А что бы это изменило? На верхней ракетной палубе, рядом с намертво задраенным люком лежали двое: командир группы управления БЧ-2 и молоденький матрос срочной службы. Они умерли мгновенно, слишком ядовиты оказались компоненты ракетного топлива. Достаточно одной какой-то там десятитысячной…

Откуда она взялась, эта десятитысячная? Может, креновые колебания вызвали утечку. А может, то самое, едва заметное пару недель назад нарушение герметичности ракетной шахты, о котором под страхом ужасающей расправы – причем очень жесткой и неминуемо рукоприкладной – предпочитал надежно помалкивать весь личный состав ракетной боевой части. Подмазали, подкрасили, а просачивающуюся внутрь шахты забортную водичку сливали потихоньку за борт, и все тип-топ. Надеялись, что до стрельбы из этой именно шахты дело-то и не дойдет.

Идиоты! Химию учить надо было еще в школе! Водичка-то морская, соленая, реагирует с ракетным топливом – димером двуокиси азота – с образованием агрессивной азотной кислоты, которая все на хрен разъедает. Вообще ВСЕ!

Железо, в том числе. А значит, и трубопроводы конкретно. Кап-кап-кап… И взрыв, твою мать, самый настоящий! Пусть даже на ограниченно замкнутом пространстве одной ракетной шахты. Может, конечно, прочные стенки и выдержат…

И, чё, полегчает?! Ага, как же! Ведь что-то же шибануло вниз, туда, где люди живут. Вахтенный успел доложить о протечках жидкости с ракетной на проходную палубу. И бурый дым… Значит, все-таки азотик-то и потек. Тогда и без взрыва даже двух вдохов не потребуется, одного хватит.

Но сейчас Генке нужно было другое. Он знал, что если выгорит электрический щит, расположенный на подволоке проходной палубы 4-го отсека, то сработает аварийная защита ядерного реактора правого борта! Лодка останется без хода. Да и вообще без НИЧЕГО! Второй реактор не введен, а надежды на сколь-нибудь эффективное резервное питание от аккумуляторных батарей были весьма призрачными.

Генка плохо помнил на память расположение всех щитов. Да плевать! Он ринулся к переборке. Бац! Господи…

– Чего на людей-то прыгаешь? – Раздался знакомый голос. – Напялил фигню резиновую на морду и думаешь, все можно?!

– О-о-о! Мишка, а ты-то как здесь?!

– Хочешь, отвечу по классике: «Стреляли». А ты молодец, начальник: в нужном направлении летишь. Только я из кормы быстрее туда добрался. Успел, пока молокососы переборки не загерметизировали.

В правой руке Широков держал ИДА, с пальцев опущенной вниз левой на палубу падали капли алой крови. Михаил проследил за Генкиным взглядом и усмехнулся:

– Ну, раз я здесь, начальник, значит, проблема со щитом решена. Теперь мотай отсюда к…

Он не успел закончить фразу, как раздался глухой, но мощный взрыв где-то наверху. Широков тут же выдал скороговоркой:

– Так, похоже, в аварийной шахте грохнуло. Теперь вперед путь отрезан. Выметайся в 6-й отсек. Постучи – выпустят. Я их предупредил. В нос не суйся, там уже наверняка «азотка». А вот пожар погасить еще успеешь. Только быстро!

Он чуть развернул Соловьева спиной к себе и несильно ударил ногой ниже копчика.

– А ты?!

– Да еще кое-что посмотреть надо…

– Какое «кое-что»?!

– Мальчишечка один припозднился. А ты, как выскочишь, давай ЛОХ на 4-й и 5-й отсеки: это уже никому не повредит, зато лодку спасет!

– А…

– …твою мать, ты же начальник!

Михаила Анатольевича Широкова найдут мертвым, висящим на кремальере носового межотсечного люка: он никого не пропустил внутрь! А перед этим отдал «мальчишечке»-вахтенному свой ИДА и успел выпихнуть его наружу. Живи-и-и!

Генка вылетел в 6-й отсек и бросился к громкоговорителю:

– Центральный! Дать ЛОХ в 4-й и 5-й! Я приказываю!! НЕМЕДЛЕННО! Какие на х. н стрельбы?! Взрыв в ракетной шахте! Ясно, командир?!

Генка бросился обратно.

Он не знал, что взорвавшаяся и затопленная ракетная шахта послала свой последний привет выбросом целой кучи всяких неперевариваемых компонентов. Хрен с ними! Пожар! Вот чего сейчас надо было избежать любыми способами.

Легко было на войне Александру Матросову: всего-то одна сраная амбразура! Генка был готов закрыть своей грудью всё. Груди бы хватило.

Та-а-ак, Мишка наверняка соединил питающие провода напрямую, значит, кабель от щита можно оторвать… Ох, больно… Х…

я, всего-то 380 вольт… А ток маленький… Ну, ничего себе, маленький! Так шандарахнуло, что Генку отбросило к противоположной переборке и ударило об вентиль регулирующего клапана. Вовсе и не 380, а все 500 вольт! Ух!

Ну, вот она, сука, наконец-то! Тут гасишь, гасишь, а в самой глубине короткое замыкание полыхает. Здесь огнетушителем не обойдешься. Генка, не раздумывая, взялся руками за обнаженные провода…

…Потом они дымились. Руки, разумеется. Скрюченные, непослушные. Даже, «ворота» не распахнуть! Переборку, разумеется. А мы её подбородком… Ага, хрен по всей морде! Успели, как положено, застопорить с той стороны. Молодцы! Генка опустился на палубу и прислонился спиной к переборочному люку. Все нормально!

Послышалось негромкое шипение, и перед глазами просто из ниоткуда появились крупные белые «мухи». Дал все-таки, сукин сын! Это – ЛОХ. Лодочная, Объемная, Химическая. После нее в отсеке ничего уже гореть не сможет. И даже дымиться. Она сжирает весь кислород. Спасибо!

А мне он нужен? Ну, кислород, разумеется. А зачем? Чтобы дышать…

Генкина голова медленно опустилась подбородком на грудь…

…Не дождетесь!

Кто ж тогда командиру в морду… плюнет? Хотя бы за то, что вместо немедленного объявления аварийной тревоги этот пидор решил дострелить оставшуюся «болванку» только для того, чтобы кто-то там наверху мог лицезреть её грозный, впечатляющий полет. По одному трупу за каждую «болванку». Не слишком ли высокая цена?! У-у-у, сучара!

Черт возьми, как жить-то хочется! Шанс…

Его туманящийся взгляд упал на массивный телефон межотсечного аварийного переговорного устройства, висящий совсем близко, на переборке. Ха! Вот и попробуем последний раз осуществить свое конституционное право на один телефонный звонок. Под шумок всеобщей суматохи…

Черной обугленной пятерней Генка потянулся к заветному аппарату. Только бы его «команда» оказалась на месте!

Их было двое: капитан-лейтенант Прудников и старый мичман Селезень. Они подошли к переборке между 6-м и 5-м отсеками из турбинных помещений. К той самой переборке, которая по всем правилам борьбы за живучесть была наглухо закрыта и затянута рычагом кремальеры с кормовой, безопасной стороны. А в 5-м отсеке, прямо под ней умирал их командир…

Они пришли, чтобы нарушить незыблемые правила.

У задраенного люка сидели командир 6-го отсека и один из матросов. Охранники! Двумя ударами по головам оба были мгновенно оглушены и оттащены за ноги в глубь отсека. На выравнивание давления и разблокировку кремальеры ушли несколько секунд. Володька еще успел приложить ладонь к переборке: температура была никак не выше 60–70 градусов. Значит, ЛОХ отлично сработал, и пожара внутри нет.

Не подающего видимых признаков жизни Генку выдернули наружу за две секунды.

И вернули все в исходное.

* * *

– А я бы тебе орден дал! И перевел в Москву, в Главный штаб ВМФ.

– Да мне-то грех жаловаться. Вроде как почти героем представили, капитана 2-го ранга досрочно дали. Но на всякий случай сюда сослали. – Широким жестом руки Соловьев обвел большое, неярко освещенное помещение. Это был зал известного в городе Северодвинске ресторана «Белые ночи». – А экипаж-то расформировали. Большинство офицеров и мичманов уволили на гражданку, якобы по истечении контрактов. Всю вину свалили на погибшего командира группы БЧ-2. Мол, знал, скрывал, обманул, не доложил… А все остальные ни сном ни духом. Короче, в оперативном порядке поспешили разбросать подальше всех, кто имел малейшее отношение к экстренной подготовке лодки и к стрельбам.

Генка потянулся за пузатым графинчиком и щедро налил водки в две большие стопки. Себе и сидящему напротив него чернявому молодому мужчине одних с ним лет, одетому в фирменные джинсы и шикарную легкую светло-бежевую куртку из натуральной кожи с множеством карманов и молний.

Чокнувшись, они выпили.

– А на самых верхах все в шоколаде! И Главком ВМФ, и министр обороны, и… сам знаешь, кто повыше. Я еще в госпитале услышал короткое сообщение по центральному радио о наших успешных стрельбах на приз Главкома. Причем впервые в истории с допуском на них представителей НАТО. И нашего САМОГО! Со спецкатера наблюдали. Разве такое событие могло омрачиться малейшей нестыковкой? Да, о-го-го, какой залп организовали! И лодка не просто на поверхность не выскочила, а вернулась на базу своим ходом. Для «унутреннего потребления» это грандиозный успех! А для внешнего и трех ракет – за глаза. Мать их…

Генка хлопнул ладонью по белой накрахмаленной скатерти. Теперь стало заметно, что пальцы его правой руки покрыты многочисленными шрамами и не распрямляются до конца. Он опустил руку на колени.

– В госпитале пообещали, что все заживет. Хотя… ведь уже почти полгода прошло.

– Да плюнь ты на такую ерунду! – Чернявый похлопал Генку по плечу. – Здесь прекрасно можно жить. Да и ты не «шестерка» какая-то, а капитан 2-го ранга, флагманский специалист Беломорской Военно-морской базы. У меня такие планы…

Громко заиграла музыка. Это ресторанный оркестрик начал свою ежедневную работу. Продолжать негромкую беседу за столом стало совершенно невозможно. Генка все-таки попытался голосом перекрыть музыкальное сопровождение:

– Вася! Василий! – Он наклонился через стол к самому уху собеседника. – Васька! Я ж тебя с самого окончания училища не видел!

Чернявый понимающе закивал головой, хотя, явно ничего не услышал, потянул Соловьева за рукав тужурки и сделал приглашающий жест в сторону просторного фойе ресторана, отделенного от главного зала большими стеклянными дверями.

Тут можно было поговорить без помех, но Генкин собеседник не остановился, а, подхватив товарища под руку, увлек его по каменной лестнице куда-то наверх. Здорово! Генка и не знал, что здесь имеется выход на крышу ресторана, расположенную на уровне высокого второго этажа. В теплое время года на такой «прогулочной палубе» можно было отлично охладить чересчур разгоряченные головы.

Вдвоем они подошли к довольно высокому – более метра – и широкому мраморному парапету. Василий стал что-то пристально высматривать внизу на ступенях, ведущих к входным дверям в ресторан. Наконец его лицо озарилось довольной улыбкой, он призывно замахал руками и так оглушительно громко свистнул, что Соловьев невольно вздрогнул:

– Ох-хренел совсем, Васька?! Я ж чуть от страха вниз ни сиганул, придурок!

– Как же ты тогда, герой, в аварийном отсеке не обосрался?! – Чернявый мгновенно заметил, как исказилась короткой нервной судорогой щека Соловьева. – Ладно-ладно, чушь сморозил, закрыли тему.

Обняв товарища за плечи, он повернул его лицом к выходу на крышу:

– Барабанная дробь! Смотри, кто появляется… появляется… появ…

– Дэ-э-э-э-э-э-эн!!