чинкова. – Хороший ответ, – вздохнул Робыкин.

– Эта весна плохая, ребята. Вот увидите: Территория в эту весну свое заберет. Сашка Цыган вынырнул, Феникс вынырнул. Значит, будет кто-либо другой.

В тундре морозы. Еды у Салахова и Феникса нет. Он сам приказал ее оставить. Есть печки, но нет топлива. И вообще ни черта нет, кроме спальных мешков. Все это подходило под рубрику преступного небрежения или, хуже того, зеленой тоскливой глупости.

– Таскай, так-перетак, – скомандовал Жора, и они втроем быстро перетащили триста килограммов взрывчатки и ящик с детонаторами. Перевозить взрывчатку и детонаторы в одном транспорте категорически запрещалось. Об этом Салахов и сказал Жоре. – Опасаешься раньше времени к богу попасть? – Жора сплюнул и поправил на поясе пистолет. – Давай я вместо тебя полечу. Так и эдак. Трусишь? Салахов ничего не сказал, только засунул детонаторы под брезент, чтобы их не заметил кто-либо из экипажа. Пришел бортмеханик. Перелезая через желтые бумажные мешки с аммоналом, сказал Апрятину: – Ты новенький, что ли, начальник? Самолет с ишаком путаешь? Это на ишака можно грузить все, что есть. Пока бортмеханик «гонял газ», Жора отошел от самолета и тут увидел Ваську Феникса с рюкзачищем. – Что это? – Жратва, – вытирая лоб шапкой, сказал Феникс. – В тундре всякое может быть. Прошлый год я этого самолета ждал, пока… – К черту! – приказал Жора Апрятин. Он очень боялся, что экипаж начнет сам перекладывать груз и обнаружит детонаторы рядом с взрывчаткой. – Ты не жрать летишь, а палатки ставить. Феникс послушно скинул рюкзак, но все-таки, опасливо косясь на Жору, сунул в карман полушубка три банки сгущенки и пачку галет. Салахов в это время сидел на ящике с детонаторами. Он отвечал за незаконную перевозку взрывматериалов по уголовной статье.

– Отдыхай, ек-коморок, – просовывал голову в дверь Бардыкин. Вид у него был довольный. От него легонько попахивало вином. Неунывающий человек!

Ветер шел по трубе, которая отворачивала в сторону от реки, и было странно видеть, как на расстоянии нескольких метров от них – пурга, бешеный снег, а тут почти штиль, снежинки искрятся в солнечном свете.