– Стипендию бы вот повысить не помешало, – деловито бурчал на другом конце стола Филиппов. Четыре рубля – это ведь по нынешнему времени не деньги!

– Зря вы так! – возразил приват-доцент, философ Новгородцев. Он был еще молод и не забыл видать студенческие голодные и бедные годы. Четыре рубля – это возможность снять хоть и худой, но угол! А десяти рублей хватит еще и на щи с житным хлебом! («Положим, на пустые щи конечно!» – при этой мысли живот приват-доцента напомнил о временах студенчества ощущением неизбывной пустоты в желудке).

– Что меня более всего затрудняет в предлагаемом, – Боголепов был сама серьезность, – так это граница между правами учащихся за плату и казеннокоштных. Да и в общем смысле… Мы знаем благодаря Уставу, что входит в обязанности наши и студентов – но вот как это сопрягается с правами?

– Позвольте, Николай Павлович, высказать мнение по этому поводу? – с места поднялась Ковалевская.

Я как раз хотела высказаться… В заграничных университетах и высших школах давно уже в ходу «контракт на обучение» – в котором соответственно среди прочих есть раздел права и раздел обязанности.

– Это годится для студентов обучающихся за плату, – хмыкнул профессор Гамбаров с кафедры гражданского права. Но что касается тех кто поступил за счет казны – тут как быть?

– Отнюдь! – покачала головой Софья Васильевна. Ведь по сути – за них ведь тоже вносится плата – пусть и государством. И соответственно контракт на обучение то же – всего лишь в нескольких пунктах разница.

– Несколько секунд общество взирало на нее с откровенным изумлением.

– Господа! – воскликнул профессор уголовного судопроизводства Вульферт. Как правовед я испытываю откровенный стыд – что столь очевидный выход нам подсказали со стороны!

– Думаю что юридический факультет в ближайшие дни разработает проект образовательного договора! – тут же как ни в чем не бывало, взял ход обсуждения в свои руки ректор.

…Расходились уже в глубоких сумерках.

– Неужели это то о чем мы мечтали? Царь-либерал… – забывшись пробормотал Столетов, когда они вышли из парадной Московского университета.

Оказавшийся поблизости Боголепов покачал головой.

– Да нет же! Вспомните слова профессора Ковалевской. Ему нужна грамотная Россия – дабы быть вровень с соседями. Конечно же будучи служителем наук я это всецело одобряю, – опять же просвещение есть начало свободы – как говорили еще энциклопедисты… Но вот что до либерала… – ректор вздохнул. Поверьте старому человеку, помнящему еще николаевские времена! Нет – Он кто угодно только не либерал. У тигра лапы тоже мягкие, но вот когти ох какие острые! Не приведи Господи, если он их выпустит! Или забыли как не так давно он с нами разговаривал…

В тот же момент на другой московской улочке беседовали два других профессора – но уже с историко-филологического факультета.

– Право же я не знаю, – размышлял вслух экстраординарный профессор кафедры русской истории Барсов, и в голосе его звучала явная растерянность. Георгий Александрович … его решения… Они парадоксальны и выверены! Это не похоже ни на его великого деда ни тем более на отца… Некоторые вспоминают Петра Великого – но то был совсем другой царь… Буря, натиск, ураган… На слом все что стоит на пути без разбора… А тут прямо таки математический расчет и вместе с тем непреклонность! Как в шахматы грает – честное слово!

– Вы знаете, Евгений Василевич – качнув высокой бобровой шапкой, сообщил собеседник – глава кафедры мидиевистики Виноградов. Я тут пытался искать какое-то совпадение по характеру… И мне кажется – нашел… – и словно опасаясь чего то вполголоса. вымолвил. – Может быть – новый Иоанн Третий пришел к нам в лице этого мальчика?

– Дай Бог, чтобы не Четвертый! – ответил Барсов. И повторил – Дай то Бог! «Но впрочем – в свой срок мы это узнаем!»

* * *

20 января 1890. Санкт-Петербург. Министерство просвещения.

– Да – учебная программа должна давать знания! Знания и умения ими пользоваться! Но она не должна доводить учащихся до бесцельного переутомления, телесного и нравственного истощения их организмов, подрыва уважения к себе, потере аппетита к жизни, анемии всех сил и иссыханию разума. Сергей Николаевич сделал паузу и налил воды из графина в тонкий стакан и осушил одним духом дабы прогнать сухость в горле. – Я понимаю, господа, – продолжил он обведя взглядом зал. Собравшиеся – сплошь немолодые солидные люди в вицмундрах и при шпагах («Экая беда – а я свою забыл опять!») почтительно слушали. – Многие из вас скажут – зачем заводить речь об этих старых и скучных вопросах? Образование наше – худо ли или хорошо – давно уже сложилось и есть ли смысл чего-то существенно менять? Я не согласен с этим. Решительно не согласен! Вопрос образования – без малого едва ли не самый острый и больной для Матушки-России – после хлеба насущного. Неизбежно и необходимо возвращаться к нему, как необходимо землепашцу опять и опять возвращаться к своей ниве. И это не старый вопрос, потому что каждый год в наши старые гимназии и народные училища приходят новые дети! Новые заметим себе дети, а не старые! – позволил себе он пошутить… И рутине с косностью в нашей школе не место! Чтобы понимать смысл обучения надо уметь смотреть вперед. Ибо нации не делятся на большие и маленькие. Они делятся на культурные и некультурные. А значит – на исторические и неисторические – те кто служит орудием и пищей для исторических наций – как африканские племена или индейцы.

…Танеев мысленно еще раз удивился. Сейчас перед ним – собранные почти со всей европейской России попечители учебных округов и директора гимназий – персоны солидные, выслужившие свои должности годами… А он – не достигший тридцати пяти лет человек говорит им с повелительным наклонением – и они внимают. Воистину как солдаты перед фельдфебелем! – вспомнил он разговор с Государем в первый день своего министерства. Вот он сейчас представил им реформу обучения – вдвое урезана латынь – в пользу иностранных языков, российской истории и географии, греческий язык вообще убран – и никто не возразил. Достаточно оказалось знаков отличия статского советника – чтобы все эти уважаемые люди – но ниже его чином слушают и мотают на ус. «Не место красит человека, а человек место? Это если только человек – маляр!» – вспомнил он шутку Козьмы Пруткова. А по правде – то орден или знатный чин дает авторитету побольше ума да учености. Ну-с и используем сие для доброго дела… – Сознавать все вышесказанное – вот первейшая ваша обязанность! – продолжал он. Обязанность учителей будь то столичная гимназия или уездное училище! Ибо образование есть еще и гарантия у государства в его дальнейшем существовании… Не будем же вязать бесполезных гирь на ноги тем, кому и без того предстоит тяжелый путь в гору жизни. Не будем кормить затхлой соломой нашу молодую силу! Ибо только сила – сила разума и наук может поднять нашу державу и наш народ на вершину истории! И закончив речь решительным жестом, сошел с кафедры. Без команды гимназическое начальство встало и разразилось аплодисментами… «А шпагу все таки надо будет привыкнуть носить!»

* * *

Указ об утверждение новой редакции Университетского Устава 1884 г. (Извлечения)

1. Утвердить Ученый Совет в качестве высшего органа управления высшим учебным заведением или Университетом.

1.1. На Ученый совет возлагаются нижеследующее обязанности.

Выборы ректора с последующим утверждением Е.И.В.

1.2. Выборы деканов факультетов с последующим утверждением министром просвещения.1.

1.3. утверждение на должность профессоров и приват-доцентов.

1.4. Установление Правил поступления, оплаты и прохождения учебы.

Установить что инспекция и инспекторы учебного заведения подчиняются исключительно Ректору.

2. Пост попечителя упраздняется

3. Из наказаний исключается наказание арестом и карцером.

Оставление лишь Выговора с лишением стипендии и исключения.

4. Вводится Императорская стипендия в размере 48 рублей в год для успевающих студентов.

5. Вводится Императорская надбавка к стипендии в размере 10 рублей в месяц – для талантливых и благонадёжных студентов.

6. Постановить что срок обучения в высших учебных заведениях устанавливается в пять лет, за исключением медицинских.

Срок обучения в медицинских высших учебных заведениях устанавливается в семь лет. до 1895 года

7. Успешно окончившим высшее учебное заведение присваивается звание бакалавр.

Защитившим диссертацию 2-го класса – звание магистра, защитившим диссертацию 1-го класса – звание доктор.

8. Вводится Императорское вспомоществование в виде ежегодных выплат магистру в размере 100 рублей, доктору в размере 200 рублей.

9. Отменяется требования получения разрешения от инспектора для поездок в каникулы.

10. Запрещается прием иудеев на экономические, финансовые и правовые отделения всех высших учебных заведений Российской Империи.

11. Отмена процентной нормы для иудеев для поступления в прочие отделения высших учебных заведений по всей территории Российской Империи.

12. Учреждается Совет Ректоров при Императоре. 13.Отменяется запрета с учетом п.10 на обучение женщин во всех высших учебных заведениях Российской Империи на любых отделениях. 14.Установление полного равенства прав женщинам в области обучения в любых высших учебных заведениях. 15.Действие п.10 не распространяется на территорию генерал-губернаторства Варшавского и Великого Княжества Финляндского

* * *

В комнате был приятный полумрак, тяжелые портьеры на окнах пропускали внутрь солнечный свет весьма скупо.

На ковре в середине комнаты стояла высокая стройная полуобнаженная девушка. Ее густые темно-рыжие волосы рассыпались по плечам, красивое лицо освещала многозначительная улыбка… Зыбкий газовый свет отблескивал на округлых плечах, высокой и крепкой почти неприкрытой груди, гладком животе… Узкие, изящные босые ступни тонули в высоком ворсе ковра. Странного кроя блузка и короткая юбка ничего не скрывали.

Вероника подняла руки за голову и соблазнительно прогнулась выпячивая грудь на которой сквозь батист выделялись твердые соски… Георгий окинул ее взглядом с ног до головы ощутив поднимающуюся волну и внутри нее растекалась волна она затуманивала ему голову и подчиняла себе… Изящная небольшая грудь. Широкие бедра. Стройные, но не худые ноги; с высокими лодыжками и без выделяющихся икр… Да – стройные ножки как сказал поэт нечасто встретишь в России…

И глаза – словно живые драгоценные камни!

Пальцы его задержались на застежке ее сорочки, и он потянул за нее. Вероника задержала его руку:

– Пожалуйста, не рви ее. Я ее шила два дня – сама придумывала…

Согласно кивнув он осторожно расстегнул черепаховую фибулу…

Через минуту ни единого клочка ткани уже не скрывало ее скульптурной лепки тело – не знал бы и не подумал никогда что у этой юной красавицы есть ребенок…

Тело её затрепетало, но не от холода и даже не от предвкушения. То, что она почувствовала, было чем-то иным… Чем-то способным свести ее с ума, заставить отбросить сдержанность, стыд и робость.

– Ты меня поцелуешь? – спросила она. (Из всех она единственная назвала его на «ты» в первый же день)

И улыбнулась – и эта улыбка казалась и очаровательной и порочной

– Пожалуйста!

Он склонился к ней и нежно прижался губами к ее соску.

Руки Вероники взметнулись вверх и обхватили его плечи.

– Георгий, – сказала Вероника, и это было все, что она была способна произнести.

Только его имя.

Вероника положила голову ему на плечо, и он воспользовался этим, чтобы поцеловать ее еще раз.

Веронике казалось, будто она тает, расплавляется в его объятиях. Наслаждение нарастало до тех пор, пока она не смогла думать больше ни о чем…

– Ты так красива, – бормотал он ей на ухо. – И такая необыкновенная, Вероника!

Георгий прижался к ее обнаженному телу…

А потом не осталось ничего, кроме наслаждения, ничего, кроме жара, распространившегося по всему телу…

Ее тело поникло в его руках, но в следующий момент она повернулась в его объятиях, заставила его опустить голову и прихватила зубами его нижнюю губу. Ее тело снова затрепетало от властного зова плоти … Он положил руки на плечи Веронике и смотрел на нее, радуясь, что видит ее всю – ее жгуче янтарные глаза были полны страсти, а бронзовое тело источало желание.

– Не спеши! Позволь мне! – произнесла Вероника, оторвав его от своей груди и в свою очередь опрокидывая его на подушки. Встав на колени, она принялась ласкать губами его плоть. – А тебе нравится то, что я делаю?

– Да, очень, – прошептал Георгий, с трудом сдерживая страстный стон. Не удержался добавил с восхищением

– Ох – развратница!

– У меня был очень развратный супруг, – произнесла она в ответ.

Вероника редко вспоминала об этом человеке – отце своей дочери – и всегда упорно называла его мужем – хотя венчание как выяснилось было фальшивым – с его приятелем – актером в роли попа и кражей ключа от часовенки у пьяного дьячка… Георгий вдруг подумал что эта наполовину русская – наполовину цыганка, попросившая после первой их встречи в подарок ружье, единственная из этих маминых фрейлин что моложе его… Но единственная кажется по настоящему взрослой. А еще – из всех них он больше всего будет жалеть о ней – которую знает чуть больше месяца. У него никогда не было… такого единения с женщиной. Никто никогда не лучился счастьем просто потому, что он был рядом. Было всякое. Желание – да. Страсть, удовольствие… Но не радость.

…Вероника страстно поцеловала его, а он чувствуя что женщина бьется в конвульсиях наслаждения… Испытав взрыв бешеного восторга юная женщина открыла глаза на ее лице было написано блаженство.

Они долго лежали молча…

– Когда ты меня оставишь – не надо мне искать мужа… – вдруг произнесла она.

* * *

…Само по себе происхождение Вероники Романовны Антоновой было не таким чтобы удивительным…

К примеру когда в свое время в обществе узнали, что князь Голицын женился на таборной цыганке Саше Гладковой, об этом конечно посудачили – но быстро привыкли…

Женились на цыганках знаменитый поэт Афанасий Фет, князь Масальский и князь Витгенштейн, миллионеры вроде уральского горнозаводчика Нечаев, а в роду графов Толстых даже двое сразу – брат писателя Сергей Николаевич, и дядя – печально известный Федор-Американец. (Определенно семейство это с большими странностями!)

И не про одного великого князя шутили что в Новой Деревне – цыганской слободке под Петербургом бегает немало детей на него похожих.

Отец Вероники – Роман Антонов князем или графом впрочем не был. Был он сыном небогатого костромского помещика – офицера войны 1812 года и венгерской певицы привезенной им из заграничного похода.

Рано потерял родителей – холера… В свой срок окончил школу гвардейских подпрапорщиков и поступил в драгуны не думая ни о чем ином как служить царю и Отечеству до смерти…

Служба молодого поручика закончилась быстро – в 1849 году в венгерском походе в Трансильвании – когда он отказался выполнять приказ. Никакой «голос крови» про который любят рассуждать немцы тут был не причем. Просто однажды его батальонный командир приказал ему расстрелять пленных гайдуков.

На что Роман Степанович возмущенно ответил:

– В бою убью столько врагов, сколько рука рубить не устанет! Но это пленные и я не могу…

Пленных само собой все равно расстреляли, а сам поручик Антонов отделался (особенно по николаевским временам) легко – отставка без мундира – как ни крути, а дело то было щепетильное, так что шума предпочли не поднимать.

(Был опять же слушок что зверство батальонного объяснялось тем что в том бою погиб его адъютант также являвшийся и любовником)

Ушедший на службу восторженным юношей Антонов вернулся домой угрюмым и опустошенным человеком.

От скуки занялся небольшим конным заводом бывшим при имении, и на удивление довольно быстро поднял дело.

Жил бирюком, избегал гостеваний у соседей и пирушек, осенних и зимних охот… А весь кураж выпускал несколько раз в год на ярмарках куда гонял табуны вместе со своими мужиками – такими же угрюмыми лихими людьми не боявшимися ни Бога ни черта – только своего дикого барина. Так дожил он до сорока без малого лет, пока однажды как-то раз остановился поблизости от Антоновки табор цыганского барона Гурия Селиванова. А с ними – и младшая его дочь – Аглая. Хоть и не было той шестнадцати еще, но уже прославилась она – не только как красавица из красавиц, но и как знаменитая конокрадка. Говорила молва что не хитростью ли ловкостью, но какими-то неведомыми цыганскими чарами приманивает и угоняет она лошадей – хоть из охраняемый конюшен сводит, хоть из табунов на вольном выпасе – даже на глазах у десятка сторожей… Ни разу не оставляла она никаких улик и всегда выходила сухая из воды. И не диво что дерзкая девка нацелилась на стада Антонова! Как то подобралась в одиночку к пасущимся в ночном коням и повела их за собой, пока пастухи задремали… Все да не все… Уже было свела Аглая коней да примчались вызванные подпаском стражи во главе с Антоновым. Стремительно вскочила Аглая на неоседланного коня – на Рукосуя – как вспоминал отец – который и вырастившего его конюха Еремея сбрасывал через два раза на третий и понеслась прочь. Пока прочие ловили разбежавшихся лошадок, Антонов в одиночку погнался за бешеной цыганкой уводившей самого дорогого жеребца из его табунов.

«Девять тысяч серебром давали – но я ж не дурак!» – приводила Вероника отцовские воспоминания… Жеребят от него по пятьсот без торга брали!»

Гнал наугад через ночной лес, в дикой безумной скачке – однако же настиг, отобрал нож за который та схватилась, и спутанную, стреноженную не хуже кобылы привез в усадьбу… Что случилось дальше – неведомо никому. Говорили одни что приворожила его ведьма цыганская, а другие – что просто узрев при дневном свете несказанную красоту воровки вмиг влюбился в нее прежний дикий барин.