– Никак нет, сэр. – Вернер поглядел на потолок, выразительно ткнул пальцем в сторону утилизатора, где скрылась тряпка, и погрозил им адмиралу. Наверное, вопросы остались, но Рашен, едва прочитав о пожаре, испугался. Даже на субмарине пожар менее опасен, чем на космическом судне. От такой идеи не стыдно было и потерять контроль над собой.
Рашен хмыкнул и расстегнул нагрудный клапан спецкостюма, демонстрируя ослепительно белую футболку. Вернер махнул рукой – мол, не надо – и поднялся.
– Разрешите идти?
– Разрешаю заходить в любое время, – сказал адмирал. – И не забудь, старпому Боровскому приказано содействовать тебе в части, его касающейся. Пока, Andrey.
– До свидания, – сказал Вернер, подмигнул и вышел за дверь.
Адмирал повернулся вместе с креслом, набрал команду на замке сейфа, просунул в него руку и схватился за бутылку самогона, как утопающий за спасательный круг.
Отвергая духовное наследие предков, как не оправдавшее себя и чуть было не погубившее Землю, человечество тем не менее не хоронило старые добрые технические идеи. Поэтому «Тушканчик» был сконструирован по принципу русской матрёшки и мог позволить себе такую роскошь, как искусственная гравитация за счёт раскрутки одной из оболочек. Безусловно, инженеры предпочли бы менее замысловатое решение проблемы. Да и корабль получился великоват в поперечном сечении, попросту толст. Гравигенератор, лёгкий и компактный, вписался бы в схему круизера серии 100 как нельзя лучше. Но, увы, управлять гравитацией люди пока не научились. И ходил корабль на традиционной ядерной тяге, и команды из боевой рубки шли не к каким-нибудь заковыристым искривителям пространства, а к банальным импульсным пушкам. Так что единственным революционным новшеством, отличавшим «Тушканчик» от прочих боевых единиц группы F, был фаллический рисунок на дне рекреационного бассейна.
Вращающаяся оболочка корабля в просторечии именовалась «рабочей зоной». Она делилась поперёк на так называемые палубы, где и проходила вся жизнь экипажа. В распоряжении астронавтов всегда имелся чуть заметно вогнутый пол и более явственно выгнутый потолок. Хочешь – прыгай, хочешь – падай, если очень хочешь – лезь на стенку. А вот кувыркаться в невесомости тебе незачем. Чинить силовые коммуникации и пушки, смонтированные в «разгруженной» зоне, ты всё равно не умеешь. На это есть техники, вот им и положено уметь летать. У них даже завелось своё профессиональное заболевание: «синдром лётчика».
Разумеется, все испытывали кратковременную невесомость по пути от причальных шлюзов до рабочей зоны, но её частично компенсировали электромагниты, присасывая к полу стальные пластины в подошвах форменных ботинок. Вдобавок магнитный пол исправно подбирал из воздуха бесхозные железки. Полная невесомость считалась чересчур коварной штукой, чтобы позволить ей резвиться на военном корабле. В качестве примера Рашен рассказывал байку про то, как лет пятьсот назад русские астронавты искали на своей крохотной станции гаечный ключ, чтобы закрыть крышку переходного отсека и улететь вниз. Ключ был, конечно, на привязи и деться никуда не мог, но взял да испарился. Примерно через сутки астронавты заметили какую-то верёвку, потянули за неё и вытащили ключ из-за заглушки на щите электропитания, поставленной специально, чтобы туда не залетел металлический предмет.
Ещё Рашен вспоминал, как по молодости лет учинил на «Фон Рее» тренировку на невесомость. Конечно, у него хватило ума не тормозить рабочую зону – Рашен просто вывел людей полетать в центральный ствол. Вернулись астронавты назад все заблёванные, а ствол ещё долго продували сжатым воздухом с дезинфицирующей эмульсией.
Короче говоря, жизнь на «Тушканчике» шла в полном согласии с земной физикой. Именно поэтому на пятый день пребывания в экипаже флагмана лейтенант Вернер умудрился буквально, безо всяких обиняков, свалиться на голову капитан-лейтенанту Кендалл.
По корабельному времени был уже поздний вечер, Ива только что вышла из душевой и направлялась к себе в каюту – розовый халатик на голое тело, голова обмотана полотенцем, взгляд блуждающий, настроение самое что ни на есть благодушное, все рефлексы на нуле. Вдруг сверху раздался натужный скрип, и пока Ива соображала, что бы это могло значить, с потолка градом посыпались болты. Затем по голове несильно ударило лёгкое и пластмассовое. Тут Ива подняла глаза, и в этот момент на неё с неразборчивым французским проклятьем рухнуло восемьдесят кило живого веса.
– Тысяча извинений, капитан, – пробормотал Эндрю, отползая задом на четвереньках. – Даже не знаю, что и сказать. Вы как? Я вас не очень… того?
Ива села, прислонилась к стене и подобрала слетевшее с головы полотенце.
– Отвернись! – приказала она, заново сооружая из полотенца чалму.
– Я не нарочно, – объяснил Эндрю, глядя вверх. – Панель выпала. Какой-то умник очень хорошо её закрепил. Ползу себе, никого не трогаю… Я вас правда не ушиб?
– Ты-то живой? – поинтересовалась Ива.
– Вроде бы. – Эндрю поднялся на ноги и нагнулся к Иве. Он был в лёгкой рабочей куртке с закатанными до локтей рукавами, и Ива увидела на его левом предплечье извилистый белый шрам. Руки у Вернера были не по-мужски изящные, с тонкой кистью и длинными красивыми пальцами. Но поднял он Иву с пола легко, как пушинку.
– Где это тебя угораздило? – спросила она, показывая глазами на шрам. – На «Фон Рее»?
– Да. Только ничего героического. Производственная травма. Ползал по магистрали, вот как сейчас, и зацепился.
– Что же ты его не зарастил?
– Не знаю… Всё-таки память. И девочкам нравится.
– Ага, – кивнула Ива, посмотрела Эндрю в глаза и отвела, опустила взгляд. Вернер не был особенно крупным мужчиной, но сейчас он казался Иве просто огромным. Сильным и надёжным. Он окружал её собой, защищал и все ещё мягко придерживал за плечи. Видно было, что ему нравится так стоять. Вплотную. А глазами он Иву просто ел.
– Я вас правда не ушиб? – в очередной раз спросил Эндрю.
– Правда, – еле слышно сказала Ива, мучаясь вопросом: он её сейчас поцелует или всё-таки постесняется и отложит на потом. Никогда раньше ей не хотелось, чтобы её поцеловал мужчина, с которым она разговаривала второй раз в жизни. Во время отдыха внизу ей случалось по пьяни отдаваться совершенно незнакомым людям, но это все были астронавты, свои парни, чистые душой и телом, как пол на «Тушканчике», разве что не стерильные. А Вернер, хоть и тоже астронавт, «своим» не был. За его спиной притаилась тайна, и его отделял от Ивы невидимый барьер. Перед этим человеком не хотелось обольстительно изогнуться. А хотелось скромно потупить глаза, уронить безвольно руки и надеяться, что ты достаточно хороша, чтобы он лишил тебя невинности. Разумеется, не сейчас. Много после. Но вот хотя бы поцеловать…
Ива встряхнулась, не без труда пришла в себя и снова посмотрела Вернеру в глаза, на этот раз прямо и смело.
– Кто ты? – спросила она.
Эндрю отпустил её и непроизвольно сложил руки на груди.
– Меня зовут Эндрю Вернер, – сказал он с лёгкой усмешкой на губах. – Возраст тридцать шесть, рост сто восемьдесят, вес семьдесят девять. Имею правительственные награды. Очень хороший техник. Очень скромный и застенчивый человек. Даже чересчур застенчивый…
– Это заметно, – подтвердила Ива. – А всё-таки, кто ты? Что ты здесь делаешь?
– Падаю на голову красивым женщинам.
– Не валяй дурака… Энди.
– Но вы действительно очень красивая женщина, капитан. Во всяком случае, на мой вкус.
– Особенно сейчас, – заметила Ива, машинально поправляя на голове полотенце. – Значит, не хочешь отвечать?
– Сожалею, но мне нечего ответить, – сказал Эндрю очень мягко, почти ласково. – Вы меня за кого-то принимаете… За героя какого-то. Из женского романа. А я просто свалился вам на голову. Сначала испугался, а теперь вот… Даже не знаю. Рад, наверное. Я ведь скучал по вас…
– Если не можешь обращаться ко мне на ты, давай перейдём на английский, – предложила Ива. – Или у русских положено сначала выпить на брудершафт?
Вернер откровенно смутился. Получалось у него это обворожительно.
– Я не знаю, что на этот счёт положено у русских, – сказал он. – Но выпить я с вами… с тобой готов в любое время.
– Тебя тормозит, что я старше по званию? – не унималась Ива.
– Тьфу! – Вернер провернулся на каблуках, и когда лицо его снова оказалось у Ивы перед глазами, было оно уже совсем не смущённым, а заразительно улыбалось. – Да ничего меня не тормозит! Я просто с тех пор, как тебя увидел, только о тебе и думаю!
– Молодец! – похвалила Ива, крепко хлопнула Эндрю по плечу и, повернувшись к нему спиной, царственно поплыла по коридору.
Эндрю восхищённо смотрел ей вслед.
Адъютант контр-адмирала Задницы сгибался под тяжестью здоровенного кофра с оборудованием.
– Здрасте! – выдохнул он, роняя кофр на стол. – Всё как заказывали. С горячим приветом от моего патрона.
– Не любит он тебя, Изя, – сказал Рашен. – Не бережёт.
– Это точно, – согласился Изя, откидывая крышку и извлекая из кофра цилиндрический сосуд с бурой жидкостью.
– Посуду на стол, технику в угол, – распорядился Эссекс, возникая на пороге. – Здравствуй, Алекс. Стаканы где?
– Да вот стаканы, не переживай. Изя, ты бы, действительно, убрал со стола этот ящик.
– Минуту, – сказал Изя, запуская руки в кофр и щёлкая рычажками помехопостановщика. – Дайте машину на режим вывести.
– Ой! – Рашен скривился. У него вдруг прихватило зубы и ломануло поясницу. Это Изя что-то у себя в кофре перекрутил. – Полегче!
– Сами-то не умеете… – проворчал Изя, вглядываясь в аппаратуру и недовольно морщась. – Пардон. Эта штука буквально на честном слове держится… Момент.
Эссекс вытер слезящиеся глаза и уселся за стол напротив Рашена.
– Ну? – спросил он недовольно. – Долго ещё терпеть?
– Да сейчас же! – обиделся Изя. – Я вам что, техник? Я вообще в этой электронике ни бум-бум…
– Бум-бум у тебя хорошо получается, – заметил Рашен. – У меня сейчас зубы выпадут.
Изя что-то с усилием провернул в кофре, и затопившее каюту электричество рассосалось. Помехопостановщик вышел на режим.
– Вот, – сказал Изя, доставая круглую чёрную коробочку и протягивая её Рашену. – Вы лучше пока заглушку поставьте.
– Ну, ты обнаглел! – восхитился Рашен, но заглушку взял, отодвинул в сторону бутылку и стаканы и полез на стол. Дотянулся до решётки, под которой прятался динамик громкой связи, и прилепил коробочку к потолку. – Так? – спросил он.
– Левее. Ага, правильно. Спасибо.
– Да не за что. Заходите ещё. – Рашен легко, по-молодому, спрыгнул на пол. – Как детишки, Изя?
– Растут. – Изя вздохнул. – Денег просят. Я говорю, куда вам столько – вы их что, едите? Нет, говорят, мы их в задницу суем…
– А ты чего ждал? – удивился Рашен. – Семья, дружище, это просто фабрика по уничтожению денег…
– Слушайте, вы… евреи! – взорвался Эссекс. – Может, я пойду?! Может, вы без меня обойдётесь?!
– Нет, Фил. К сожалению, без тебя не получится. Ну что, Изя? Можно уже говорить по душам?
– Угу, – Изя кивнул, с демонстративной натугой оторвал кофр от стола и поставил его в угол. – Разрешите идти?
– Брысь отсюда! – рявкнул Эссекс.
– Вы свободны, капитан Мейер, – произнёс Рашен величественно. – Медаль вам пришлют на дом.
– Лучше деньгами, – буркнул Изя и вышел.
– Ну, Алекс, наливай! – скомандовал Эссекс. – Na zdorovie!
– Na zdorovie, – кивнул Рашен.
Несколько минут командование группы F просидело в благоговейном молчании, дегустируя напиток.
– Отрава, – сказал наконец Рашен. – Пойло.
– По-моему, тоже, – согласился Эссекс. – Ну, зачем позвал? И к чему такая секретность?
– Этот корабль мне больше не принадлежит, – заявил Рашен.
– То есть? – насторожился Эссекс.
– Громкая связь работает как микрофон, – объяснил Рашен. – Каждый пук из моего сортира фиксирует какая-то сука внизу.
– Подумаешь! – сказал Эссекс с видимым облегчением. – Открытие! У меня на «Гордоне» то же самое.
– А блокировка реактора у тебя есть?! – спросил Рашен агрессивно. – А отсекатель на стволе управления огнём?! А?!
– Ничего себе… – пробормотал Эссекс. – Вот хреновина… Приёмники нашёл?
– Пока нет. Найду, не беспокойся. Но что нам делать теперь, Фил?
– Наливать и пить, – сказал Эссекс. – Проклятье! Завтра же прикажу своим технарям… Тьфу!
– Вот именно, – кивнул адмирал, разливая «отраву» по стаканам. – Я старшего техника уже поменял. И тебе советую. А до этого – ни-ни.
– Так вот почему ты Фокса не наказал! – догадался Эссекс. – Умно, ничего не скажешь.
– Фокс не в курсе, зачем это было сделано. Он просто жаловался, что Скаччи много себе позволяет. А я говорю: ну и дай ему в рыло. Фокс мне: шутить изволите. А я ему: вовсе нет. Он пошёл – и дал.
– Какие они все у тебя… послушные.
– А куда им деваться? Вниз, что ли? Кому они там нужны?
– Ну почему же, – возразил Эссекс. – Внизу найдется масса желающих набить им морду. Я слышал, даже гражданским астронавтам иногда достается.
– Скаччи передо мной на коленях ползал, – Рашен вздохнул и припал к стакану.
– Пусть ему теперь жопу порвут, – Эссекс кровожадно усмехнулся и тоже пригубил «отравы».
– Из чего ты это гонишь, Фил? – спросил Рашен, поднимая стакан и разглядывая напиток на просвет.
– Из чего придётся, – уклончиво ответил Эссекс.
– И это два адмирала, – заключил Рашен.
– Так что делать будем? – спросил Эссекс деловито, подаваясь вперёд и пристально глядя на коллегу. – По-моему, ситуация патовая. Народ против нас, ты это понимаешь? Там внизу бешеная пропаганда за отказ от армии как таковой. У каждого третьего землянина на Марсе и Венере были либо родственники, либо деловые партнёры. И каждому землянину без исключения эта война в копеечку влетела. А они же все – Акционеры, мать их так. Народный капитализм прощал армии любые злодейства, пока это не обернулось конкретным убытком… Ох, распустят нас, Алекс.
– А что говорят твои аналитики?
– Так и говорят. Даже если Собрание Акционеров не решится развалить армию до основания, конкретно нам – конец. Совет Директоров так вздрючил общественное мнение, что нельзя идти на попятный, надо кого-то ликвидировать. Полицейские силы они не тронут. Пираты, контрабандисты… Но группу F точно распустят. Готовься к отставке, старик.
– Понимаешь, Фил, – сказал Рашен, – я ведь не из принципа упираюсь. Плевал я на эту армию. Я вообще человек не военный. И с моральной точки зрения мы действительно не правы.
– Не скажи. Мы выполняли приказы. И всё. А теперь из нас делают козлов отпущения.
– Погоди, Фил. Сколько народу мы укокошили на Марсе?
– Это не мы, Алекс. Не передёргивай. Это были крашеры и десант. Группа F прижимала корабли сепаратистов к поверхности. И всё. Ну, взорвали мы сколько-то этих посудин, а они разве погулять взлетели? Мы не бомбили. Не жгли. И, кстати, не мы придумали, что Марс и Венера должны отделяться. И не мы придумали, что им этого нельзя…
– Да я вообще о другом, Фил. Вот ты мне скажи – какие у тебя аргументы за то, что армию распускать пока ещё не стоит?
Эссекс плеснул себе «отравы», поднёс стакан к губам и задумался.
– У тебя внизу хоть кто-то есть… – пробормотал он.
– Считай, что нет, – Рашен потупился. – Последний мой диалог с сыном продолжался ровно минуту, и говорил в основном Игорь. Я внизу тоже никому не нужен. Так что скажешь, Фил? Зачем сейчас Земле военно-космические силы?
– Они ей на хрен не сдались, – сказал Эссекс и залпом выпил.
– Вот именно, – кивнул Рашен. – Группа F нужна только тем, кто в ней служит. Потому что им больше деваться некуда. Так думают все три обитаемые планеты Солнечной. Три суверенных государства. Три могущественные фирмы. И они не только думают так, они говорят об этом. Кричат во весь голос. А что мы?
– А что мы? – тупо повторил Эссекс.
– По-моему, и Земле, и Венере, и Марсу группа F нужна позарез, – скромно заметил Рашен. – Десантный и бомбардировочный флот действительно можно списывать, но что касается нас, с нашим опытом боёв в открытом пространстве…
– Да? – оживился Эссекс.
– Фил, не тормози. Кто их будет защищать от внешней угрозы, если не мы?
– От внешней угрозы? – переспросил Эссекс.
– Почему молчит станция на Цербере? – спросил Рашен. – Ты выяснил?
– Разбираемся… – виновато ответил Эссекс. – Телеметрия… Всё такое… Скоро узнаем.
– Пошли туда скаут, Фил.
– Зачем? – искренне удивился Эссекс.
– Чтобы посмотреть, отчего станция молчит.
– Ну, ты сказал! – Эссекс рассмеялся. – Туда два месяца ходу! А сигнал может появиться завтра, ну послезавтра. Может, там заело что-то.
– И чему там заедать?
– Не знаю, – признался Эссекс. – Там всё просто, как болт. Сверхнадёжно.
– Вот именно, – кивнул Рашен. – Отправь туда скаут, Фил. Желательно – «Рипли». Завтра же. И пусть до Цербера ходу будет не два месяца, а три недели максимум.
– Деньги же, Алекс… – До Эссекса постепенно начало доходить, что Рашен не шутит. – Из каких фондов я это оплачу? За три недели до Цербера… Это бустер понадобится от «Гордона», чтобы так разогнать…
– Сколько осталось до Собрания Акционеров? Три месяца, Фил. Вот и считай – три недели туда, столько же на разведку. И месяц убеждать идиотов внизу, что станцию уничтожили чужаки. А бустер я оплачу, раз ты такой жадный. Из резервного фонда.
Некоторое время Эссекс выпученными глазами вглядывался в лицо Рашена.
– Алекс, ты с ума сошёл? – спросил он с надеждой в голосе.
– Хотелось бы, – ответил Рашен серьёзно.
Скаут «Рипли» был маленькой юркой посудиной, семьдесят процентов которой занимала ходовая часть, а ещё двадцать – оптические и радарные сканеры. Экипаж насчитывал пять человек, и в полёт они надевали громоздкие противоперегрузочные скафандры, оборудованные системами кормления, водоснабжения и канализации. Скаут ходил с такими ускорениями, при которых у человека в обычном спецкостюме просто вытекли бы глаза. Жить месяцами в скафандрах нелегко, но зато скаут прошёл две войны без единой пробоины. Целиться в него ещё получалось, а попадать – нет.
Интерьер скаута пронизывал спартанский дух, если не сказать хуже. Самой роскошной деталью внутреннего убранства «Рипли» был унитаз для невесомости с привязными ремнями.
На клапане унитаза кто-то нацарапал «НЕ СРАТЬ».
– Это зачем? – спросил Рашен, повисая над унитазом головой вниз.
– Шутка, – объяснил коммандер Файн. – Мы им так ни разу и не пользовались. Времени не было. Воевали.
– Ладно, – сказал Рашен. – Будем считать, что порчи казённого оборудования я не заметил. Слушайте, Эйб. Видите, я сам пришёл… – Он замолк в лёгком замешательстве.
– Вижу, – кивнул Файн. – Ну и как вам тут, сэр? Не жмёт?
– Зато когда в эту блоху последний раз попали? – хитро прищурился Рашен.
– Стрелять не умеют, – парировал Файн. Он ходил на скаутах пятнадцатый год и каждый сезон
О проекте
О подписке