Успешная денацификация и создание новой идентичности невозможны без понимания причин и течения процесса «нацификации» Украины: как получилось, что в стране, жители которой вместе со всем советским народом победили фашизм в 1945 году, стала возможна дискриминация определенных групп – а в некоторых регионах и большинства – населения, факельные шествия, снос памятников, глорификация нацистских преступников и легитимизация идей, признанных бесчеловечными еще на Нюрнбергском процессе. Каким образом воспитанные в духе интернационализма граждане СССР, а также их дети и внуки после распада Советского Союза оказались заложниками политических сил, не просто разделяющих, но и навязывающих жителям страны радикально националистические идеологию и практики; как и почему они вынуждены были приспосабливаться к жизни в условиях фактической сегрегации, которая к 2022 году поставило русскоязычное население Донецкой и Луганской народных республик и других частей Украины на порог геноцида? «Специальная военная операция оказалась вынужденной мерой, неизбежным и необходимым силовым ответом на поощряемый Западом геноцид русского населения Донбасса, циничное и уже не скрываемое игнорирование российских озабоченностей по поводу реваншистских намерений преступного украинского режима вернуть Крым силой и залить кровью Донбасс»6, – отмечает политолог Константин Блохин. Однако мало остановить радикальных националистов силой, важно понять, как избежать возрождения и распространения в украинском обществе их идей в будущем – разобраться с социальными и историческими предпосылками случившегося, развеять мифы, проследить развитие конфликта в украинском обществе, его эскалацию и выход за пределы страны – как информационный, так и фактический – выражающийся в попытках разделения граждан Украины и их культуры «по сортам» с последующей дискриминацией «неукраинского», «некоренного» населения, а также в навязчивой декларации стремления в Европейский союз и НАТО.
Жителям нашей страны до сих пор трудно осознать антироссийский характер происходившего на Украине. Даже поддерживая специальную военную операцию, россияне зачастую не отдают себе отчет в том, что проблема радикального национализма и русофобии не ограничивается идеологией запрещенных на территории Российской Федерации организаций вроде «Правого сектора», «Азова» и им подобных, а, как метастазы, проникла сейчас практически во все слои украинского общества. Мы привыкли воспринимать украинцев как ближайших соседей и буквально родственников, что подчеркивает в своей статье «Об историческом единстве русских и украинцев» президент России Владимир Путин: «Наше родство передается из поколения в поколение. Оно – в сердцах, в памяти людей, живущих в современных России и Украине, в кровных узах, объединяющих миллионы наших семей. Вместе мы всегда были и будем многократно сильнее и успешнее. Ведь мы – один народ»7. Именно с таким восприятием в нашей стране Украины и украинцев связано то, что достаточно долгое время разрушительным процессам внутри украинского общества уделяли внимание лишь специалисты. Да и сейчас, понимая необходимость специальной военной операции, россияне не теряют к украинцам симпатии – наоборот, многочисленная гуманитарная помощь, направляемая со всех концов России на Донбасс и другие освобожденные от радикальных националистов территории, распределяется между всеми жителями, без какого-либо деления по этническому или языковому признаку. Для россиян все граждане Украины равны, а вот в самом украинском обществе с этническим и языковым равенством с самого начала украинской независимости возникли год от года нараставшие колоссальные проблемы. Тому, как это происходило, и будет посвящена эта глава.
Истоки нынешнего положения дел на Украине стоит искать в новейшем историческом опыте – перестройке, инициированной генеральным секретарем Политбюро КПСС Михаилом Горбачевым в 1985 году8 и продолжавшейся вплоть до распада СССР. Именно тогда в общественном сознании причудливо переплелись самые разные идеологии, в том числе были разрешены, актуализированы и широко обсуждались радикально националистические и человеконенавистнические подходы к новому устройству государства. Многочисленные манипуляции сознанием граждан СССР – как инспирированные с Запада, так и производства разнообразных сил внутри СССР (диссидентов разного толка, сопротивляющихся перестройке партийных функционеров старой закалки, радикальных религиозных движений, партийной и технократической элиты – как общесоюзного, так и местного значения и т.д.) – привели к тому, что социолог Сергей Кара-Мурза называет «утратой расчетливости». По его мнению, «Во время перестройки деформация в мышлении привела к необычной интеллектуальной патологии – утрате расчетливости. Произошла архаизация сознания слоя образованных людей – утрата ими того “духа расчетливости” (calculating spirit), который, по выражению М. Вебера, был важным признаком современного общества»9. В тогдашнем контексте противопоставления «нового» и «старого», будущего и прошлого коммунистическая идеология и национальная политика, которую проводил СССР, воспринимались как «неправильная», дискриминирующая народы Советского Союза и в политическом, и в культурном смысле.
Если в СССР националистические идеологии и движения могли существовать только в подполье и являлись частным проявлением общего протестного движения, то после объявления Михаилом Горбачевым гласности, у националистов появились возможности открыто пропагандировать свои идеи.
В конце 1980-х практически во всех советских республиках возникли «народные фронты» – общественные организации в поддержку перестройки. Можно вспомнить литовский «Саюдис», Народный фронт Эстонии, Народный фронт Латвии, азербайджанский и армянский народные фронты (впоследствии «Армянское общенациональное движение»), грузинское «Общество Ильи Чавчавадзе», Алматинский народный фронт в Казахстане, Народный рух Украины и др. В условиях однопартийной советской системы они воспринимались как достойная альтернатива правящей КПСС. «На первых порах руководители фронтов старались представить свои организации как общегражданские, а не национальные. Эти организации не были моноэтничными, – пишет историк Сергей Чешко в статье «Роль этнонационализма в распаде СССР». – Национальный состав политических организаций и их идеология в национальном вопросе вовсе необязательно должны полностью коррелировать. Очевидно, однако, что НФ были именно (этно)национальными и националистическими по своим ориентациям и целям движениями. По мере того как вырисовывалась эта направленность, обнаруживалось, что республиканский суверенитет они трактуют как выход из СССР»10.
Впрочем, утратившее к тому времени расчетливость советское общество не понимало или не хотело понимать ни опасности широкого распространения националистических идей, ни угрозы и последствий для себя возможного распада Советского Союза. Напротив – многим жителям СССР такая перспектива представлялась даже интригующей.
Обретшему свободу высказывать свое мнение, в том числе и на митингах, советскому человеку было все равно за что выступать. Особенно это касалось молодежи, «дождавшейся перемен». Правда, мало у кого существовало тогда внятное представление о собственном будущем и будущем страны – слишком уж велик и разнообразен был поток информации: от радостей западного образа жизни до сложных экономических программ и экзотических политических концепций. И национализм был в числе самых простых и привлекательных: многим казалось тогда, что достаточно сменить комсомольский значок на папаху, вышиванку или дополнить свой костюм каким-либо другим фольклорным элементом, подчеркивающим этническое происхождение, и все в жизни изменится. В конце 1980-х национализм, по крайней мере, в его декоративном изводе, становится модным у молодежи республик СССР. Ну а возникшая уличная политика – митинги, протестные палаточные лагеря, демонстрации и т.п. – превращается в важный элемент образа жизни. Однако если в крупных городах РСФСР подобные протестные движения и действия в основном были посвящены защите памятников архитектуры («Спасение», Ленинград), экологическим проблемам («Хранители радуги», Нижний Новгород), а также имели абстрактно-политическую направленность (разнообразные анархические организации и союзы в Москве, Ленинграде и других крупных городах), то в идеологии молодежных движений в союзных республиках доминировало национальное. Пока, правда, еще только в форме «возрождения национальной культуры»: советская традиция представления народной культуры подвергалась критике как слишком приглаженная, «советизированная» и коммунизированная в худшем смысле этого слова, в то время как подлинную – т.е. связанную с национально-освободительной борьбой против коммунистов – следовало всячески пропагандировать. В рамках этого возрождения предполагалось и усиление в общественной жизни национальных языков вплоть до полного вытеснения из повседневной жизни, образования и документооборота русского языка.
Необходимо отметить, что послевоенная советская культура, особенно кинематограф, создавали и транслировали миф о благородстве и правоте разнообразных «лесных братьев» на освобожденных Красной армией территориях, оправдывали их зверства историческим моментом. Достаточно вспомнить фильмы «Никто не хотел умирать» (В. Жалакявичус, 1965), «Белая птица с черной отметиной» (Ю.Ильенко, 1974). Сейчас трудно сказать, было это оправдание осознанным решением режиссеров и сценаристов или наивной попыткой создания приключенческих фильмов на этнонациональной основе, этаких вестернов по-советски, в которых бандеровцы и «лесные братья» выступали в роли индейцев, факт в том, что советская интеллигенция воспринимала эти фильмы как политические манифесты в духе лозунга «СССР – тюрьма народов»11.
В то же время в правящих кругах союзных республик вовсю шла дискуссия о децентрализации власти, элиты были недовольны несправедливым, как им казалось, распределением политических и экономических полномочий между союзным и республиканскими ЦК КПСС. «Наибольшую роль играл национализм союзнореспубликанских этнонаций. Он был направлен на создание или усиление привилегированного положения своей национальности и соответственно на подавление требований иноэтничного населения, – отмечает Сергей Чешко. – Его задачи вне республик состояли в обретении большей самостоятельности по отношению к союзной власти: это была самая общая цель, которая в разных республиках имела более или менее радикальное звучание. Характерная особенность этого вида национализма состояла в его антирусской направленности; трудно сказать, была ли это собственно русофобия или же перенос на русский народ советофобии: видимо, оба момента были неразделимы и тождественны»12. Поэтому республиканские элиты с радостью апроприировали молодежные национальные движения и стали использовать их в своей политической борьбе.
Характерным примером такого использования стала «Революция на граните» – акция студентов в столице УССР, проходившая в октябре 1990 года. Тогда члены национально-ориентированных студенческих организаций «Украинский студенческий союз» и «Студенческое братство» установили на площади Октябрьской революции (ныне – Майдан незалежности) в Киеве палатки и начали голодовку. Протестующие выдвигали требования как локально значимые для молодежи – например, прохождение жителями Украины военной службы только на территории республики; так и важные в контексте тогдашней ситуации в СССР – отказ от подписания Союзного договора, построение независимого украинского государства в соответствии с принятой Верховным советом УССР 16 июля 1990 года Декларацией о государственном суверенитете; национализация имущества КПСС и ВЛКСМ на территории Украины. Однако основная часть требований студентов касалась политической борьбы внутри украинской партийной верхушки: отставка главы правительства Виталия Масола, который, по мнению протестующих, был ориентирован на сохранение СССР и вообще проводил «промосковскую» политику; а также принятие закона о выборах на многопартийной основе. После того как студенты «мирно» захватили главный корпус Киевского госуниверситета, их поддержал занимавший тогда пост председателя Верховного совета УССР Леонид Кравчук (впоследствии – первый президент Украины) и поставил на голосование Постановление «О рассмотрении требований студентов, проводящих голодовку в Киеве со 2 октября 1990 года». Требования студентов были удовлетворены, а Виталий Масол отправлен в отставку. Впрочем, обещанные выборы на многопартийной весной 1991 года не состоялись, так что в парламент до распада СССР никаким «новым лицам» из числа протестовавших попасть не удалось. Президентские выборы 1991 года выиграл Леонид Кравчук, его соперника, лидера Народного руха Украины, Вячеслава Черновола жители Украины не поддержали из-за его чересчур националистического имиджа – тогда национализм на Украине еще считался неприличным и опасным.
«Революция на граните» на Украине считается первым «майданом» – успешным примером ненасильственного протеста13. Впоследствии эта же технология – палатки с протестующими на главной площади страны – использовалась и во время «Украины без Кучмы» (2000-2001), и во время «оранжевой революции» (2004), и во время Майдана-2013/14. Впрочем, к 2014-му году толкование «мирного» и «ненасильственного» характера такого рода акций расширилось до полного извращения самой идеи мирного протеста, другое дело, что в общественном сознании украинцев укрепился стереотип о том, что многодневные никем и ничем не контролируемые массовые акции на центральных площадях городов, а также «мирный» захват зданий – легитимный и действенный способ добиться от власти чего угодно, вне зависимости от желаний и волеизъявления большинства населения страны («оранжевая революция» 2004; Майдан-2013/2014).
Лидеры студенческого протеста вскоре вошли в правящие элиты уже независимой Украины: стали народными депутатами, известными журналистами, медиаменеджерами, политологами, чиновниками – Юрий Луценко, например, дважды был министром внутренних дел, а при президенте Петре Порошенко – генеральным прокурором. Так или иначе большая часть тогдашних студенческих лидеров активны в общественно-политической жизни Украины, почти всех их отличает националистическая и антироссийская риторика, именно их видение будущего Украины легло в основу мировоззрения лидеров националистов нового поколения вроде печально известных Дмитрия Яроша, Андрея Билецкого, Николая Коханивского, Владимира Вятровича и др., которые значительно радикализировали идеи предшественников, добавив к «национально-освободительным» идеям старших товарищей бандеровско-нацистской практики.
Похожие события происходили в конце 1980-х – начале 1990-х и в других союзных республиках. Однако, по мнению историка Сергея Чешко, они вовсе не были стихийными проявлениям воли народа. «Соединение российского необольшевистского радикализма с этнонационализмом союзнореспубликанских этнических элит создало мощную оппозицию политике Горбачева и угрозу целостности государства и общества. Главным мотивом действий этой объединенной оппозиции была борьба за власть – в России для первых и в своих республиках для вторых. Основную роль в развале СССР сыграли действия российских радикалов во главе с Ельциным, которые систематически подрывали союзную власть «изнутри» и активно поддерживали национал-сепаратистов в других республиках, – пишет Чешко. – Главную же “стратегическую” роль сыграл этнонационализм, взращиванием которого десятилетиями занималось само советское государство. “Отмена” СССР в декабре 1991 г. явилась не столько выражением каких-то объективных процессов, сколько стечением многих обстоятельств, финалом которых явился акт политического насилия над страной со стороны альянса радикалов и националистов»14.
Однако несмотря на схожесть процессов в общественном сознании жителей республик Советского Союза, в каждой из них процесс формирования строительства национального государства и идентичностей граждан новых стран проходил по-разному. Одним, как, например, Казахстану или Белоруссии удалось быстро подавить радикально националистические настроения и до сих пор, даже несмотря на возникающие время от времени проблемы, стараются придерживаться принципов равенства и толерантности в отношении всех этнических общин и групп, проживающих на их территории. Киргизия, Грузия, Армения и другие страны с фактически моноэтничным населением, пережив за последние 30 лет разной силы и степени кризисы в отношениях с РФ, также пытаются проводить в отношении других этнических групп политику толерантности, и в большей степени сосредоточены на борьбе внутри национальных элит и кланов. Другим, как, например, странам Балтии достаточно было вернуться к государственному устройству, существовавшему у них до присоединения к СССР, принять дискриминационные по отношению к русскоязычному населению законы, проводить под видом «согласия и примирения» реабилитацию местных участников эсесовских дивизий, а заодно (уже в наши дни) и реабилитацию фашизма в принципе. Разумеется, этот подход к национальной политике и государственному строительству вызывает отвращение, однако, пусть и «методом от противного», он способствовал формированию у населения этих стран четких этнических и политических идентичностей.
Украина с ее исключительно «советской» государственностью, полиэтничностью и принципиально разными укладами жизни в разных регионах страны оказалась после распада СССР в наиболее противоречивом положении. «Бескровное» и фактически бесконфликтное обретение Украиной независимости оказалось «бомбой замедленного действия» – страна с самого начала попала в ситуацию политической нестабильности, постоянных политических кризисов, разрешавшихся таким образом, что ни одна из сторон конфликта не оставалась удовлетворенной – многочисленные компромиссы, к которым приходили политики, чтобы сохранить личную власть, не решали проблем простых граждан, а еще больше запутывали ситуацию, как, например, на протяжении 30 лет украинской независимости происходило со статусом русского языка15. Невнятная риторика украинского политического истеблишмента – в частности, пресловутая стратегия «многовекторности», которой пытались следовать президенты Леонид Кучма и Виктор Янукович, – привела большую часть украинского населения к серьезному кризису идентичности и способствовала укреплению националистических и радикально националистических партий и движений с их примитивными лозунгами и программами возрождения страны16, а также постепенному превращению Украины в проект «АнтиРоссия». Однако вернемся к процессам, происходившим в украинском обществе накануне и во время обретения государственности.
О проекте
О подписке