– Я с нетерпением жду этой поездки! Еще раз спасибо за поддержку!

– Не стоит благодарности! Спокойно собирайте свои вещи и ждите моего звонка.

Андрей словно выпорхнул на улицу и беззаботной походкой зашагал по переулку. У него было ощущение, что он действительно стоит на пороге новой жизни! И в этой эйфории он даже не почувствовал взгляда двух прищуренных острых глаз нотариуса, направленных в его спину из окна посольства. Итальянец внимательно смотрел на удаляющуюся фигуру молодого человека. Его губы были плотно сжаты, а во взгляде сквозила злоба… Впрочем, эта тихая необъяснимая неприязнь имела мимолетный характер. Через мгновение лицо нотариуса приобрело привычное вальяжное выражение, свойственное аристократу, с оттенком полнейшего безразличия в глазах.

Тем временем Андрей торопился домой, мысленно составляя список неотложных дел, которые он должен был успеть завершить до отъезда в Италию. И как бы смешно это ни прозвучало, но в первую очередь он озаботился судьбой комнатных цветов, которые остались ему в наследство от покойной матери. Он решил оставить их на попечение своей соседке Марте Рудольфовне. Эта одинокая пожилая женщина долгие годы была очень дружна с его матерью и принимала большое участие в жизни Андрея уже после ее смерти. И если бы не эта заботливая интеллигентная старушка, наш герой, будучи абсолютно не приспособленным к самостоятельной взрослой жизни, не протянул бы один и месяца.

Вернувшись домой, Андрея поставил все горшки с цветами на большой обеденный стол в гостиной и только было собрался к соседке, как в дверь неожиданно позвонили.

– Андрюша, это я! – послышался за дверью тихий женский голос. – Ты дома?

– Здравствуйте, тетя Марта! Да, я только недавно вернулся, – отозвался Андрей и открыл дверь. – Проходите! А я как раз собирался к вам. Хотел попросить вас об одном одолжении.

– Ах, а я утром пироги пекла, по рецепту твоей мамы. Вот, принесла тебя угостить. Ты же любишь с грибами?

– Да, очень! Спасибо, что не забываете про меня!

– Чего это ты удумал? – спросила старушка, увидев посреди гостиной зеленый круглый остров из фиалок и бегоний. – Окна решил помыть?

– Тетя Марта, мне нужно на некоторое время уехать. Не могли бы вы последить за цветами?

– Конечно, могу! Далеко собираешься?

– Не близко… в Италию.

– Ну надо же! Неужели сейчас выпускников институтов распределяют на работу по всему миру? Во времена моей юности молодых специалистов принудительно отправляли на несколько лет только туда, куда добровольно и в здравом уме никто бы не поехал.

– Нет. Я туда еду по личному делу.

– Значит, это все-таки была правда… – задумчиво произнесла соседка после минутной паузы.

– Что именно, тетя Марта?

– Твоя мама как-то поведала мне историю об итальянском происхождении вашей семьи. Честно говоря, мне тот рассказ сначала показался выдумкой. А упрямую настойчивость, с которой она заставляла тебя учить итальянский, я всегда воспринимала как ее стремление воплотить в тебе свои несбывшиеся мечты. Я уже начала забывать эту историю, как вдруг на днях на пороге моей квартиры появился высокий незнакомец. Он говорил с акцентом. Не застав тебя дома, он позвонил ко мне и стал наводить о тебе справки. Я прожила долгую нелегкую жизнь и с незнакомыми людьми привыкла держать язык за зубами. Так что, не выведав у меня ничего, он вежливо попрощался и удалился. Видимо, ты с ним все же встретился…

– Да, встретился! От наших дальних итальянских родственников осталось наследство. Похоже, я единственный, кто на него претендует. Мне нужно слетать в Венецию, чтобы вступить в права наследования.

– Бедная Ирочка! Она так верила, что ваши корни находятся в Италии! Совсем немного не дожила, самую малость…

Старушка всхлипнула, и ее глаза наполнились слезами. Но в следующее мгновение какая-то мысль вдруг озарила ее лицо. Перестав плакать, со словами «подожди минуточку» она быстро вышла из квартиры и вскоре вернулась, держа в руке что-то блестящее.

– Это была любимая брошь твоей покойной матушки. Она подарила мне ее незадолго перед своей кончиной. Вряд ли эта вещица имеет большую материальную ценность, но для нее она значила очень многое. Я не привыкла получать такие подарки, но Ирочка настояла на том, чтобы я приняла от нее эту брошь. Передавая ее мне, она сказала, что тебе оставляет что-то куда более ценное, чем это украшение. А теперь я настаиваю на том, чтобы ты взял эту вещь с собой в Италию…

Андрей прекрасно помнил это украшение. Брошь представляла собой выполненную из серебра бабочку, крылья которой были инкрустированы бирюзовыми кабошонами. На внутренней стороне украшения была надпись на итальянском языке: «Лети к мечте».

Он возразил:

– Боюсь, что это будет неправильно. Это же память о моей маме. И она должна остаться у вас.

– Ты меня не дослушал. В этой броши осталась частичка души Ирочки. И будет правильно, если ты отвезешь эту вещь в тот мир, о котором она так мечтала.

Вложив в руку онемевшего Андрея брошь, Марта Рудольфовна нежно погладила его по щеке и продолжила:

– Я не хожу в церковь, но верю в существование души. И верю в то, что предметы хранят память о своих хозяевах. Будь осторожен на чужбине! А за цветы ты можешь быть спокоен. Я их сейчас перенесу к себе.

…Уже через несколько дней после этого разговора, будто повинуясь призыву, начертанному на броши, Андрей в сопровождении Тоцци летел на самолете в Венецию. В дороге итальянец рассказывал ему тезисную историю венецианской республики, полную взлетов и падений, имперского величия и личных трагедий. С присущей всем итальянцам импульсивностью рассказчик заранее предупредил Андрея о том, что, существенно сокращая свое повествование о Венеции, он поистине совершает преступление перед предками. Ибо история эта соткана из несчетного числа увлекательнейших исторических моментов, каждый из которых в отдельности и все они вместе и являются Великой Венецианской Республикой! В какой-то момент красноречивый итальянец неожиданно прервал свой рассказ и, толкнув замечтавшегося Андрея локтем в бок, воскликнул:

– Быстро, быстро взгляните в иллюминатор! Видите тот высокий горный пик? Это легендарный Маттерхорн! Эта гора находится на границе Италии и Швейцарии. По форме она похожа на правильную четырехгранную пирамиду, причем ее грани строго ориентированы по сторонам света. Эта неприступная скала забрала уже несколько сотен жизней отважных альпинистов. Вы пробовали швейцарский шоколад Toblerone?

– Кажется, это тот, который треугольной формы?

– Точно!

– Нет, у нас он не продается. Я видел только рекламу в одном иностранном журнале.

– Помните силуэт горы на его этикетке, слева перед названием? Так вот – это и есть Маттерхорн. Настоятельно советую вам попробовать этот шоколад. Он продается в Италии на каждом углу.

Три с половиной часа в полете пролетели для Андрея словно пять минут. За интересным разговором он и не заметил, как самолет уже начал заходить на посадку в аэропорту Марко Поло.

– Рассказчик из меня, конечно, никудышный, – кокетливо резюмировал свое повествование Тоцци, – чего не скажешь о моем старом приятеле – Роберто Кьяцо. Вот он действительно ходячая история! Много лет руководил государственным архивом Венеции и знает о ней все. Кстати, он нас сейчас встречает. И именно у него вам можно будет остановиться на первое время. Отличный малый! К тому же вот уже несколько лет как вдовец и живет совершенно один. И не вздумайте опять меня благодарить!

Последняя фраза итальянца опередила желание Андрея в очередной раз выразить ему свою признательность. Он решил, что постоянно повторять слова благодарности и извиняться действительно неуместно. В задумчивости он прильнул к стеклу иллюминатора и попытался разглядеть внизу город, так настойчиво позвавший его к себе.

6. Во дворце дожей

После скорбных событий в палаццо герцога Веньера и однозначной роли в этой истории маэстро Фалди последний постоянно ждал дня, когда его арестуют. К нему и так давно тянула свои кровавые руки инквизиция, которая уже сожгла нескольких из его коллег-стеклодувов за куда меньшие преступления перед верой. А уж если они выяснят, что череда смертей в доме герцога вызвана зеркалом, которое создал он, – ему точно конец! И никакие индульгенции и пожертвования ему больше не помогут…

И вот однажды вечером, уже на исходе лета, когда солнечные дни еще нагревали каменный город докрасна, а прохладные ночи уже напоминали о приближении холодной поры, маэстро дремал возле камина в своем большом пустом палаццо, и, как водится для одинокого старика в столь поздний час, в его седой голове мысль о приближении неотвратимого конца перемежалась с извечным вопросом о смысле бытия…

Его размышления прервал настойчивый стук в дверь. «Ну, вот и все», – подумал старик и, захватив канделябр, пошел встречать посланников своей неминуемой смерти. В последние годы из многочисленной когда-то прислуги он оставил в доме только старую полуглухую служанку Марию, которую не захотел сейчас будить, дабы она не стала свидетельницей его унижений. Маэстро неторопливо спустился по лестнице на первый этаж дома и направился к парадным дверям, как вдруг повторный стук заставил его остановиться и повернуть голову вправо. Вопреки его ожиданиям, незваные гости пожаловали не к главному входу, а к маленькой дверце для особых гостей, которая выходила на один из самых тихих и темных каналов города. И поскольку, к этой незаметной двери можно было добраться, только подплыв на гондоле, ею любили пользоваться особые клиенты маэстро, которые не хотели, чтобы их видели посторонние глаза на улице. Фалди проследовал до конца по правому длинному коридору дома и, свернув влево, зашел в маленький сырой закуток с невысокой массивной дверью.

– Кто там? Чего надо? – рявкнул старик, стараясь придать своему голосу побольше уверенности.

– У меня важное послание для Доминика Фалди, – ответил голос за дверью.

– Что за послания по ночам?! – возмутился маэстро. – Я уже не в том возрасте, черт побери, чтобы обмениваться любовными письмами при луне!

– Дело государственной важности! Извольте немедленно отворить!

Голос гостя был настойчив, но спокоен. И в то же время в его интонации чувствовалась особая железная уверенность, присущая только тем, кто служит высшей государственной власти. «В конце концов, если бы это была инквизиция, то они бы не стали скрестись в боковую дверь, а сразу вломились бы с парадного входа», – подумал Фалди. На всякий случай он снял со стены мушкет и отодвинул скрипучий засов.

В дверном проеме показалась высокая фигура человека в черном одеянии, который стоял в гондоле и медленно покачивался в такт волне. Гость слегка поклонился хозяину дома и приоткрыл свой плащ. Фалди сразу узнал нагрудной знак арсеналотти – элитного отряда гвардейцев, охранявших дожа. Офицерам этого отряда поручали только самые опасные и важные поручения. В голове Фалди тут же пронеслась отчаянная мысль о том, что еще неизвестно, что хуже: увидеть на пороге своего дома головорезов-инквизиторов или арсеналотти. И первые, и вторые могли пригласить его только на одну прогулку – по краю бездны в один конец!

– Прошу прощения за столь поздний визит, – отчеканил гость, – но дело крайне важное! Вас незамедлительно ждут во дворце!

В высшем обществе давно ходили слухи, что во дворце полным-полно шпионов, а приходящие к дожу письма, даже от собственных детей, вскрывать он мог лишь в присутствии членов Малого Совета. Именно по этой причине самые важные сообщения он передавал в устной форме через самых доверенных арсеналотти. Фалди, конечно же, был осведомлен об этих правилах игры. Он без лишних вопросов облачился в свой парадный камзол и отплыл во дворец в сопровождении гонца.

Гондола с ночными путниками неслышно заскользила по зеркальной глади венецианских каналов. Время от времени они встречались с другими лодками, которые, как призраки, бесшумно выскакивали из тумана им навстречу. При этом пассажиры обеих гондол, поравнявшихся бортами, одновременно отворачивались и прикрывали лица, опуская края шляп. Все ночные венецианские «прохожие» предпочитали путешествовать инкогнито.

Фалди бывал во дворце дожей неоднократно и много раз участвовал в заседаниях Большого Совета. Но сейчас он понимал, что в такой поздний час и при такой таинственности его вряд ли поведут по парадной лестнице прямиком в приемную дожа. Когда гондола выплыла с севера на дворцовый канал и через некоторое время начала сбавлять ход, Фалди понял, что не ошибся в своих предположениях. Проникать во дворец с «черного хода» ему еще не доводилось…

Гондола остановилась возле неприметной каменной лестницы под Мостом Вздохов, который соединял два самых важных здания Венеции: дворец дожей и тюрьму. «Вот дьявол! Я же добровольно явился в тюрьму!» – содрогнувшись, подумал Фалди, поднимаясь по ступеням. Перед ним отворилась массивная дверь, и через мгновение он оказался внутри темного помещения. В нескольких шагах от него, словно паря в воздухе, трепетал слабый огонек свечи. При этом человека, державшего ее, видно не было.

– Не задавайте лишних вопросов и следуйте, пожалуйста, за мной, – раздался низкий мужской голос.

Пламя свечи заколыхалось и вдруг исчезло. Но через мгновение свет выхватил из темноты полукруглый свод низкого коридора и очертания фигуры, неторопливо удаляющейся от Фалди. На дрожащих ногах он засеменил за провожатым, ежеминутно оглядываясь назад.

Низкий длинный коридор сменила узкая винтовая лестница, поднявшись по которой, Фалди оказался в круглом помещении без окон, но с двумя дверями. Сопровождающий его человек подошел к одной из них, трижды в нее постучал и задул свечу, растворившись во мраке. Темнота, мгновенно окутавшая маэстро, оказалась настолько плотной, что сначала он решил, что ослеп. Он несколько раз закрыл и открыл глаза, но ничего вокруг не изменилось. И в тот момент, когда его лицо исказила гримаса ужаса, а рот открылся для крика, дверь широко распахнулась, обжигая его светом и теплом.

– Прошу вас! Смелее! – пригласил войти очень знакомый волевой голос.

Фалди сделал несколько шагов вперед и очутился в небольшом кабинете. Дверь тихо закрылась за его спиной, повинуясь какому-то скрытому механизму.

В первую очередь он поднял голову вверх и взглянул на единственную двухъярусную люстру, свисающую с потолка. Это была профессиональная привычка старого мастера. Дело в том, что в Венеции не оставалось, пожалуй, ни одного дворца, потолок которого не украшала бы люстра, изготовленная руками Фалди…

Вот теперь он знал на сто процентов, где находится и кто его пригласил! Перед ним, возле огромного камина со львами, сидел в резном кресле дож Венеции – Андреа Гритти! Этот великий человек был уже на склоне лет. Но несмотря на многочисленные болезни и кажущуюся старческую немощь, в его колючих глазах по-прежнему горело пламя борьбы, а пальцы рук, изуродованные подагрой, все еще держались за власть стальной хваткой! Это был настоящий лев!..

Его путь к власти был долгим и тернистым. Свою карьеру он начинал в европейском дипломатическом корпусе в Османской империи, где рьяно отстаивал интересы Венеции. Был арестован в Константинополе по анонимному доносу и провел в тюрьме около четырех лет. После благополучного освобождения вернулся в республику, где сделал головокружительную военную карьеру, венцом которой был долгожданный мир и военный союз с Францией!

В 1509 году Андреа Гритти был избран прокуратором Базилики Сан-Марко. Это назначение являлось привилегией, которой обладало ограниченное число венецианской знати, и показателем успешной политической карьеры. Но, добравшись в 1523 году до олимпа власти, как и большинство его предшественников, Андреа Гритти стал заложником коварной политической системы республики. Вместо активной политической деятельности, направленной на укрепление величия и могущества Венеции, он был вынужден отчаянно бороться одновременно за свою жизнь, власть и свободу. Впрочем, последнюю он потерял безвозвратно уже несколько лет назад, когда особым декретом ему было запрещено покидать город.

– Присаживайтесь! – произнес дож, небрежно взмахнув рукой в сторону соседнего кресла. – Надеюсь, вы меня узнали.

– Да, конечно! Вы – великий…

– Здесь не принято называть имен. И говорите, пожалуйста, тише. Тише…

Обо всем, что делал Гритти, тайные шпионы тут же докладывали Малому Совету, в котором было очень много его недругов. Около трех лет назад, во время большого ремонта, в личных апартаментах дожа за одной из стен был обнаружен тайный коридор, который вел к месту прослушивания непосредственно за его кроватью в спальне. Это помещение было незамедлительно замуровано, но Гритти прекрасно понимал, что подобных шпионских лазов во дворце было еще много.

– Признаюсь честно, – медленно произнес Гритти, – я долго выбирал, к кому обратиться за поддержкой. В столь трудный для меня час мне практически не на кого опереться. Враги и шпионы окружили меня.

– Но чем я, ничтожный ремесленник, могу помочь такой могущественной фигуре?

– Я давно наблюдаю за вами. Во всей республике не найдется мастера, равного вам по таланту. К тому же лучшая гарантия от предательства – это страх казни. Верно? Ведь дьявольское зеркало, которое вы изготовили для несчастной дочери некоего герцога, – это настоящее окно в преисподнюю!

Произнося последние слова, дож поднял правую руку вверх, указывая перстом в потолок, и наклонился в своем кресле в сторону Фалди, прожигая его пронзительным взглядом. Маэстро словно уменьшился вдвое. Его пробил озноб, на лбу выступила испарина. Он онемел и почти физически почувствовал холод кандалов на своих запястьях…

Удовлетворенный произведенным эффектом, Гритти спокойно продолжил:

– Кстати, оно теперь у меня. Ведь это к лучшему, если такая вещь будет храниться у вашего друга, нежели у врага. Верно? Ведь мы друзья?

– Я всю жизнь по мере сил служу процветанию нашей республики, – пролепетал Фалди. – И служить вам – высшая награда, о которой только может мечтать простой гражданин.