Я чувствую себя в эпицентре галдящего балагана. Справа злобная перепалка Уксуса и Поночки, слева пастырская беседа Гаракла с его новым наставником Михаилом, и в центре всего этого несчастный сдавливающий ладонями уши ваш покорный слуга. Несчастнее меня быть может сержант, который, наверное, каждую смену мучительно борется со сном. Я вижу его бесконечно качающуюся голову над письменным столом, расположенным в конце коридора. Голова ходит туда-сюда, словно у механической заводной куклы. Не хватает, чтобы при каждом глубоком кивке откуда-нибудь из него раздавался скрипящий искусственный голос: Я хочу спать…я хочу спать…я хочу спать…

Наверное, он бы сейчас обменял душу дьяволу на свой спокойный сон. Я уже представляю этого дьявола (который почему то является нашим помощником). Он сидит на краешке стола, машет свисающим копытом и говорит голосом смиренного батюшки Михаила.

– Просто выпусти этих парней, и ты узнаешь, что такое крепкий здоровый сон.

– Не-ет, – отвечает сержант, продолжая бесконечно ронять безвольную голову. – Если я их выпущу, то уж точно перестану спокойно спать.

– В том то весь и фокус, что ты будешь спать как младенец, несмотря на то, что перейдёшь черту. Главное сделать это в первый раз и тебе понравится. С этих пор ты каждую ночь будешь спать крепким богатырским сном, чтобы ни случилось. Поверь это высокая награда и её многие мечтают заполучить. Все те, кто не может спать, кого терзают совесть, сомнения, сотворённые грехи. Ты получишь этот великий дар взамен за трёх несчастных хануриков. Согласись, что нет ничего слаще, чем закрыть глаза и а-а-а. – Искуситель зевает, прикрывая копытцем огромную клыкастую пасть.

– Не-ет Комбайнёр меня убьёт…– вяло сопротивляется сержант, продолжая качать головой.

– Ничего он тебе не сделает. Просто открой две этих камеры, выпусти парней на свободу, и ты больше ничего не будешь бояться. Разве во сне можно бояться?

Интересно, а откуда они знают о том, что Комбайнёр это Комбайнёр. Это ведь я только что дал ему это погоняло?

Ключ громко скрежещет в личинке замка. Решётка отъезжает в сторону, издавая дикий лязг.

– На выход все!

Я открываю глаза и вижу бледное лицо сержанта. Всё ясно, это продолжение сна, только лучше смотреть его с закрытыми глазами. Я зажмуриваюсь.

– Я сказал на выход! – Крик сержанта звучит повторно, и я чувствую, как кто-то трясёт меня за плечо. Это Геракл.

– Сява, пошли, нас, похоже, отпускают!

Бли-ин, так это не сон. И этот чёртик на столе у сержанта тоже был реальным? Я никак не могу прийти в себя, чтобы начать разграничивать сон и реальность.

Встаю на ватные ноги, сомнамбулой выплываю из камеры. В слепящем свете коридорной лампочки плавают довольные морды Поночки и Уксуса.

– Привет, братиш! – они по очереди тискают меня, мацают, обнимают жарко, Уксус даже в щёку чмокнул. Тьфу…противный.

– Пацаны, а вам не кажется, что наши встречи становятся не такими уж редкими, – говорю я, вяло ворочая непроснувшимся языком.

***

Дружно грохая ботами, поднимаемся по лестнице наверх к долгожданной свободе.

В небольшом фойе за стеклянной перегородкой, на которой жирно намалёвано «Дежурный» нас ожидает невероятно бледный человек с капитанскими погонами. Похоже, что и этот мечтает однажды выспаться от души. Наверное, он тоже вступил в сделку с чёртиком.

Бледный с мёртвым выражением лица, через маленькое окошко выдаёт нам личные вещи. Самым богатым из нас оказался я. Кроме мобилы, я получаю назад свой пухлый рюкзак. Поночка и Уксус вслед за мной забирают давно уже умершие телефоны. В придачу к своей мобиле Уксус получает ещё и белую шляпу (единственный реквизит оставшийся у нас на память о яхте Ленина. Ещё один реквизит, состоящий из семидесяти кусков зелёных, исчез в неизвестном направлении вместе с Буратиной). У Геракла нет мобилы, она ему совершенно ни к чему. Но и он не спешит покидать ментовку с пустыми руками. Ждёт, настойчиво щёлкает пальцами, утыкая тяжёлый взгляд в бледнолицего.

– А-а…так это тоже ваше? – Спохватывается тот, поднимая за гриф стоящую в углу гитару.

– А то! Мы барды или кто? – недовольно рычит автор исполнитель в трениках и тельнике с рваной дырой на груди.

Я бросаю взгляд на подпирающего обшарпанный угол сержанта.

– Пока браток! Крепкого тебе сна и весёлых сновидений. – Улыбаюсь, заговорщицки подмигиваю, словно знаю что-то такое, ведомое только мне и ему и открываю дверь.

***

Нос щекочет прохладный и вкусный воздух свободы. На улице темно, хоть глаз коли. В двадцати метрах от разбитого крыльца на утыканной безразмерными ямами дороге находится что-то такое, что с первой же секунды режет глаз и диссонирует с этой заброшенной утопающей в дикой зелени дырой. Длинный белый лимузин с затонированными окнами распластался почти по всей длине подъездной дороги.

– Опа! А это ещё что за явление?– говорит за моей спиной, появившийся на крыльце Уксус.

Мне не требуется и пяти секунд, чтобы сообразить, что стоит за этим явлением. Я чувствую лёгкое дежавю. Снова что-то огромное и белое появляется в самом неподходящем месте. Снова откуда-то из недр этой белой субстанции льются знакомые ритмы. На этот раз это…точно это доктор Албан.

«Итс май лайф…

Итс май ла-айф»

Не надо быть провидцем, чтобы угадать, кто скрывается за тонированными окнами этого лимузина.

Вся наша компания уже сгрудилась на крыльце и в безмолвии ожидает начала представления. Стекло с пассажирской стороны плавно съезжает вниз, обнаруживая розовое округлых форм лицо, белозубую улыбку, ямочки на пухлых щеках и длинный заострённый нос.

– Ну чё встали, как неродные? Время тикает, падайте в салон. Вечеринка продолжается!

«Итс май лайф,

Итс май ла-айф май браза-а-а»

Наша дружная гурьба, весело гомоня, направляется к лимузину. Массивные двери распахиваются с обоих сторон, и мы забиваемся в просторный салон.

Здесь приятно пахнет кожей (пока!). Синие огоньки сверкают, словно новогодние гирлянды, создавая интимную атмосферу.

– Я вас полночи искал. Не можете вы без приключений! – Буратина развернулся на переднем сидении и щурится, разглядывая нас в мерцающем полумраке.

– А ты знаешь, по чьей вине мы встряли в эти приключения? – орёт в ответ Поночка. – Кто-то умотал с деньгами и не оставил нам ни копейки, чтобы расплатиться с хозяином кабака…

– А-а…ну извините, пацаны! Я же не знал, что он вас так рано выгонит.

– И куда ты пропал? – спрашивает Уксус.

– Появились кое-какие дела! – Буратина хлопает по кожаной спинке сидения. – Ну как видите, дела успешно закончены и вы на свободе, так что можно продолжать.

– Налива-ай! – рычит Геракл.

– Вова, бар справа от тебя. Угощайтесь, пацаны.

Геракл открывает дверцу, расположенного между сидениями ящика, внутренности которого тут же начинают сверкать и переливаться. В огромном вместилище обнаруживается куча бутылок шампанского.

Парни радостно бренча стеклом достают каждый по бутылке, я пока воздерживаюсь. Геракл недовольно морщась рассматривает этикетку.

– А покрепче ничего нет?

– Я бы тоже выпил чего-нибудь покрепче. – говорю я. – Я от этого шампанского уже мочиться стал пенными струями, как пожарный бранспойд.

– Там в баре всё есть! Сява, ты покопайся там всё…– Буратина замирает на полуслове.

– Сява, а ты как здесь? Ты же вроде в Москву упилил?

– Недопилил как видишь…– улыбаюсь я.

– Так значит вся контора в сборе? – радостно восклицает Буратина и поднимает вверх початую бутылку шампанского.

– Все да не все! Девчонок нет, Светки тоже… – грустно констатирует Геракл.

– Не волнуйтесь пацаны, щас всех соберём назад. Вы где своих баб потеряли?

После короткого рассказа Геракла мы решаем сначала ехать на вокзал за девчонками, а потом за Светкой. Буратина сказал, что гостиница где-то неподалёку.

– Ну что, Жекичан, по-олный вперёд! – кричу я, только сейчас осознавая, что мы даже не поприветствовали своего шкипера.

Но вместо Жекичана из-за спинки водительского кресла неожиданно для всех появляется кукольная блондинистая головка.

– Здравствуйте, мальчики, я Жанна! – поёт тонкий голосок.

– Стюардесса? – растерянно спрашиваю я.

– Как видишь, Жанночка занимает место пилота. – Буратина гладит глянцевую пластиковую щёчку. – Это Сява, креативный продюсер компании и автор наших имён.

Не знал, что у нас компания и я числюсь в её штате креативным продюсером. Я склоняю голову, приветствуя новую знакомую.

– Мастерство Сявы состоит в том, что он даёт новое имя человеку в считанные секунды. Боюсь, Жанночка, что теперь ты так и останешься стюардессой.

– «Стюардесса» звучит слишком длинно. – Я тереблю бороду и включаю профессиональный тон. – Вот «Стерва» само то, и коротко и обтекаемо.

– Ну-у это грубовато, друг мой…– говорит Буратина.

– Нет нет…мне вполне нравится. – смеётся блондинка. – Тем более я и есть стерва. – Она сверкает зелёными глазами и клацает зубками, по-волчьи выкидывая голову в моём направлении.

На мой вопрос, куда делся Жекичан, Буратина сказал, что наш шкипер очень устал за время круиза и попросил у капитана небольшой отпуск. Затем он продолжил знакомить Жанну, то есть Стерву с остальными членами конторы.

– Это Геракл, наш главный боец. Ещё Вова классно играет на гитаре и поёт как бог.

– А бухает безбожно, – вставляет Уксус.

– А вот это Уксус. Он…он Уксус. – Вздыхает Буратина, не найдя подходящих характеристик.

– Ага…а это Поночка. Просто Поночка….Впрочем и так ведь понятно, кто перед вами. – ёрничает обиженный Уксус, тыча в плечо соседа.

– А эт..то – Буратина вдруг замирает. Его сощуренные глаза разглядывают что-то за моей спиной.

– Михаил! – кроткий и звонкий голосок заставляет меня вздрогнуть и развернуться.

Наш недавний сосед этот зачуханный набожный мужичонка, какого-то хрена оказался на заднем сидении.

– Я коллега по несчастью…так-скать сокамерник.

«С» Для полной гармоний не хватает буквы «С». «Сокамерник-с» из уст Михаила прозвучало бы гораздо интеллигентней.

Буратина пожимает плечами и переводит растерянный взгляд на Стерву. Та в свою очередь складывает набитые силиконом губки в озадаченную дудочку.

– Серёж, а мы всех сокамерников отсюда забрали? Может быть в отделении ещё кто-то остался. Нужно было получше посмотреть.

Буратина кладёт обе руки на волосатую, торчащую из до пупа расстёгнутой рубахи грудь. – Я же не знал, что там ещё кто-то есть. Ты же сама своему этому генералу сказала, чтобы всех выпустил.

По кривой ухмылке Стервы понятно, что она осознаёт, какой совершила косяк и что последствия могли быть куда тяжелей, если бы к нам вместо блаженного старца Михаила примкнула парочка рецидивистов.

– Ничего, сейчас всё уладим. – Буратина гладит ламинированную коленку Стервы.

– Михаил, вы уж извините нас за это недоразумение. В принципе, если вы не хотите вернуться в апартаменты, мы можем вас куда-нибудь подвезти…

– Я, пожалуй, назад вернусь. – Михаил виновато улыбается. – Видите ли, поиздержался сильно, а в этом заведении, хотя бы кормят по расписанию…

– Он поедет с нами! – громко рявкает Геракл.

– Но мы его совсем не знаем! – разводит руками Буратина.

– Её мы тоже не знаем. – Геракл бесцеремонно тычет пальцем в Жанну. – Однако она едет с нами.

– Вообще-то она за рулём этой машины, и только она решает, куда и в каком составе мы поедем. – Непонятно откуда прорезавшимся мощным голосом провозглашает Стерва.

– Если Миша выходит, я выхожу вместе с ним.

Мы удивляемся этому внезапному ультиматуму Геракла и только и можем, что переглядываться. Я смотрю на растерянное лицо Поночки, тот переводит взгляд на Буратину, который в свою очередь переглядывается со Стервой. В конце концов, Буратина устремляет свой взор на меня, словно я должен поставить точку в зарождающемся конфликте. Вообще-то мне по барабану, поедет с нами Миша или нет, тем более я даже не знаю, куда мы таки едем.

– Я думаю, что для такой плотности грешников на один квадратный метр, батюшка уж точно не будет лишним. – Я улыбаюсь и развожу руками. Мне не хочется отбирать игрушку у нашего ребёночка в жёлтой бондане.

– Так это….– Буратина тычет пальцем в сторону Михаила.

– Он самый! – говорю я, попутно делая знак рукой, чтобы Миша заткнулся, если имеет что сказать.

– А-а…ну что же я…– улыбается Буратина. – Я же и забыл, где мы. Здесь ведь самое место для Батюшки. Поехали Жанночка подальше от этого монастыря, пока к нам ещё какой-нибудь архиепископ не подсел.

***

К великому расстройству Уксуса, Поночки и Геракла, девчонок на вокзале и в его окрестностях не оказалось. Видимо они таки выбрались из города на попутке, или же нашли себе временное пристанище, а может даже новых друзей. Всем немного взгрустнулось. Даже мне стало не по себе. Я больше переживал за Геракла, который казалось бы только сейчас нашёл свою любовь.

– Ну ничего, дружище, ты же адрес её взял, так что по любому найдёшь! – Попытался я подбодрить товарища. Напрасно пытался, ведь сам он это сделал гораздо быстрее и эффективнее. Запрокинутая голова и булькающая льющаяся прямо в горло бурая жидкость быстро сделали свою работу. Геракл вытащил горлышко изо рта, когда в бутылке вискаря осталось меньше половины.

– А-а-а-р-р – он орёт как медведь перед спариванием и трясёт бородатой закутанной в бондану башкой. Реанимационные мероприятия прошли успешно. Геракл снова в форме.

Парни берут пример с Геракла и смывают тоску, опрокидывая в себя бутылки и давясь пеной.

***

А мне повезло, хотя и пришлось здорово понервничать. Единственная в городе (если его так можно называть) гостишка, куда Буратина завёз Светку, представляла собой небольшое четырёхэтажное здание сталинского типа. Двери гостиницы оказались закрытыми и на отчаянный стук моего кулака в дерево никто по ту сторону не среагировал. Пришлось вспомнить молодость.

– Светка, выходи гулять! – ору я, в слепые потухшие окна. Мой крик отражается эхом в спящем дворике. По разным углам серого прямоугольника вспыхнуло несколько окошек. Разглядеть, кто за этими окнами не представляется возможности, так как они видимо смотрят из за шторки, стоя сбоку. Я б так же делал, если бы услышал в ночи дикий рёв пьяного идиота.

Поночка и Уксус соревнуются в художественном свисте. Разномастные трели, одна пронзительней другой вылетают из заткнутых пальцами ртов. Они и здесь меряются своими причендалами: у кого сильнее, у кого длиннее, у кого громче, у кого звонче.

Буратина предпочитает не терять время и прибегает к более современным технологиям. Он открывает все дверцы лимузина, ныряет в салон и возится с магнитолой, выискивая подходящий трек. В нашем речном круизе все убедились, что делает он это филигранно.

Пум-м-м-ц-ц-с-с-с! – Хлопок из сабвуфера заставляет все окна гостиницы задрожать.

Рёв хора труб, из проигрыша Здоб Ши Здуба, поднимается вверх и в мгновение заполняет всё пространство маленького дворика.

«Мы вышли из до-ома когда во всех о-окнах погасли огни-и, один за одним,

Мы видели как уезжает последний трамва-ай…»

Наши пьяные голоса сливаются с солистами группы и усиливают звучание и энергетику композиции.

«Ездят такси-и, но нам нечем платить и нам не-е-зачем ехать мы гуляем одни-и-и,

На нашем кассетнике кончилась плёнка, мотай!»

И понеслась!

«Видели ночь, гуляли всю ночь до утра-а-а-а…»

Разнузданная толпа вмиг превращается в цыганский табор.

«Видели но-очь гуляли всю но-очь до утра-а…ой дори дори дори дори…»

Буратина сгибает ноги и трясёт бёдрами вызывая вибрацию огромного волосатого брюха и отвисших титек под расстёгнутой красной рубахой. Танец груди и живота два в одном. Поночка переминается с ноги на ногу крутя раскрытыми, поднятыми вверх пятернями. Сверху девочка снежинка, снизу мальчик холодец.

Геракл, мелькая своей жёлтой бонданой, носится вокруг лимузина, согнувшись и растопырив руки. Японский лётчик, атакующий Пёрл Харбор гармонично вписывается в происходящий вокруг хаос.

Я ору как потерпевший, хлопаю в ладоши, разбивая их в дребезги, и вывожу кренделя ногами, перебирая кроссовками по потрескавшемуся асфальту. Уксус тоже изображает танец, размахивая плетьми своих длинных рук.

Весёлый табор кружится, извивается, орёт, грохочет, звенит бутылками. Красная рубаха, жёлтая бондана, белая шляпа и огромный лимузин. Нам не хватает только медведя.

Свет зажёгся почти во всех окнах и не только гостиницы, но и ближайших домов. Я бегаю глазами по этим окнам, пытаясь угадать, за которым из них может находиться Светка. В какой-то момент мне кажется, что её здесь нет, и она уже уехала. В этот самый момент она и появляется в дверях, в своём жёлтом укороченном сарафане, (побратиме бонданы Геракла), с забранными в хвостик волосами и с рюкзачком в руке.

– О-о-о! – орёт наш дружный хор. Это походит на церемонию выкупа невесты. Невеста вышла\. и радостный жених летит к ней на встречу, чтобы заключить в объятия. А вот где же выкуп?

– Ребята, что здесь происходит? – она прикрывает рукой расплывающиеся в улыбке губки. – Слава, ты же уехал!

– Я уже приехал! – кричу я, беру её за плечи и крепко прижимаю к себе.

– И что теперь? – В чёрных глазах другой вопрос. «Что опять? Может хватит уже приключений и романтики?»

– Поехали с нами!

– Куда? Я вообще-то домой собралась. – В её голосе нет уверенности, да и рюкзачок то вот он – в руке.

Тем временем Буратина уже завёл новую композицию, идя в духе с цыганским репертуаром.

«Спрячь за высо-оким забо-ором девчо-онку,

Вы-ыкраду вме-есте с забора-а-а-м,

Не-езачем ей остава-аться с тобо-ою,

Лучше оста-анется с во-ором…»

Наверное, мне пришлось бы долго уговаривать Светку. Может быть она бы и вовсе не согласилась снова окунуться в этот омут, но новые обстоятельства пришли мне на помощь.

Наша внезапно обрушившаяся на спящий двор гулянка, вызвала шквал возмущения, среди жителей окрестных домов, поднятых среди ночи с постелей. За громкой музыкой мы не могли слышать, мата и проклятий, которые сыпались на нас с балконов и из открытых окон. Но вот возмущение достигло своего пика, и мы увидели, как вокруг нас стягиваются возмущённые жители. Первыми появились две ворчащие бабки, какой-то мужик в триколях и серой вытянутой майке. Потом подтянулась растрепанная здоровая бабища, трясущая огромными руками и осыпающая нас проклятиями, которые тут же утопали в сладком голосе Мистера Кредо. На всё это можно было не обращать внимания и продолжать выкуп невесты, если бы не сразу три бычка, которые уверенно направлялись в нашу сторону. Это уже становилось опасным, и мы поняли, что нужно ретироваться. Один из бычков, лысый с наколотой на огромном плече летучей мышью уже пробивается через толпу. Несомненно, что первый из нас, кто попадётся ему под руку, будет тут же нокаутирован мощным ударом. Такие парни не любят длинных разговоров. Когда он идёт, он идёт, и вряд ли его что-то остановит. Но нет…остановило, вернее остановил, внезапно материализовавшийся перед ним старец Михаил. Он упер маленькие ладошки в каменный пресс, словно пытается руками за бампер удержать прущий на него джип.

– Молодой человек, я вижу, вы сильно возбуждены! Прошу вас успокойтесь, прежде чем совершить нечто непоправимое.

Бычок смотрит на упирающиеся в него ладони, словно ему приложили к животу грелку.

– Отошёл бы ты дед.

В этих словах не слышно ненависти. Она вдруг потухла, перетекла в эти лежащие на животе ладошки.

– Мы понимаем ваше негодование, но и вы нас поймите. Такое ведь не каждый день случается. Жених приехал за своей невестой. И вместо того, чтобы возрадоваться вы готовы разорвать всех здесь присутствующих. – Михаил говорит очень тихо, но его голос отчётливо слышен в наступившей тишине.