Загорцеву понравилась трёхкомнатная комфортабельная квартира. Инструкторы подробно ознакомили его с работой бытовых приборов и с правилами общественной и личной безопасности. Они также провели практикум для подопечного в части управления индивидуальным бытовым креслом в режиме левитации. Обучая эксплуатации транспортёра для доставки питания, Нутэла сделала акцент на том, что в течение двух дней Роман по-прежнему будет обеспечиваться коктейлем УПС-42, а затем произойдёт переход на смесь УПС-43.
– Помните о том, Роман, – особо наставляла его она, – что универсальная питательная смесь номер сорок два подобрана специально под вас – с учётом особенностей вашего организма, психического состояния и динамики процесса восстановления. Зато УПС-43 будет содержать минимальную дозу психотропных веществ, снижающих вашу реактивность. Если, вдруг, вас охватит депрессия, угнетённость от одиночества и резкой перемены социальной среды, немедленно связывайтесь с нами. Если же вы процесс адаптации минуете нормально, то в дальнейшем мы вообще переведём вас на коктейль УПС-12 – тот типичный продукт, что потребует конституция вашего уже выздоровевшего организма.
– Да, УПС, – послушно подтвердил пациент усвоение информации. – А если УПС мне не понравится?
Это был первый вопрос, прямо поставленный им вопреки договорённости и внушённой ему установки.
– Не понравится?… – впервые растерялась женщина.
– УПС не может, не понравится, – выручил её Рэд. – Пища потому и называется универсальной, что подобрана под генотип и психотип индивидов с существенно сходными признаками, а также включает в себя все необходимые витамины, вещества и микроэлементы. И ещё…Мы убедительно просим вас, Роман, – помедлив, добавил он, – не проявлять преждевременной любознательности и активности. Созреет ваша готовность, и те из нас, кому это положено сделать, сполна удовлетворят вашу неосведомлённость. Дисциплина превыше всего!
4
Завершая штатное мероприятие, Рэд с балкона указал подопечному на пристрой, примыкающий к «высотке» напротив.
– Видите двухэтажное строение с вывеской? – спросил он.
– Да, – ответил Загорцев.
– Это центр реабилитации. Там вы поставлены на учёт до вашего полного привыкания к новому укладу бытия. Ваш персональный наставник – куратор Бол. Запомните, Роман, пожалуйста: куратор Бол.
– Да. Куратор Бол, – эхом отозвался пациент.
– Утром вам следует посетить его. Он вам поможет в вашей вторичной социализации. Бол предупреждён и будет ждать.
– Будет ждать…, – эхом отозвался Загорцев.
– За сим разрешите нам с Нутэлой откланяться, – и инструктор несколько театрально обозначил прощальный поклон.
– Погодите! – непредсказуемо проявил строптивость Роман, несмотря на запрограммированное действие УПС-42. – Прежде скажите, Рэд, что с моей женой Юлией и детьми Леночкой и Егоркой?
– Кгм-кгм…О том вам расскажет куратор Бол, – чуточку удивился сбою в алгоритме его поведения Рэд.
– Нет. Расскажите вы, – заупрямился подопечный. – Или я не выпущу вас.
– …Хорошо…, – оторопело поскрёб ногтями по подбородку озадаченный врач, очевидно, подумывая об усилении лечебной дозы. – Видите ли, в чём дело, Роман…Ключ к излечению от ретро-вируса Энгама мы подобрали недавно. Поразил же он вас…м-м-м… давно. Очень давно. Эти два события разделяют, если условно прибегнуть к сопоставимым временным характеристикам, целое тысячелетие. Исходя из того, что в вашу эпоху средняя продолжительность жизни…кгм…мыслелобов составляла девяносто лет, нетрудно вывести логическое умозаключение, касающееся вашего вопроса. Простите меня за столь бездушное разъяснение.
– Да…Тысячелетие…Эпоха…, – маловразумительно и шокированно пробормотал пациент, освобождая проход к двери.
– Нам доступно ваше состояние Роман, – деликатно кашлянув, вступила в переговоры Нутэла. – Мы скорбим вместе с вами и соболезнуем вам. Тем не менее, мы вас убедительно просим не совершать в будущем актов непослушания. В ваших же интересах. Не стоит забывать, что дисциплина – прежде всего.
И она назидательно воздела указательный палец к небу.
5
Опасения Нутэлы оказались небеспочвенны: оставшись в пустой квартире наедине со своими воспоминаниями, Роман поневоле затосковал. Да и могло ли быть иначе, когда физически ты молод и полон жизни, но как личность – умер. Когда вокруг тебя практически всё чужое и незнакомое. Когда тебя непереносимо гложет былое, а ты должен начинать автобиографию с нуля. Когда к тебе относятся в высшей степени гуманно и предупредительно, но по большому счёту ты никому не нужен, никем не востребован и всем чужд.
Именно отчуждённость окружающего мира воскресили в памяти Загорцева классическую дефиницию о том, что мыслелоб – не абстракт, присущий отдельному индивиду, что в своей сущности он есть совокупность общественных отношений. Лиши мыслелоба родных социальных связей, и он – мертвец. И потому ныне Роман за минуту общения с женой и детьми без колебаний отдал бы собственную жизнь.
«Смерть милее никчёмности прозябания», – мелькнула у него в мозгу малодушная мелкотравчатая мыслишка, когда он, стоя на балконе, смотрел вниз. «Нытик и маловер! – устыдившись, приструнил себя мужчина. – Заткни фонтан безволия! Ты обязан не просто отмучить отмерянный тебе срок, а преодолеть его с доблестью мыслелоба и истинно по-мужски. И тем самым оправдать доверие тех, кто любил тебя – Юленьки, Леночки, Егорки».
Он вспомнил своего дедушку Дмитрия – знатного химика, которого нелепый несчастный случай лишил зрения. Так дед не пал духом и вскоре добился того, что стал более популярным дегустатором, нежели был учёным. И тот, при выпадавших внуку испытаниях, не жалел по-бабьи мальчишку, а подбадривал его: «Не хнычь, Ромаха! Превозмогём! Ведь мы же настоящие имперские мыслелобы! Ведь ты же настоящий имперский мыслелоб!»
Глава вторая
1
Утром Романа разбудил мелодичной песней электронный будильник и постельный массажёр, принявшийся мягко разминать его тело.
Отключая часы, мыслелоб подметил интригующую деталь, которую в расстроенных чувствах упустил накануне: разметка циферблата хронометра состояла из тридцати цифр. То есть, сутки включали в себя три десятка часов! «Реформа времени? Его исчисление подогнали под десятичную систему счёта? – гадал мужчина, заброшенный в будущее. – Или замедлилось вращение нашей Зелёной планеты вокруг собственной оси?…Но не на шесть же часов за какое-то тысячелетие?! Может, космический катаклизм? Столкновение с кометой Галлея? Ладно, вопросы отложим для куратора Бола. И этому Болу не позавидует сам вратарь сборной Вранглии дружище Бордон Хэнкс (надеюсь, гостящий ныне в раю), которому я наколотил в финале Кубка мира хет-трик!»
С бодрым настроением – ведь утро вечера мудренее, Загорцев принял в барокамере стимулирующую ванну, побрился ультразвуковой электробритвой, подзаправился свежим коктейлем и отправился «на каннибалистское рандеву» с ничего не подозревающим горемыкой Болом.
Покидая кабину лифта на первом этаже, Роман услышал страшный грохот, долетевший с улицы. Он выскочил из дома на тротуар и по диагонали от себя, на противоположной стороне улицы увидел столб пыли и дыма. Немного погодя завеса рассеялась, и стало видно, что в пристрой дома по улице Тенистой въехал громадный транспортёр. В тот самый пристрой, где располагался центр реабилитации. «Вот тебе, бабушка, и Курьев день! Вот тебе и Бол!» – ошарашенно думал Загорцев, перебегая проезжую часть.
Он первым подоспел к месту катастрофы и услышал стоны, раздававшиеся из-под развалин. Роман ринулся туда, вглядываясь сквозь пелену оседавшей взвеси. После нескольких секунд поисков он наткнулся на какого-то маленького толстяка, левая нога которого была придавлена оборвавшейся плитой. Загорцев, орудуя концом подвернувшейся трубы, приподнял угол конструкции и освободил зажатую конечность пострадавшего. Затем он осторожно подхватил пострадавшего на руки и выбрался через завалы на открытое пространство, где уже толпились котонцы.
Едва смельчак с ношей выбрался наружу, как крыша пристроя, до того угрожающе и противно скрипевшая, рухнула, подняв новое облако пыли. Зеваки так и ахнули, а потерпевший, морщась от боли, благодарно проронил:
– Спасибо! Если бы не вы…
– Право, какие пустяки, – отмахнулся Роман, укладывая травмированного на лавочку.
– Вы…Вы – мыслелоб? – через силу осведомился толстячок, окидывая взором своего спасителя, резко выделявшегося на фоне тщедушных котонцев крупной фигурой и «лица необщим выраженьем».
– Как будто, – критически хмыкнул тот, и неожиданно ссутулился, пытаясь быть похожим на рядового котонца.
– Вы – Загорцев? – уточнил собеседник.
– Так точно! – отрапортовал Роман, как бывало в армейском клубе. – А вы – куратор Бол?
– Угу, – простонал куратор. – К сожалению, наш инструктаж откладывается…
– Не беда, – успокоил его подопечный. – Поправитесь, и мы с вами встретимся. Там, под обломками, больше никого нет?
– Нет, я был один, – ответил Бол.
Их диалог прервал вой сирен – то к месту происшествия примчались автомобили подразделений экстренных мер. Служащие медицинской помощи переложили травмированного Бола на носилки, поместили его в «скорую» и увезли. Другие спасатели извлекли из аварийного транспортёра робота, у которого оборвало обе нижних конечности. Киборг принялся докладывать спасателям про техническую флуктауцию. Его засунули в машину техпомощи. «На демонтаж», – резюмировал кто-то из прохожих.
Эвакуировав потерпевшего и робота, спасатели принялись вытягивать машину и разбирать завал. По периметру они выставили предупреждающие флажки, а сотрудник в оранжевом жилете принялся выкрикивать по рупору для посторонних: «Техническая флуктуация! Прошу не толпиться и разойтись. Работы представляют опасность. Проходите противоположной стороной улицы. Техническая флуктуация…»
Для Загорцева было свежо упоминание Рэда о надёжности котонской техники. Поэтому он со смешанными чувствами подумал: «И вы не боги, мыслелобы нынешние. И вы не сверхсущества. И у вас случаются сбои».
Размышления имперянина прервали репортёры с камерами и диктофонами. Они океанским приливом накинулись на него, на служащих спецслужб и случайных прохожих, производя съёмку и выпытывая подробности происшествия. Но уже через пять минут, по мере того как пресса разжилась сенсацией, их «смыло отливом»: папарацци и журналисты помчались по редакциям, дабы обнародовать материалы с пометками «срочно в номер» и «срочно в эфир».
2
Так Загорцев в силу непредвиденных обстоятельств на время оказался предоставленным самому себе. Недолго думая, Роман отправился в прогулку по Котону. Он последовательно прошёлся по улицам, покатался на трэках, отобедал в ресторане. Променад Загорцев завершил в открытом аквапарке, в котором с детским восторгом дюжину раз скатился со стометровой трёхкаскадной горки, про себя присвоив ей название "Прощай, мама!" Словом, футболист добросовестно старался постичь новый уклад бытия.
Из почерпнутого опыта он вывел несколько умозаключений. И первый заключался в том, что котонцы хотя и живут зажиточно (услуги и питание предоставлялись бесплатно), но рационально – даже в ресторане к столу роботы подавали исключительно пресловутые УПСы. Вторая истина состояла в том, что котонцы, мягко говоря, были не болтливы. Вероятно, у подавляющего большинства из них превалировало общение на субчувственном уровне, про который говорила Нутэла. Исключение из последнего правила касалось многочисленных детсадовских и школьных групп ребятишек в аквапарке – те визжали и баловались как обычные дети из прежних времён.
На прогулке Роман в очередной раз в полной мере смог оценить ту великую роскошь, что именуется общением мыслелобов, ставшей для него недоступной. А также с грустью помянул Юлечку, которая постоянно пеняла ему на то, что непритязательной, но задушевной беседе он предпочитал лёгонькое "чтиво" или «Имперский спорт».
3
Правда, наметились и позитивные перемены в его «второй судьбе»: где бы ни был Роман, огромные электронные табло, передавая известия об утренней флуктуации, высвечивали его мужественное лицо. Так Загорцев в одночасье превратился в достопримечательность из другой эпохи. Пусть то и была «знаменитость на час». Всё равно это доставляло удовлетворение «настоящему имперскому человеку», в предыдущей жизни привыкшему к планетарной славе.
Потому по дороге домой он осмелился заговорить с незнакомкой, поджидавшей прибытия трэка. Та, уставившись на экран уличного голографа, внимательно вслушивалась в краткое интервью Романа котонским репортёрам. Увлёкшись зрелищем, она и не заметила, что уронила какой-то свёрток.
Если уж быть откровенным, то местные фемины отнюдь не прельщали прославленного футболиста: все как на подбор маленькие, худенькие, с жидкими волосёнками на головах и с выражением доброты на не слишком привлекательных физиономиях – племя полудегенераток, да и только.
Причём женщины, как успел подметить заинтересованный наблюдатель, меж собой делились на две категории. Часть из них была внешне симпатичнее, с крохотными грудками (величиной с кулачонко мальчонки) и едва выдающимися ягодицами. Зато выступающие лопатки придавали им сутулость. У другой категории ещё более скудные (в трактовке Загорцева) бугристые поверхности если и присутствовали, то их обладательницам оставалось позавидовать пышности форм Бабы-яги. Правда, «худосочные», в отличие от «сутуленьких», были лишены выпирающих лопаток. Зато их мордашки, тактично выражаясь, «подгуляли» пуще обезьяньих.
Роман «для удобства внутреннего пользования» так и классифицировал их: первые – сутуленькие, вторые – худосочные. Вот к такой худосочной он и «присоседился безо всякой задней мысли», как некогда выражались его одноклубники. Ну не ходить же букой всю оставшуюся судьбину?! Тем более, что возник повод для знакомства.
– Здравствуйте! – изображая максимум доброжелательности, тронул мужчина из прошлого за локоток молоденькую женщину, подавая ей свёрток, поднятый им с асфальта.
Подобные манеры в обиходе века двадцать второго, из которого прибыл Загорцев, были совершенно естественным явлением.
– …Зд-здравствуйте…, – вздрогнула та, отрываясь от табло. – Спасибо, – холодно поблагодарила она Романа, принимая свёрток и конвульсивно отдёргивая локоток.
И побледнев, худышка отодвинулась от него, слегка опровергая имидж приветливости, присущий котонцам. Не исключено, она пришла в замешательство от крупных габаритов мужчины, или же от того, что экранный герой внезапно очутился в непосредственной близости от неё.
– Не правда ли, сегодня отличная погода? – придвинулся Загорцев к ней, по обычаю Зелёной планеты дотрагиваясь до её локтя и тем самым давая понять, что вдвоём они интереснее скоротают срок до прибытия транспорта.
– Обыкновенная, – буркнула худосочная, отступая на метр.
– Вы не подскажете, который час?…Извините, не имею чести знать вашего имени, – сделав наступательный шаг, с имперской ненавязчивостью опять притронулся к предплечью незнакомки мужчина.
Для двадцать второго века поведение Романа не представлялось не то что вызывающим, а даже не тянуло и на фамильярность. И потому он не придал значения тому нюансу, что присутствовавшие неподалёку две другие незнакомки тревожно засуетились, а «его» худышка нажала на красную кнопку, расположенную на стойке платформы.
И тотчас, подобно чёрту из табакерки, откуда ни возьмись, появился…робот в тёмно-синей униформе. Он сообщил свой порядковый номер (тринадцать дубль два), с извинениями культурно втиснулся между мужчиной и женщиной, а затем выслушал претензии последней. Худышка, представившаяся Суэлой, к вящему недоумению Загорцева заявила, что невежа вторгся в её интимное пространство. Да к тому же она изложила пустяковые обстоятельства с таким негодованием, точно Роман её изнасиловал восьмой раз кряду. Две другие незнакомки подтвердили обвинение худышки и назвали роботу свои имена и адреса. Загорцев просто-напросто остолбенел от злостного навета.
Тем временем к роботу присоединились два его собрата в тёмно-синей форме и стали опрашивать незадачливого кавалера об обстоятельствах скандала.
– Да не было никакого скандала! – лицо нарушителя общественного этикета от неописуемого возмущения из багрово-синюшного приняло густо-синюю окраску. – Подошёл к ней, чтобы отдать чёртов свёрток, что она обронила. Ну, спросил про погоду. Ну, коснулся пару раз…Из-за чего сыр-бор-то разводить?
– Господин, вы до скандала были знакомы с госпожой Суэлой? – не реагируя на несколько развязный тон задержанного, невозмутимо осведомился у него один из роботов. – Она подзывала вас к себе? Позволяла приблизиться?
– Нет, – раздражённо дёрнул плечом Загорцев, не собираясь отрицать ничтожные фактики.
– Подождите, пожалуйста, прибытия этика, – попросил его киберавтомат. – Он подоспеет с минуты на минуту.
И роботы, каждый из которых едва дотягивал нарушителю до пояса, окружили его плотным кольцом. Их манёвры вызвали у Романа ироническую усмешку. Он попробовал небрежно отодвинуть переднего киборга мановением руки, однако тот был недвижим, подобно чугунной тумбе, вросшей в землю.
– Прошу вас, господин, подождать этика, – невозмутимо бубнил «тринадцать дубль два».
– Да пропустите вы меня! – не на шутку разъярился задержанный, пытаясь отбросить пигмея-робота вон.
Ан не тут-то было! Его оппонент не поддался ни на миллиметр. Аналогичным образом держали себя и его напарники: корректно, сдержано, но неподатливо – не позволяя их расталкивать. Вокруг конфликтующих сторон собралась толпа. Должно быть, в Котоне инцидент представлял такую же беспрецедентную редкость, что и техническая флуктуация. Загорцева никогда так не позорили. От стыда он себя плохо контролировал. Ещё бы: из огня, да в полымя; из героев – в хулиганы.
Вскоре подле стойки вызова трэка под противный визг тормозов остановился большой крытый фургон. Из него вылез долговязый страж порядка, по росту мало уступающий Роману. Данный котонец был облачён в элегантную, подогнанную точно по фигуре, тёмно-синюю униформу. Это про таких говорят: «Одет с иголочки». На голове у него был головной убор, напоминающий кавалерийский кивер, прибавляющий ему длины на добрый фут. На физиономии долговязого красовались тоненькие щеголеватые усики, коих прочие котонцы вообще-то не заводили. Выставлявшиеся из-под кивера волосы фата были завиты в мелкие кудряшки. В компании с ним дополнительно прибыло до десятка роботов.
Киборг «тринадцать дубль два» лаконично отрапортовал прибывшему начальнику о скандале. Выслушав доклад, щёголь повернулся к Загорцеву и с отменной тактичностью отрекомендовался:
– Этик Крэк. – И после паузы уточнил: – Простите, сударь, вы не намерены опровергнуть донесение робота «тринадцать дубль два»? Возможно, он что-то напутал или исказил?
– И не подумаю опровергать, – пренебрежительно отмахнулся задержанный. – Так и было. А исказил «тринадцать дубль два» то, что назвал никчёмный инцидент скандалом. Скандалом-то и не пахнет. Так, пустяковое недоразумение.
– Извините, как ваше имя? – осведомился Крэк.
– Роман…Роман Загорцев, – пожал плечами тот.
– Сударь Загорцев, вам придётся проехать с нами, – твёрдо произнёс долговязый.
Он указал рукой на фургон и, преисполненный важности, шагнул вперёд, предлагая следовать за ним. А роботы образовали вокруг бузотёра своеобразный частокол, выход из которого открывался только в направлении крытого автомобиля. Роман от безысходности зло хмыкнул и, подстёгиваемый испуганно-любопытными взглядами зевак, нагнал Крэка.
О проекте
О подписке