Через настежь распахнутые Спасские ворота колонна саней въезжает в Кремль. Вокруг красота: двух, а то и трехэтажные каменные палаты ближних бояр, в хмурое небо гордо вздымаются православные кресты на луковках многочисленных храмов и монастырей. От ворот до Красного крыльца в две шеренги стоят наиболее доверенные – преображенцы. Трезвонят колокола на храмах, слышатся голоса офицеров – немцев: «Ахтунг! Мушкет к ноге!». Вдоль кремлевской стены уставился жерлами в небо короткий ряд сверкающих медью мортир. Рядом – сложенные кучками заснеженные ядра. Усатые румяные пушкари замерли у орудий, ожидают сигнала. В руках застыли длинные палки банников, дымятся длинные фитили. Стольники в ожидании послов толпятся на крыльце Грановитой палаты. При виде саней загалдели словно галки. На них красные распашные кафтаны на завязках, на головах высокие меховые шапки. Всадник в сверкающих сталью доспехах и шлеме нетерпеливо гарцует на снежно-белом коне перед артиллерийской батареей. Ветер остервенело треплет огненно-красный плащ за спиной, пытается сорвать с плеч, снег наотмашь бьет в лицо, но он не обращает на это внимание. Посольский караван подъезжает к крыльцу, останавливается, всадник поднимает над головой руку в черной перчатке. Фитили, послушные приказу, опускаются к стволам.

«Бабах!» – мортиры дружно изрыгают огненные языки к небу. Сквозь плотный пороховой дым едва видно пушкарей, бросившихся банить стволы. Между высоких стен Кремля загуляло гулкое эхо, стаи ворон поднимаются в небо, с тревожным карканьем кружатся в стылом небе.

«Азиатчина… – поджав губы, подумал старший посол. – Не зря Соловьев призывал к походу на Москву». Попытка завязать союзнические и даже дружеские отношения с русским царством Рожковскому не нравилась. Впрочем, как дисциплинированный чиновник, он как мог добросовестно исполнял указания нового градоначальника.

Когда послы Мастерграда поднялись по лестнице на крыльцо, стольники потребовали сдать оружие и весьма удивились ответу, что у послов его с собой нет. Между тем бойцы посольской охраны выгрузили дары русским царям. Чего там только не было: золотые цепи и серебряная посуда, зеркала в изысканных рамах в рост человека, золотые зажигалки на древесном спирту и изящная, полупрозрачная на свету фарфоровая посуда. Изделия двадцать первого века совместно с произведенными в ювелирной и стекольной мастерских города. На утоптанном снегу у крыльца остались два расписанных под хохлому высоких, выше человека, шкафа – газоэлектрических холодильника. Придворная челядь притихла, вытянув шеи, рассматривает диковинные подарки. Рожковский с Александром вслед за стольниками, не торопясь, зашли в Грановитую палату, сняли шапки, украдкой оглянулись.

Царские палаты! Краска бросилась Александру в лицо, язык прилип к гортани, но через миг офицер совладал с собой. Из окон в палату попадает достаточно света, несмотря на это горят, распространяя в душном воздухе запах воска, свечи в подсвечниках и паникадилах. Стены искусно расписаны рыцарями, разноцветными птицами и зверями. На скамьях вдоль стен потеют в дорогих шубах первые люди царства: бояре, окольничие и думские чины. Бороды у иных до пояса, седые, в глазах настороженность, руки крепко сжимают искусно украшенные посохи. Открыв рты, уставились на чудно одетых послов. Одежду восточных стран они видели, западные парики и широкополые шляпы вкупе с шоссами и жюстокорами для них не в диковинку, но строгий костюм – тройка и парадный китель офицера наблюдали впервые. Попаданцы не собирались принимать моду ни западных, ни восточных стран, а намеревались навязать миру собственный стиль. Прием у царей московских стал первым шагом на этом пути. В дальнем конце палаты возвышается двойной трон. Три серебряных с прорезным орнаментом ступени ведут к бархатному сиденью, разделенному поручнем на два места для царей. Позади трона четыре рынды, юные отроки в высоких горностаевых шапках, в руках блестят серебряные топорики. Все по уставу, благолепно, по древнему чину византийских императоров. Красиво, подумал Александр. Старший посол лишь слегка нахмурился. Его такими штучками не проймешь!

Одно тронное сидение пустое, старший царь Иван Алексеевич опять недужил и не мог принять послов. На втором идолом восседает длинный, как каланча, юноша, над верхней губой черный пух, а не усы. Только глаза живые, слегка навыкат, горят жадным любопытством. В руках символы царской власти: золотые скипетр и держава. На голове сверкает разноцветными алмазами, изумрудами и турмалинами корона с золотым крестом наверху и с традиционным соболиным мехом на тулье. Александру показывали портреты Петра первого в молодости. А что, похож, подумал он. А еще чем-то неуловимо напоминает оставшегося в будущем младшего брата. Возможно, любопытством? По левую руку от царя придворный с золотой миской в руках, одет пышно, в белый атлас. Другой, по правую, держит искусно вышитое полотенце.

После малоприятных для людей двадцать первого века, но обязательных в семнадцатом, дипломатических процедур: поклонов, целования царской руки и вопросов о здоровье, старший посол кланяется и передает в руки царя всея Великия, Малыя и Белыя, и прочее Руси, верительные грамоты. Петр, не глядя, отдает грамоту боярину Льву Кирилловичу Нарышкину. Сам не сводит глаз от попаданцев. Боярин громким голосом объявляет, что прием закончен. Оба посла с поклонами удаляются из палаты. Дипломатические приличия соблюдены, теперь следует ждать приглашения на личную встречу с Петром.

Остаток дня посольские занимались обустройством усадьбы по собственному вкусу. Связисты с утра натянули вдоль конька крыши терема Y – образную антенну, пробросили кабели и установили в одной из светлиц второго этажа армейскую КВ – радиостанцию. Вечером удалось связаться с дежурным радистом Мастерграда и доложить о результатах переговоров.

Тусклое зимнее солнце давно спряталось за горизонт, когда в дверь посольской усадьбы громко застучали. Часовой на входе открыл окошко, выглянул. Судя по форме перед воротами – преображенец. В правой руке поводья покрытого инеем коня, нагольный полушубок в снегу.

– От государя Петра Алексеевича, гонец, – представился преображенец.

Часовой доложил по рации. Дождавшись сопровождающего, пропустил царского гонца во двор. Посланец окинул любопытным взглядом татакающий рядом с крыльцом военный бензоэлектрический агрегат с газогенератором и висевший на крыше флаг Мастерграда, но промолчал. Видимо, слышал о мастерградских чудесах. Вслед за провожатым вошел в терем, поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж. В комнате его встретили предупрежденные начальником караула послы. Гонец, раскрыв рот, уставился ошеломленным взглядом на горевшую под потолком лампочку, но затем все же справился с удивлением. Петр первый приглашает на завтрашний день на приватные переговоры в Преображенское. Поблагодарив преображенца и одарив деньгой, отправили восвояси…

Деньга – полкопейки.

Послы вошли в небольшую палату, с достоинством поклонились. В руках два небольших чемоданчика. Одеты непривычно, слишком скромно для обожавшего банты, кружева и все яркое, семнадцатого века. Младший посол в одежде оливкового цвета, на плечах сверкают по четыре звездочки, старший – в коротком камзоле черного цвета. Не похоже ни на немецкие, ни венгерские, ни на польские одежды. За застеленном льняной скатертью столом расположился царь Петр Алексеевич. В белом русском кафтане, нарядный. Перед ним фарфоровое блюдечко с незажженной обкусанной трубкой. От печи тянет теплом, уютно потрескивают дровишки. Пуча глаза, позади стоит в парадном облачении князь Федор Юрьевич Ромодановский. Усы встопорщились как у кота, взгляд недоверчивый. Правила общения с хроноаборигенами попаданцы выучили еще в Мастерграде. Повернувшись в красный угол, откуда с потемневших от времени икон всматривались в людей строгие лики святых, дружно перекрестились, поклонились. Царь и князь внимательно наблюдали за попаданцами. Нет, вроде все по канону. Показалось? Нет? Взгляд князя Ромодановского слегка смягчился.

– Здравствуйте, господа послы! – произнес, с любопытством разглядывая послов вблизи, Петр. – Присаживайтесь, поговорим про дела наши.

Когда послы уселись за стол и поставили рядом чемоданы, подал голос, тряся немалым чревом, князь Ромодановский.

– Вот сомневаюсь я, что вы православные, слишком себя ведете не по-нашему, – он сделал замысловатый жест рукой и требовательно уставился на послов. Петр никак не прореагировал на самовольство приближенного, лишь нервно дернулся юношеский ус. Видимо, все договорено заранее.

Рожковский внутренне усмехнулся. Все-таки по части интриг не наивным предкам состязаться с потомками. Не зря во время подготовки послы выучили распространенные православные молитвы. Откашлявшись, спросил:

– Хотите, прочту символ веры?

Дождавшись утвердительного кивка сверлившего послов глазами Петра, начал:

– Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым…

Произнеся молитву до конца, вновь перекрестился. Лица князя и царя ощутимо расслабились.

– Ну что же, видим, не врете. Вы православные. А скажите, православные… – Петр густо побагровел, лоб покрылся мелкими каплями пота. Голос царя повысился, приобрел нотки угрозы:

– Кто вам разрешил поселиться в пределах русского царства самовольно?

О, Как! – подумал Александр. Петр обиделся, что живем на Урале без его разрешения, ну-ну. А возможность прогнать нас у тебя есть? Но обострять ситуацию не стал и перевел разговор в юридическую плоскость.

– Ваше Величество, эту землю нам подарил казахский хан. Его это земля! – Александр вытащил из чемодана цветную ксерокопию договора с главой казахов Тауке-ханом, положил на стол. Петр поднял бумагу, недовольно хмыкнул, нашел снизу перевод на русском. С трудом, буквицы непривычные, прочел, шевеля губами. Кашлянул сконфуженно, оглянулся на князя.

– То русская земля, не мочно было хану жаловать вас той землицей! – твердо произнес Ромодановский, кончики усов воинственно торчат.

Александр слегка хмыкнул. Старший посол подождал, будет ли продолжение, затем ответил спокойным ровным голосом, словно разговаривал не с разгневанным владыкой Русского царства, а с малышом – несмышленышем:

– Это Вы с ханом выясняйте, чья эта земля, а казахи и башкиры в тех краях живут, а вот русских людей, кроме нас, там нет.

Петр поджал губы и несколько мгновений смотрел на каменно-спокойные лица послов. Тишина, лишь потрескивают в печи поленья. Слишком самоуверенно держатся, видать, силу за собой чуют. О том, что у пришельцев могучая армия, писал Строганов. Есть у них скорострельные мушкеты, корабли небесные и повозки железные самобеглые, кои даже ядро не пробьет. Поднял трубку. Открыл заслонку печи, оттуда пыхнуло жаром, достал лежащими на полу щипцами раскаленный уголек. Прикурил, клубы ароматного дыма поплыли по светлице. Ромодановский едва заметно поморщился.

– А за что пожаловал вам землицу хан? – поинтересовался царь почти спокойным голосом.

Александр не стал рассказывать сложную историю взаимоотношений с казахами. Меньше будет знать, лучше станет спать! Соответствующий сюжет для показа Петру первому заготовили заранее. Пожав плечами, Александр вытащил планшет, положил на стол перед царем:

– За то что помогли хану в войне с его врагами. – произнес он. – Посмотрите, Ваше Величество.

Нажал на кнопки. Засветился экран. Зрачки Петра сузились словно у кота. Он узнал, это тарелка колдовская, которая у Федьки не стала ничего показывать. Царские розмыслы сумели ее разобрать и, хотя ничего не поняли в устройстве, но убедились, что это техническая диковина, и ничего колдовского в ней нет. А здесь диво! Заработала. От удивления Петр ахнул, вытянул по-гусиному шею. Позади тяжело сопит Ромодановский. В окошке внутри тарелки появилось изображение. По долине между заснеженными горами наступала одетая в латы грозная армия. В центре, топча сапогами степную траву, двигались пешие отряды с огнестрелом и длинными пиками. По краям – латная и легкая конница. Сила серьезная. Когда до вражеской армии осталось две-три версты, в центре начали густо и часто подниматься огненные столбы разрывов. Скорострельность и точность, немыслимые для возможностей примитивной артиллерии семнадцатого века. Пешцы мужественно выдерживали интенсивный огонь, наконец, не выдержали, побежали, на ходу бросая на землю пики и мушкеты. На флангах конники схлестнулись с врагами. Прорвались к позиции артиллеристов. Торчат параллельно земле длинные острия стальных копий, сабли хищно блестят в руках, рты раззявлены в яростном крике. Вот-вот бешенные всадники ворвутся на батарею, стопчут, ссекут пешцов, но не тут-то было! Кони, зацепившись за невидимые в высокой траве препятствия, на полном ходу падают, катятся, дико ржут. И тут же кинжальный огонь в упор, частый, какой не бывает у мушкетов, и два чадных языка яростного огня с флангов. Крики сгорающих. Мечущиеся по полю «живые» факелы. Мясорубка! Никто не пытается сойтись с врагом в рукопашную, врагов истребляют словно мух, пользуясь колоссальным преимуществом в «дистанционном» оружии. Все конники, те, кто уцелел, скачут назад, провожаемые частыми разрывами мин.

Глаза у Петра горят, с тихим свистом выпустил воздух между зубов. В глазах царя появилась задумчивость. Да, оснащенная таким оружием армия может не бояться врагов. Побьют, сколько не придет на битву.

– С кем здесь бились? – ткнул дымящейся трубкой Петр.

– С джунгарами, – поймав недоумевающий взгляд Петра, Александр пояснил, – мы воевали с монголами!

– Много вас там было? – спросил царь.

Александр не стал скрывать:

– Чуть больше трех десятков.

Последовала короткая пауза, потом раздался изумленный возглас и следом растерянный голос Ромодановского:

– Не может быть!

Послы не стали спорить, лишь молча ожидали продолжения. Первый справился с ошеломлением царственный юноша.

– Ты тоже там воевал? – кивнул головой в сторону планшета Петр.

– Да, Ваше Величество!

Александр удостоился восхищенного и немного завистливого взгляда царя. Воевавших, тем более так успешно, Петр уважал.

– И много у вас таких добрых войск? – небрежно поинтересовался Ромодановский, а у самого глаза цепкие, внимательные.

– Две тысячи регулярных солдат и несколько тысяч ополчения, – Александр на миг сбился, не зная, как сказать, чтобы хроноаборигены поняли, затем подобрал слова, – да еще корабли летучие и самобеглые стальные повозки.

Усики Петра уныло опустились. Повествования послов о военной мощи Мастерграда вызвали шок у царя и князя, но они подтверждались сказками Федьки и письмом старшего Строганова. Стало быть, это не лжа, а чистая правда. Сжав от досады руку в кулак, едва не грохнул по столу. Планы по склонению Мастерграда под руку русского царя шли насмарку. Быть может потом, когда больше узнают о пришельцах и закончат неудачно начавшуюся войну с турками.… А сейчас отчаянно необходимо оружие, сравнимое по качествам с мастерградским. Война с опаснейшим противником: Оттоманской Портой и ее вассалом Крымским ханом шла с 1686 года, и конца-краю ей не видно. Два похода на Крым, возглавляемые князем Василием Голицыным, закончились позорным отступлением. Новое мощное оружие давало надежду победить турок быстро, с небольшими потерями, и тем самым укрепить трон под юным царем. Он лишь недавно отобрал власть у сестрицы – узурпаторши и отчаянно нуждался в успехе, подкрепляющем права на трон. Некоторое время Петр боролся с охватившей растерянностью. Затем вспомнил. Это пришельцы из будущего пришли к нему, а не наоборот. Значит, им что-то от него необходимо! Понимание заинтересованности пришельцев помогло собраться. Царь Петр был юн, едва вышел из подросткового возраста, к тому же родился очень любопытным. Искушение оказалось не по силам.

Голова Петра склонилась к плечу, глаза округлились от любопытства. Он запнулся, слегка заалел, но, упрямо набычив голову, спросил твердым голосом:

– А правда, что у вас есть летучие корабли, или лжа?

В глазах надежда, что сказка станет былью. Знал он и из сказок Федьки, и от Строгановых о летучих кораблях пришельцев, но вот не верилось и все! Хотя страстно мечталось хоть раз прокатиться по небесам, словно ангел божий!

Ну совсем ребенок, подумал Александр. Все не похоже, ни черты лица, ничего, но напоминает младшего, навеки покинутого брата чем-то неуловимым… Наверное, неуемным любопытством? Петр Александру нравился, ярый патриот и трудоголик, поднял Россию на дыбы, превратив из сонного Московского царства, прозябавшего на окраине Европы, в Русскую империю с мощными армией и флотом, растущей промышленностью. Наклонившись к чемодану, младший посол вытащил альбом. На обложке фотография с бронзовым памятником основателю города. Над ним щит желто-коричневого городского герба. Показал царю. Лепо и искусно изукрашено, подумал Петр. Особо внимание привлек наряд на памятнике, схожий с тем, какие носили кукуйские немцы. Вот еще один вопрос, и пока без ответа.

– Это Вам, Ваше величество, в дар альбом с видами города, – слегка склонив голову, произнес Александр, передавая царственному юноше искусно изукрашенный альбом, – Есть там и картина с воздушным кораблем.

У Петра от любопытства все шире округлялись глаза. Молчит, крепко сжав маленький рот, рассматривает искусную картину на обложке. Князь придвинулся вплотную, насколько позволяло чрево, жадно рассматривает диво. Наконец, царь открывает альбом.

Изображение зело искусное. На первой странице картина с видом на город мастеров, словно с высокой горы. Лето. Ровные, как стрела, широкие улицы. Десятки высоких, в пять поверхов, каменных палат. Иные еще выше. Крыши блестят добрым железом, видно живут богато, копейку не считают. На другой странице улица, мощенная камнем, вокруг чисто, ни навоза, ни иной грязи. Чистота, словно в палатах царских! Люди никуда не торопятся, гуляют. Все одеты в разноцветные дорогие одежды, лица радостные, как будто и забот у них нет.

–Это машины самобеглые, как ваши кареты, только движутся механизмом внутри, – произнес Александр, ткнув пальцем в автомобили. Он взял на себя обязанность комментировать фотографии с незнакомой хроноаборигенам техникой, удостоившись за это благодарного взгляда Петра.

На картинке проезжают, блестя на солнце добрым железом, машины самобеглые, чудные. Вдоль высоких домов, затеняя стеклянные окна, растут деревья. Истинный парадиз! Словно и не люди там живут, а ангелы. Блеск кукуйской слободы, которую наивный Петр почитал за рай на земле, померк в его глазах. Мастерград настолько богат, что дух захватывает. Куда там легендарным сокровищам, захваченным гишпанцами у индейцев! Царственный юноша с растерянным видом рассматривает картинки, глаза горят неподдельным восторгом. Забыты и французы, и англичане, и голландцы, у всероссийского самодержца появился новый жизненный идеал. Позади молча сопит, заглядывая через плечо, князь Ромодановский. Ну и ладно, думает князь, пусть Петр Алексеевич лучше восторгается православными, чем лютеранами кукуйскими. Вот на следующем рисунке – короста высотой выше человечьего роста, из доброго железа на колесах из чудного материала (БТР-70).