Слабое звено

Весенние учения шли своим чередом, пока вдруг не вмешался главный инспектор. Заслуженный старый черт, он с утра пораньше съел таблетку от маразма, приперся на полигонный КП и как начал давать вводные – со святыми упокой.

Мобильная группа «синих» ждала поддержку с воздуха. Там надо было тюкнуть всего ничего, одной штурмовой эскадрильей, ослабить фланг «зеленых». Поднялась стая «Воронов», чешет на подмогу – аж земля дымится.

Инспектор пригляделся, оценил расклад сил и говорит:

– А ну-ка, устроим этому «синему», как на реальной войне! Чтобы знал! Слушай меня! «Зеленый» наводит помеху, у штурмовиков сбоит навигация, и они наносят удар по своим! Выполнять!

На КП, конечно, расстроились. И «синий» красиво из мешка выходил, и «Воронам» пришлось бы по итогам дня обнулять память, чтобы глупостям всяким не учились. Но не спорят с главным инспектором, когда он хочет в войну поиграть.

Эскадрилья, ругаясь про себя последними словами, взяла «Воронов» на ручное и довернула, куда сказано.

Тут как нарочно «зеленые» засекли мобильную группу и приняли ее за авангард главных сил противника. Высчитали, где должно быть ядро «синих», и бодро нанесли в ту сторону – по степи глухой – такой могучий удар, о котором говорят: «Вон летит наш военный бюджет».

Ракетные батареи «зеленых» открылись перед «синими» как на ладони. Та самая мобильная группа чудесно их накрывала. Получив приказ «хреначить немедленно всеми наличными средствами», группа встала, развернулась – и захреначила.

Совершенно точно зная, что своих на линии огня нет.

На КП посредник увидел, как пересекаются траектории штурмовой эскадрильи и «синего» залпа, сдвинул фуражку на затылок и сказал:

– Оцените, господа офицеры. Из пушек по воробьям. Интересно, проскочат или нет?

На реальной войне противник стреляет по штурмовикам из всего, от пистолетов до танковых орудий. А поскольку линия соприкосновения войск – место суматошное, то и от своих штурмовикам достается. На них случайно роняют сверху бомбы, нечаянно поддают под зад из минометов и гаубиц, по ошибке догоняют в загривок ракетами. Но групповой ракетно-артиллерийский заградительный огонь – это уж извините, такого в природе не бывает. Натурально из пушек по воробьям.

Воробьи обычно не выживают, сдувает их. А в штурмовик надо еще попасть.

Конечно, всем было очень интересно, что получится. Господа офицеры на КП бились об заклад: уцелеют штурмовики, наткнувшись на залп, или нет, и сколько конкретно накроется.

А звено капитана Боброва, как раз плотно вставшее на боевой курс, влетело в рыже-фиолетовую огненную стену, в это марево и зарево, в этот последний день Помпеи – и сгинуло в нем.

И слышно было только, как капитан, известный железным самообладанием в воздухе, сказал три коротких русских слова:

– За мной, проскочим.

Он хотел уйти круто вниз, но успел только обозначить это движение, опустив нос. Здоровенный снаряд условно жахнул капитану прямо в двигатель. Бобров произнес одно русское слово, после чего от обиды замолк насмерть, долго не могли докричаться до него.

Двое из ведомых капитана, Чумак и Хусаинов, условно прожили в стене огня еще долю секунды. Чумаку снесло хвостовое оперение; Хусаинов забодал ракету «земля – земля». Можно было с чистой совестью лететь домой, что оба и сделали, засоряя эфир неуставной лексикой. А вот замыкающему, старшему лейтенанту Пейперу, про которого болтали, что он гениальный пилотажник, и это его однажды погубит, – не повезло. Из огня он выскочил целехонький, но напоролся на тылы «синей» группы, где ползла себе потихоньку неисправная зенитка. Неисправная реально, поэтому с нее поотвинчивали разные нужные детали, а саму зенитку перевели на полный ручник и выдернули все штекеры из разъемов – мало ли, вдруг пальнет. Вел машину экипаж из писарей, художников и поваров, то есть людей вменяемых, к подвигам не склонных. Эти-то интеллигенты и засадили Пейперу в лоб из четырех стволов и с двух направляющих – спасибо, условно.

Соображать надо все-таки, что один из штекеров втыкается не в ерунду типа датчика наполнения туалета, а в распознавалку «свой-чужой».

Поняв, что его опять сбивают дружественным огнем – второй раз за последние три секунды, – Пейпер крутанул противозенитный финт на недопустимой высоте и зацепил крылом самоходную полевую кухню. Кухню он разнес в клочья, а себе сломал руку, два ребра, вывихнул ногу, выбил зуб и еще ручку управления вырвал с мясом.

Он этой ручкой надавал по головам солдатикам, которые прибежали его извлекать из-под обломков.

«Синие» вообще ничего не поняли.

Инспектор, очень довольный, ушел обедать. Сказал, вот именно такой бардак на реальной войне и бывает… Сынки!

Господа офицеры на КП подсчитывали, кто кому сколько проиграл.

Командир «синих» открытым и не вполне цензурным текстом просил объяснить, куда это с такой скоростью улепетывает его воздушная поддержка.

Дальше все пошло наперекосяк из-за того, что Пейпера увезли в госпиталь. В других обстоятельствах командир штурмового полка должен был пригласить к себе «комэска-раз» и жестоко обидеть. Затем комэск приватно обидел бы Боброва. Потом застроил бы эскадрилью и вывел из строя Пейпера, дабы общественность знала, кто у нас герой дня. И уж после Бобров, в свою очередь…

Бобров решил, что раз Пейпер выбыл из игры, то и ему этот цирк тоже не интересен. Он пошел в санчасть, выпросил бюллетень и очень быстро покинул расположение полка. Вслед капитану помчался выговор за низкую летную дисциплину звена.

Чумак нашел у себя на хвосте ссадину и потребовал расследования – какая зараза стреляла боевыми. Поскольку вся пальба была компьютерной симуляцией, командир штурмового полка назначил сразу две экспертизы. Одна должна была установить, как именно Чумак ободрал самолет, другая – зачем он это сделал. Вторую экспертизу повесили на психолога, который тут же скрылся в направлении санчасти.

Хусаинов написал рапорт, где обстоятельно изложил, почему и отчего «Вороны» не могут наносить дружественные удары, а значит, летное происшествие со звеном Боброва не следует отражать в итоговом протоколе учений.

У Пейпера в госпитале установили ко всему прочему еще и сотрясение мозга. Пейпер заявил, что долго терпел, как над ним измывались Военно-Воздушные Силы, но всему есть предел, и теперь-то господа начальники точно могут сушить сухари.

Бобров лежал дома, слушая, как ноет сердце.

* * *

Стас Васильев шел по аэродрому, мечтательно улыбаясь. Все вокруг было настоящее. Бетонка, ангары, даже забор вдалеке – именно такие, как положено настоящей летной части, которая занята настоящей работой.

Этот аэродром и летная база родного училища были словно две капли воды. Но то ли в здешнюю воду плеснули топлива, то ли она от природы уродилась жестче – все казалось более выпуклым, четким, живым. И люди тут служили… Живые. Даже встречный механик козырнул молодому лейтенанту именно так, как очень занятой опытный механик козыряет молодому лейтенанту. У механика были чистые ухоженные руки, но на щеке красовалось пятно смазки: наверное, ковырялся глубоко в брюхе «Ворона», приложился и не заметил.

Это было здорово.

Ангар второго звена первой эскадрильи был распахнут настежь. В дверях валялись грудой чехлы, а на чехлах лежали двое в рабочей форме летного состава, оба без головных уборов и при кроссовках вместо ботинок. Один чернявый, другой русый. Они, казалось, спали.

Стас кашлянул.

Чернявый приоткрыл левый глаз.

– Слушаю вас, молодой человек, – сказал он, потягиваясь.

– Лейтенант Васильев прибыл для дальнейшего прохождения службы! – доложил Стас.

Чернявый, кряхтя, встал. Русый приподнялся на локтях и с интересом разглядывал новичка.

– Старший лейтенант Чумак, – сказал чернявый, протягивая вялую руку. – А это, – он мотнул головой в сторону чехлов, – старший лейтенант Пейпер и старший лейтенант Хусаинов.

Стас недоуменно посмотрел на чехлы.

– Добро пожаловать в пилотажную группу «Бобры»! – провозгласил Чумак. – Наш девиз, парни?..

– ГРЫЗЁМ ВСЁ!!! – рявкнул от души русый.

Чумак обернулся и хмуро уставился на него.

– Блин пасхальный, – сказал он. – Это я по инерции. Никак не привыкну, что Сашку списали. Думаю, он здесь. А его нет. Знакомьтесь: старший лейтенант Хусаинов.

Русый наконец изволил встать.

– Виктор, – представился он, широко улыбаясь. – Добро пожаловать.

Рукопожатие у него оказалось крепкое, но деликатное.

– Станислав, можно Стас, очень приятно.

– Приятно или неприятно, – заявил Чумак, – а девиз пилотажной группы «Бобры» тебе надо выучить наизусть. Чтобы от зубов отскакивало. Я проверю. Хочешь, я тебе его запишу?

– Чего пристал к человеку… – буркнул Хусаинов, падая обратно на чехлы.

– Пусть знает, – объяснил Чумак, укладываясь рядом. – Пусть ощутит, какие у нас славные традиции.

– Вот Боб придет, он тебе покажет славные… Стас, не обращайте внимания. Игорь шутит. Но слоган вам и правда надо выучить. Действительно запишите, а то вдруг забудете…

Стас на всякий случай улыбнулся и кивнул.

– Присоединяйся, коллега, – Чумак похлопал по чехлам. – У нас по плану до «тысячи сто» политинформация. А потом на технику.

Стас осторожно сел и поглядел через плечо в глубь ангара.

Там творилось что-то загадочное.

Три ухоженных «Ворона» стояли, как положено, на штатных местах. А четвертый – в угол носом.

– А-а… – недоуменно протянул Стас. – А?

– Чего? – удивился Чумак. – А, это… Он наказан.

– За что?!

– Было бы за что, огреб бы шваброй по носу. Молодой, вот и наказан, – добродушно объяснил Чумак. – Превентивно. Ничего, пускай так постоит немного. Подумает о своем поведении.

Стас смотрел на развернутую машину и не знал, как реагировать. Это было похоже на какую-то дикую недобрую шутку.

Девиз пилотажной группы «Бобры» уже не казался Стасу задорным и смешным.

– Это жестоко… – вырвалось у него.

– Дружище, – мягко сказал Чумак. – Ты теперь в армии. Здесь не бывает жестоко. Здесь бывает только как надо. И далеко не обо всем, что надо, пишут в учебниках.

– И?..

– Этот вороненок едва вылупился. Помимо заводских тестов один реальный вылет, да и то с перегонщиком. У него мозги птенца. Но тело взрослой птицы. И как прикажешь объяснить этому королю воздуха, что он пока еще самый глупый и самый слабый в стае? Что рядом с ним матерые трехлетки, битые-перебитые, которые знают о войне все?

– …И даже лишнее, – ввернул Хусаинов.

– Не уверен. Я бы поспорил.

– Вот Боб придет, он тебе поспорит…

Чумак повернулся к Стасу и непонятно спросил:

– Ну?

– Не знаю, – честно ответил Стас.

– Ну так знай, как вводят молодую машину в слетанное звено и готовят к первой встрече с наставником. Птенчик сейчас притих с поджатым хвостом. Он затаился и ждет. А ты еще посидишь, освоишься, успокоишься. А потом крепкой рукой поставишь его в строй. И будет у вас любовь до гроба.

– Это… Мой?!

– А чей же, – Чумак усмехнулся и снова лег на чехлы.

Стас почувствовал, что заливается краской. Ему хотелось прямо сейчас броситься к «Ворону» и чуть ли не расцеловать. Обласкать, утешить, поставить носом к небу… Он думал, что новую машину возьмет командир звена. А почему, собственно? Бобров несколько лет натаскивал свой штурмовик. Боброву сейчас шлифовать и шлифовать мастерство иссиня-черной птицы, оценивать ее опыт, закреплять навыки. И коли все будет нормально, с мозга этого «Ворона» снимут матрицу и наложат на сознание доброй сотни, если не тысячи будущих машин.

Ну и зачем Боброву юный несмышленыш, летающий по учебнику?

«Совсем как я», – подумал Стас. Он был «выпущен с отличием», то есть пилотировал отменно для новоиспеченного лейтенанта, но именно поэтому не заблуждался на свой счет. Ему лишь предстояло научиться летать по-взрослому.

– Он насколько включен сейчас? – спросил Стас, не отрывая глаз от своего штурмовика.

– Пока что на полную. Все видит и слышит, уже тебя заметил, взвесил, обмерил, классифицировал. Но первый месяц будете летать в полуспячке – и тебе надо привыкнуть, и командир поглядит, насколько ты хорош. Не обижайся, просто в нашем деле выпуск с отличием не гарантия. Отличников тут и без тебя пруд пруди. Талантливых мало! – сообщил Чумак.

«Ишь ты, все-то он обо мне знает», – подумал Стас с некоторой досадой.

– Не обращайте внимания, Стас, – в очередной раз посоветовал Хусаинов. – Игорь шутит. Кстати, у нас в звене уже есть три талантливых пилота, места заняты. Но открыта вакансия гения.

– Я против, – возразил Чумак. – Стас! Не будь гением, ладно? Это утомительно для всех.

– И правда, – согласился Хусаинов. – Командир намучился из-за Сашки. Да и сам он намучился. «Лишение премии» – это было второе имя нашего гения.

– А «Выговор в приказе» – третье.

– А «Грубость и нетактичное поведение» – первое. Но как он чувствовал машину…

– Так же, как мы! – огрызнулся Чумак. – Просто у Пейпера гениальные рефлексы. Он на этом и попался в военкомате. Они, кретины, одного не учли: будет ли машина поспевать за его рефлексами.

– Истребитель успел бы.

– Кто же даст идиоту из экспериментального набора целый истребитель…

Стас слушал этот диалог, хлопая глазами. Он уже понял, что Чумак и Хусаинов – довольно странные офицеры. Но сейчас они с каждым словом казались ему все страннее.