Глава 2

Начальник Спецотдела при ОГПУ (на самом деле, как уже указывалось, при ЦК ВКП(б)) Глеб Иванович Бокий происходил из дворянской семьи, имевшей древние корни. Но вот его мать была еврейкой, причем одной из психопатичных натур, всецело поддерживавших народовольцев, покушавшихся на Императора Александра II. Ее нередко видели на площадях обеих столиц Империи, где она в истерических припадках выкрикивала в адрес проходящих людей: «Всех вас поглотит геенна огненная!» Как правило, ее тут же отвозили в желтый дом; а затем, после прохождения курса лечения муж забирал ее из больницы. Звали эту женщину Эсфирь-Юдифь Эйсмонт.

ИНТЕРВЬЮЕР: – Но я не встречал этого имени в печатных источниках.

ИНТЕРВЬЮИРУЕМЫЙ, он же – ПРИЗРАК: – И не встретите. Разве что в не доступных простому читателю документах… В редчайших советских источниках, где идет рассказ об этой семье, приводится совершенно другое имя, но чаще – речь о матери вообще не ведется. В переделанных документах мать Бокия получила русское имя; документы «выправляли» многим евреям, заполучившим власть в России, и они стали зваться вымышленными именами на русский лад; чтобы закрепить миф о так называемой «русской революции» в России в 1917 году.

ИНТЕРВЬЮЕР: – Хорошо, допустим, я вам верю.

ПРИЗРАК: – Хорошо или допустим?

ИНТЕРВЬЮЕР: – Верю. Тогда скажите прежде, как произошло ваше знакомство с секретарем ЦК КПСС?

ПРИЗРАК: – Мы в помещении – назовем условно: в небольшом зале кафе. Сидим за столиком друг против друга. Мне предложена работа, оттого мы и встретились. Коротко присматриваемся. Он маленький по сравнению со мной, я сам себе кажусь гигантом, у него сила и власть, у меня – ухарство и смелость. У него – должность, у меня – специальная подготовка, полученная, между прочим, как я узнал много лет спустя, по его воле. Наше сидение напротив не длится больше пары минут, он спокойно задает такой простенький, такой безобидный вопрос: «А если за твоей спиной сидит враг, который хочет убить меня, как ты поступишь?» Еще звучат последние слова, а голова человека у меня за спиной разлетается вдребезги; я машинально достал пистолет и выстрелил – вот каков был мой ответ на простенький вопрос работодателя.

ИНТЕРВЬЮЕР: —?!

ПРИЗРАК: —…ничего, только шевеление за спиной, – его головорезы наводили порядок. Он только сказал удовлетворенно: «Ну что ж, продолжим работу». Никаких характеристик ему! Это был мягкий и корректный человек.

ИНТЕРВЬЮЕР: – Вы сказали «мягкий и корректный»?

ПРИЗРАК: – Все, разговор окончен.

ИНТЕРВЬЮЕР: – Вы сказали.

Судьбы братьев Бокиев – Глеба и Бориса – казалось, были предрешены «благодаря» такой наследственности. Правда, Борис оказался генетически предрасположен к отцу, тогда как Глеб – к матери. Первый впоследствии сделался известным в горной промышленности инженером.

Бокий Борис Иванович (1873 – 13 марта 1927) – «советский» ученый в области горного дела. По окончании Санкт-Петербургского горного института (1895) работал на шахтах Донбасса. С 1906 г. – адъюнкт-профессор, а с 1914 го – ординарный профессор Санкт-Петербургского горного института. С 1921 г. был также членом Научно-технического совета Главного горного управления ВСНХ РСФСР, а затем ВСНХ СССР и являлся ответственным консультантом трестов «Донуголь», «Югосталь», др., активно участвуя в восстановлении горной промышленности страны. Еще в 1914 г. вышел его трехтомный «Практический курс горного искусства», который впоследствии несколько раз переиздавался.

Ну а Глеба Ивановича Бокия неуемная страсть и психопатство привели к революции; он разорвал отношения с семьей, разругался с братом и увлекся восточными учениями и оккультизмом. Его быстро выловили агенты Ордена и пристроили в подпольную масонскую организацию, громко названную «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», – резидентуру Ордена, возглавляемую Г. Плехановым. Социал-демократом Глеб стал в начале 1900 г.; за революционную деятельность и подрыв устоев общества его сослали в Восточную Сибирь.

Здесь следует сделать краткое замечание, которое во многом прояснит наше повествование. Отправка дегенератов и бунтовщиков-евреев на так называемое исправление в Сибирь была не случайным делом – этот ход был давно продуман международным еврейством, как… форма освоения (и присвоения) невероятно богатых регионов Сибири и Дальнего Востока. С подачи агентуры международного еврейства, имеющих влияние при дворе, царские чиновники «проглотили» этот замысел, как наживку, и «успешно избавлялись» от всякого рода смутьянов и психопатов, отправляя их на перевоспитание подальше от столиц – в Сибирь и далее на Восток. Даже не подозревая, что тем самым закладывалась взрывная мощь огромной силы на столетие вперед в столь уникальном регионе Российской империи, без которого западная часть Великороссии и Малороссии фактически ничего не стоит.

В числе таких «жертв режима» оказался и Глеб Иванович. Учеба в Горном институте в Санкт-Петербурге многое дала ему.

Бокий Глеб Иванович, партийные псевдонимы Кузьма; Дядя; Максим Иванович. БСЭ (Большая советская энциклопедия, т. 3. М., 1971, с. 470) дает следующие даты жизни: 21.6/3.7.1879 – 15.11.1937; а СИЭ (Советская историческая энциклопедия, М., 1962, т. 2, с. 517) слегка отличающиеся: 1879–1940. Какой источник правдив в дате смерти этого по-своему уникального человека? – никакой. Но об этом позже…

Г. И. Бокий, как и брат, родился в Тифлисе; как и брат, учился в Санкт-Петербургском горном институте. Но, в отличие от брата, участвовал в еврейской революции 1905–1907 гг. в Санкт-Петербурге, причем, как свидетельствуют советские источники, «работал по организации боевых дружин». В 1916 г. был введен в так называемое Русское бюро ЦК РСДРП(б). Неоднократно подвергался арестам и ссылкам.

В молодые годы в нем проявились многие «таланты» его психопатической натуры: мелкое мошенничество, ловкий обман гоев (т. е. неевреев), «подставы» товарищей, лживость, шантаж и т. п. Именно эти его качества заинтриговали активного агента Ордена, проживавшего в Пскове (затем в Туле, Смоленске, Орле и других городах империи) Мойшу Тоцкого. Который при встрече и знакомстве с новым товарищем, высоко оценив в нем наряду с изощренным плутовством и незаурядный ум, рекомендовал тому обратиться к сподвижнику Ульянова-Бланка Карлу Радеку. Человека, взявшего псевдоним Ленин, и Бокий, и многие другие из их круга всегда называли только Ульяновым-Бланком, подчеркивая тем самым его настоящую, смешанную сущность и принадлежность к еврейству.

Карл Радек – близкий приятель Тоцкого (оба занимались содомией друг с другом), охотно взял себе в помощники Глеба Ивановича. О чем спустя несколько лет он горько-горько пожалеет… как пожалеет об этом знакомстве и сам Мойша Тоцкий.

Вскоре, получив указания Ордена относительно кандидатуры Бокия, Тоцкий передал Радеку, а тот в свою очередь доложил Ульянову-Бланку о необходимости пристального надзора и опеки над этим товарищем, в котором явно прослеживаются незаурядные задатки. После чего Ульянов-Бланк приблизил Глеба Ивановича к себе. В одну из их встреч Глеб Бокий высказал свое видение приближающихся событий по захвату власти, рассуждая о месте и степени участия каждого из них. Ульянов-Бланк, выслушав соратника, согласился с его предложениями, но на прощание сказал:

– Вы знаете, мне нужно посоветоваться, что вам делать дальше.

В свою очередь, Глеб Иванович, раздосадованный услышанным, довольно жестко и нелицеприятно заявил:

– Уважаемый Бланк, а вот этого делать не следует. Мне хорошо известно, что за время пребывания в Европе вы не приняли ни одного самостоятельного решения, и вами всегда управляла приставленная к вам госпожа Крупская.

Вот вы как были, так и оставайтесь марионеткой в компании содомитов.

И, не прерываясь на выслушивание ответа от враз раскрасневшегося и запыхтевшего собеседника, Бокий продолжил:

– А я бы хотел работать в той сфере, которую сам вижу наиболее перспективной для себя. Я уже все давно продумал. Но так как мы работаем на одну цель, поставлю вас в известность, что я должен буду иметь прикрытие. Скажем, вы или кто-то еще должен подтвердить, что во время захвата власти я состоял членом Военно-революционного комитета.

Было время, когда Бокию, как и многим его товарищам по партии, рекомендовали ознакомиться с так называемыми «Апрельскими тезисами» Ульянова-Бланка. Однако Бокия ознакомили с первоначальным текстом, с оригиналом этого революционного «шедевра», разработанного аналитиками Ордена. Затем, как дознался Глеб Иванович, Надежда Константиновна Крупская забраковала этот первоначальный труд и составила новые тезисы, которые и выдали за труд Ульянова-Бланка. Но знания об этом и наличие оригинала, доставленного из центра мировой революции – из Ордена, стали позже одной из причин шантажа, вернее, картой в игре за передел власти; пусть далеко не козырной, но Глеб Иванович умело включал в игру карту любой масти и любой степени значимости.

Уже после смерти Ульянова-Бланка Глеб Иванович будет манипулировать не только этим первоначальным текстом, но и другими не менее важными доказательствами, оказавшимися в его руках; он станет в какой-то момент, почувствовав безмерную силу, козырять перед Сталиным, Крупской и другими деятелями ВКП(б), предупредив, что сможет уверить, будто не они, а он стоял у истоков создания советско-еврейской власти в России. Словно потеряв разум, всегда расчетливый и рассудительный, он пригрозил товарищу Сталину, что раструбит на весь мир, – представив доказательства, – что Николай II еще жив, и тогда Генсеку действительно не поздоровится.

Однако угрозы в адрес Генсека ЦК Компартии тут же стали известны в Ордене, оттуда «расшалившемуся» Глебу Ивановичу поступило указание попридержать язык. Скрепя сердце, всесильный начальник Спецотдела, который на тот момент и в самом деле имел практическую, реальную власть в стране, на какое-то время согласился и примолк. Он притих в ожидании своего звездного часа, готовясь и просчитывая…

Бокий не сдержится в 1937 г., когда придет к осознанию, что не дождется «благословения» из-за океана и что пора заговорить о многих таинственных моментах, касающихся захвата и становления советской власти; и, свергнув Сталина на этой волне расчетливых «откровений», самому захватить власть не только фактически, но и юридически (хотя последнее слово неуместно для преступного режима).

Что бы мог представить общественности Бокий?

Многое, очень многое, чтобы полетели головы. Но вряд ли бы он рассказывал о делах своего сверхзасекреченного ведомства.

Когда евреи, прозвавшиеся большевиками, пришли к власти и в стране начался массовый террор против русского народа, произошло рядовое событие между двумя содомитами, которое спустя годы агитпроповцы станут трактовать как «чудовищное преступление международного империализма и их белогвардейских наймитов», покусившихся на патриота советской власти, руководителя петроградского ЧК Моисея Урицкого. Его именем назовут площадь в бывшем граде Петра Великого, переименованного в город имени еврея Ленина – Ленинград; городам, улицам, проспектам, колхозам и предприятиям в советско-еврейской Иудее присвоят имя жида Моисея Соломоновича Урицкого. Но советская власть никогда не признается, что на самом деле то был не заговор империалистов и их пособников, а банальное убийство одного педераста другим. Некий студент-еврей Канегисер, имевший для содомских утех своего сотоварища Мойшу Урицкого, во время игры в шахматы приревновал его к другому содомиту и убил. После чего место руководителя ЧК г. Петрограда занял Глеб Иванович Бокий.

Тогда же распространили мнение, что Урицкий был довольно мягкотелым к врагам революции, вследствие чего якобы и произошел теракт, в результате которого был убит главный чекист города. На этом и сыграл Бокий.

Он учел это обстоятельство и начал массовый террор в отношении врагов революции, а проще говоря, против педерастов и психопатов, которых он сам патологически ненавидел. Так в нем бунтовала древняя кровь русского дворянского рода.

Не забыв при исполнении своего чудовищного плана мщения включить в число расстреливаемых аристократов, состоятельных промышленников, деятелей науки и культуры, да и просто русских людей. «Благодаря» ему было расстреляно более 10 000 русских жителей северной столицы, «этих проклятых гоев». Так в нем бунтовала черная кровь его еврейской матери-психопатки.

Чудовищная генетическая смесь; выродок с историческим приданым в виде тяги к наукам и благородству, искаженных дьявольской наследственностью; гений со зловещей мукой в сердце; исполненный осознания своего предназначения, данного ему свыше…

Главным тайным нюансом в этом деле было то, что многих из расстрельного списка, особенно имевших отношение к наукам, технике и искусствам, Г. И. Бокий не расстреливал