Глава 1
Беглец

Десятник Прокофий, высокий и широкоплечий, как и подобает быть каждому носителю D-гена, восседал на спине верного фенакодуса и угрюмо смотрел на крепостные стены, медленно выплывающие из-за горизонта.

В рейде, из которого они возвращались, Прокофий потерял трех бойцов, причем всех – разом и довольно глупо: из-за проходящего мимо «Титана» пришлось спешно прятаться в подземку, а баги, там живущие, будто только этого и ждали. Нападение руконогов было яростным и стремительным, точно выстрел из пистоля: двух разведчиков они утащили сразу, воспользовавшись перевесом в численности, а еще одного – когда кремлевские попытались отбить товарищей с помощью мечей (стрелять никто не решился – боялись ранить своих). Скрепя сердце, Прокофий скомандовал отступление, благо, проклятый био к тому времени уже миновал их укрытие и скрылся из виду.

И тем не менее гадкий осадок в душе, конечно же, остался.

Прокофий, разумеется, боялся не выговора воеводы, хотя без этого, десятник не сомневался, тоже не обойдется. Куда больше его пугала встреча с семьями погибших. Говорить матери или жене, что ее муж пал во время рейда, всегда было тяжело – настолько, что этой обязанности Прокофий предпочел бы честную смерть на поле брани. И хоть большинство людей смотрело с пониманием, прекрасно зная, какой мир их окружает, сам десятник ненавидел себя за каждого погибшего воина. Он никогда не говорил: «Зона забрала» – только «Я потерял», считая смерть людей в рейде провинностью командира.

Скакуну под ним тоже, видно, передалось настроение хозяина – он шел, уткнувшись под когтистые ноги, медленно, не торопясь, будто нехотя. Впрочем, галопом по московской Зоне не разъезжали даже самые отчаянные из кремлевских воинов: слишком велик был риск нарваться на неприятности. Причем, по иронии, самые большие беды обрушивались на путников уже у стен родной крепости – там они, преждевременно расслабившись, нередко натыкались на притаившихся у стен био или нео, которые набирались сил перед новым штурмом. Или же отряд шел домой с трофеями и у самых ворот нарывался на гон – а никто ведь из стрельцов не станет открывать, покуда гон идет, это первейшее правило, которому будущих воинов учат с детства: сколько б ни было снаружи собратьев, покуда волна мутов не схлынет – не впускай. Да, жалко, да, совестно, но если это разношерстное воинство внутрь прорвется через ворота, погибнет куда больше народу.

Меньше всего на свете Прокофий хотел оказаться по эту сторону от ворот, когда начнется гон. Но при этом он бы первый кинулся защищать привратников, случись ему чудом пережить сей адский ужас.

Потому что все эти правила не на пустом месте родились. Потому что за этими правилами – жизни и смерти многих бойцов, отцов тех, кто ныне сторожит покой последнего оплота человечества; тех, кто совершал ошибки, возможно, лишь для того, чтобы потомки их не повторяли…

Прокофий встрепенулся и повернул голову влево.

Почудилось, или из того дома донеслось рычание?

«Похож на нео… или человека… – отметил десятник про себя. – Но все же, скорей, дикарь – что б тут человек забыл, в этих развалинах?»

Впрочем, того, что это кто-то из своих, Прокофий тоже исключать не собирался – чтоб не натворить бед ненароком.

– Предполагаемая угроза на десять часов, – негромко, но так, чтобы все слышали, возвестил командир отряда.

Полдюжины взглядов скользнули по десятнику и перескочили на достопамятное здание, откуда доносилось странное рычание. Тут же, как по заказу, из полуразрушенного дома послышался еще и злой лай.

«Крысособаки?»

– Всем приготовиться, – сказал Прокофий, положив ладонь на рукоять меча.

Он быстро проверил, насколько легко клинок выходит из ножен, и, убедившись, что выходит без труда, потянулся к пистолю. Морально десятник был готов к тому, что из дома вот-вот попрут муты. И хоть переводить пули на такую мелюзгу, как крысособаки, хотелось едва ли, еще меньше Прокофий желал подпускать их к фенакодусам. До Кремля уже – считаные метры, так стоит ли экономить на патронах, рискуя здоровьем дружинников и скакунов?

«Конечно же, нет».

– У, твари! – вдруг донесся из здания приглушенный возглас.

Прокофий недоуменно нахмурился. Нео так не разговаривают, манера совсем другая. Что же, получается, в здании человек? Но откуда? И кто это? Приблудившийся или свой, кремлевский, просто отбившийся от отряда или потерявший товарищей на недружелюбных улочках Москвы?

А, впрочем, стоит ли ломать над этим голову сейчас? Не лучше ли помочь незнакомцу, а уже после разбираться, кто он, откуда и зачем?

– Там, кажется, человек, Прокофий, – заметил темноволосый Олег, старый товарищ десятника.

– Проверьте с Ванькой, – распорядился командир, покосившись в сторону Ивана, светловолосого усача, чей фенакодус шел по правую руку. – Если что, свистите, дам подмогу.

Олег отрывисто кивнул и, передав свои поводья рядом стоящему товарищу, легко спрыгнул с фенакодуса. Ваня, который тоже прекрасно все слышал, последовал его примеру, и вот они, вдвоем, пошли ко входу в полуразрушенный дом, на ходу вытаскивая мечи из ножен. Внутри продолжали лаять и рычать, и уже непонятно было – то ли это крысособаки, то ли прижатый к стенке человек так огрызается.

Вот дружинники скрылись внутри. Воздух вокруг буквально раскалился от напряжения. А ведь это вдобавок уже и вечер был – небо подзатянуло тучами, за которые охотно спряталось солнце, еще пару часов назад беспощадно жарившее облаченных в кольчуги путников. Сумрак напоминал дружинникам, что они не дома, в родной хате, а посреди изувеченного войной города, обитатели которого не слишком дружелюбно относятся к не в меру живучим кремлевским «хомо».

«Ну, оно, может, и к лучшему – для дисциплины, опять же, полезней именно в напряжении быть, а не расслабляться прежде времени», – подумал десятник, выжидающе глядя на дверной проем.

– Свои! – послышался изнутри голос Олега.

Лай стал, кажется, еще громче… а потом, довольно резко, стих совсем. Выстрелов слышно не было; видно, дружинники оценили ситуацию и решили, что патроны тратить без надобности. Значит, все еще проще, чем Прокофий предполагал изначально.

Прошла минута, может, полторы, когда из дома наружу показался Олег. Он едва заметно кивнул своему командиру – мол, порядок, справились. Прокофий кивнул в ответ. На душе стало чуточку полегче.

Следом за дружинником вышел незнакомец с неказистым и, судя по виду, довольно старым мечом. Надо понимать, именно его вопли привлекли десятника. Незнакомец был немолодой и лохматый, с седыми волосами и седой же бородой. Одетый в какое-то потрепанное рубище, изорванные штаны и сапоги, которые казались едва ли не старше их хозяина, мужчина, тем не менее, статью и выправкой напоминал самих дружинников.