– Здравствуй Иван Петрович, здравствуй старый чертяка! – обнял старого моряка из мастерградцев Петелин, – как добрался. Как дела?

– Дела, как юла…

– Это как это?

–То белая полоса, то черная, но в целом нормально!

– Все шутишь?

– Атож, вот мой рапорт, – протягивая тонкую папку, капитан подмигнул и вслед за папкой протянул пакет, опечатанный знакомыми печатями администрации Мастерграда.

– Это то, что я думаю? – вскинул изумленный взгляд на морщинистое и усатое лицо капитана Петелин, тот в ответ, улыбаясь, кивнул. Год тому назад, летом 1705 года, Александр отправил в Мастерград рапорт с описанием боя с паровым кораблем навахо, способным превратить сорокакилограммовым снарядом борт любого судна в решето и предложением о строительстве бронированных кораблей, способных закрепить превосходство попаданцев в океанах. Тогда рапорт затерялся в администрации города и вот наконец ответ!

Пальцы торопливо разорвали пакет, Петелин вчитался в ровные строки напечатанного на электрической печатной машинке производства Мастерграда письма.

На ваш исходящий от 25.07.1705 года, сообщаем, что военный совет рассмотрел ваш рапорт и сообщаем вам его решение:

– принято решение о строительстве не менее двух броненосных крейсеров, с последующей передачей одного из них в город Владивосток в состав тихоокеанской эскадры;

– на третий квартал 1705 года в Собрание депутатов Мастерграда направлено предложение о выделении соответствующих финансовых ресурсов для строительства крейсеров и реконструкции петроградской верфи и оружейного завода.

Петелин оторвал ошеломленный взгляд от письма и посмотрел в улыбающееся лицо капитана.

– Угадай, – произнес тот, – кто будущий командир крейсера, который будет базироваться у тебя?

– Петрович, – вскинул брови Петелин и удивленно уставился на собеседника. Несколько мгновений смотрел в лицо моряка, потом, ошеломленно ахнул, – ты что ли?

Капитан неторопливо вытащил из кармана плотной парусиновой куртки трубочку, раскурил, тонкая струйка ароматного дыма, сносимая ветром с моря, терялась среди голубых просторов неба.

– Атож, – насмешливо сощурился моряк, – и семью перевезу к тебе!

– Скоро наш будешь! – обрадованно произнес Петелин. Мужчины обменялись друг с другом крепким рукопожатием а Александр вновь уткнулся в письмо.

Дальше на двух страницах в спокойном официальном тоне сообщалось о реконструкции военного производства и характеристиках, согласно заданию, броненосных крейсеров.

Планировалась реконструкция пушечного токарно-сверлильного станка орудийного участка оружейного завода – установка более длинной станины, пригодной для производства морских орудий с длиной ствола до 6858 мм по образцу знаменитого 152-мм орудия Канэ и изготовление длинного шлифовального станка для шлифовки направляющих длинных станин.

Строительство кораблей: длинной 100,2 метра, при ширине 11,3 метров и осадке 7,67 метра, с водоизмещением почти 7 килотонн. Две паровые машины двойного расширения общей проектной мощностью 8000 л. с. позволят развить скорость до 15 узлов. Бронирование: кованные плиты от 200 до 400 мм прикроют борт по всей ватерлинии – бронепояс и броневую палубу с броневыми скосами чуть выше верхней кромки главного броневого пояса. Дополнительно защитят корабли расположенные вдоль бортов угольные ямы. Восемь морских 152-мм орудий с длиной канала ствола 35 калибров, установят в бронированных башнях. В целях борьбы с живой силой противника и лодками на крейсер установят усовершенствованные 37-мм пятиствольные орудия на основе системы Готчкисса: с большей начальной скоростью снаряда, эффективной дальностью стрельбы до 1200 м, с электрическим приводом блока стволов, автоматической подачей снарядов и водяным охлаждением стволов.

Письмо заканчивалось уведомлением:

О закладке крейсеров и о направлении корабля в состав тихоокеанской эскадры вы будете оповещены дополнительно.

Глава города С. Маклаков.

– Вот так, – произнес Петелин, аккуратно сложил письмо и спрятал в карман. Мечтательный взгляд прошелся по панораме бухты Золотой Рог, переходящей в искрящуюся сине-зеленую водную гладь океана, на горизонте теряющуюся в пронзительной и безоблачной синеве неба. Воображение нарисовало серую громаду крейсера, внушительно поводящую морскими 152-мм орудиями. Да… это сила! С таким кораблем он берется пустить на дно любой флот! На лице вспыхнула хищная улыбка, глаза блеснули азартом.

– Делайте вашу игру, джентльмены и краснокожие…

Купчиха Васильева так и не дождалась от губернатора приглашения на ассамблею, а пока она, запершись в доме, оплакивала обидную неудачу, на купца свалилась новая напасть. Губернатор отказал в аренде грузовиков и продаже мастерградских товаров. Это уже было не отказ в приглашении, это грозило полным разорением. Васильев был подкаблучник, но не дурак. Сложив два и два он пришел к выводу о виновнике гнева Петелина и впервые в жизни вышел из подчинения властной жены. Вечером испуганные слуги слышали со второго этажа хозяйского дома крик великий и брань, что-то с грохотом падало на пол. Солнце окончательно спряталось за горизонтом, когда купец пулей вылетел из двери светелки и, оглушительно хлопнув ею, удалился к себе. Доверенная служанка, на следующее утро вызванная к хозяйке, потом по секрету рассказала подружкам, что купчиха впервые в жизни обзавелась роскошным фиолетовым фингалом под правым глазом. В тот же день купец приказал запрягать лошадей и направился к генералу Орлову, который слыл приятелем Петелина. Умолить! Верный слуга я твой! Дура баба, язык без костей. Я ей ужо язык укорочу! Помоги, батюшка, снять опалу мастерградца…

***

2 августа, в вечерний час руководство направленной на Алеутские острова экспедиции: губернатор Петелин, капитан клипера «Стремительный» и полуполковник казак со старообрядческой, окладистой бородой и недобрым взглядом цыганских глаз: Василий Кошелев, ужинали. Еда в глиняных тарелках на деревянном столе самая простая, почти такая же как у простых матросов и будущих колонистов. В жаркой, словно баня, богато отделанной ореховым деревом кают-компании не верилось, что на палубе меньше десяти градусов тепла и ветер, пронизывающий насквозь даже сквозь плотную парусиновую куртку и одетый под него свитер толстой, домашней вязки. Что поделаешь… север, вот и климат субарктический даже летом.

Пронзительный звонок телефона заставил Петелина вздрогнуть и бросить взволнованный взгляд на капитана, долгое путешествие и однообразие пейзажа за бортом успело надоесть хуже горькой редьки:

– Неужели дошли?

– Сейчас узнаем, – старательно сдерживая азартный блеск глаз ответил капитан: Иван Петрович. Сняв трубку, заговорил с вахтенным офицером.

Александр повернул голову и вгляделся в квадратное окошечко в стене, почти не слушая разговор. Море медленно падало вниз, в пучину, потом бирюзовые со снежными барашками волны шипя, поднимались к серому небу и, вновь с тяжелым плеском рушились. Скрипели перегородки, заваливался низенький потолок.

– Ну что господа-товарищи! – положив трубку, капитан сверкнул глазами и азартно потер мозолистые руки, – поздравляю вас, дошли! Марсовой видит берег!

Петелин сорвался с места. Скинув с вешалки и, на ходу накинув на плечи куртку, застегнул пуговицы. Позади по узким корабельным переходам топали сапогами сотрапезники. Море встретило свистом свежего ветра в лицо, плеском волн в борт и запахом неспелой дыни с рыбой. День стекал к исходу. В бирюзовых волнах отражался покрасневший диск солнца, почти касаясь океана. За кормой белели паруса второго корабля экспедиции: барка «Труженик». Разорванные облака стремительно неслись в вышине. Прилетели чайки, с криками закружились над высокими мачтами, падая до самой палубы. Птицы – верный признак: земля поблизости.

Твердо ступая по доскам палубы Петелин подошел к леерам, бинокль приблизил далекую тучу на горизонте. Рывком придвинулись высокие заснеженные горы, упирающиеся в хмурое небо, за каменистым побережьем покрытые зеленью лугов склоны.

– Что это? – не опуская бинокль бросил в сторону капитана Петелин.

– По расчетам штурмана это остров Атту.

– Это хорошо, здесь прошлым летом поставили факторию купцы из Петропавловска-Камчатского. Успеем высадиться до ночи? Здесь есть прекрасная бухта!

– Нет, опасно, – ответил капитан, отчего Петелин опустил бинокль и наклонился к собеседнику, – Почему?

– Буря идет, – кивнул в сторону юго-запада рукой капитан, – да и воды незнакомые, опасно, ночью можно напороться на камни.

Петелин повернулся, корабли настигало, быстро приближаясь, серое облако.

По судам боцмана засвистали аврал – все наверх! Крепили паруса к реям, убирали на носу и на корме.

Туча закрыла полнеба, стремительно и грозно потемнело, словно уже началась ночь. Ветер налетел всею силой: рвал снасти, со скрипом гнул мачты, белоснежными птицами полетели сорванные с вантов забытые подштанники. Тревожно засвистало в снастях, защелкали вымпелы. Судорожно цеплялись за канаты и ванты матросы на реях. Пенные волны с силой забили о деревянные борта, море из бирюзового стало серым, холодным. Перекрикивая вой нарастающей бури, топали ногами капитаны, матерно «ободряли» подчиненных боцмана.

Ночь прошла тяжело, беззвездное небо в клочья рвали вспышки яростных молний, падавших кругом корабля в гребни волн, грохот грома заглушал вой ветра и жалобный скрип мачт. Петелин, в парусиновой куртке с надвинутым капюшоном, вцепляясь в поручни, стоял на то вздымающейся, то падающей корме. Словно рыба, выкинутая на сушу, оглушенный, ослепленный. В четыре утра следующего дня ушел в свою каюту хоть немного вздремнуть. Предавшись воле Божьей, лежал возле тонкой деревянной стены, в которую всю ночь громко дубасили волны. Под утро буря утихла, хотя небо все еще хмурилось, а седые, стремительно бегущие к берегу волны ощутимо качали судно, он задремал, пока его не разбудил бой корабельного колокола.

К берегам острова эскадра приблизилась, когда над деревянной, переполненной свободными матросами и поселенцами палубой один за другим пронеслись три коротких удара в судовой колокол (полдень). Едва горы, сверкающие в утренних лучах вечными снегами и зеленью лугов побережья, стали хорошо видны невооруженным взглядом, навстречу выплыла флотилия долбленных однодеревок с вооруженными туземцами в плетеных из коры шляпах. Не смея близко приближаться к белопарусным гигантам, каждый в сотни раз больше их примитивных лодок, остановились в некотором отдалении и начали угрожающе кричать и замахиваться в сторону русских короткими оперенными дротиками, всячески демонстрируя что запрещают приближаться к берегу. Сброшенные с кораблей якоря вспенили воду, в сонме пузырьков воздуха ушли на дно. Знатоков алеутского языка среди экипажей и колонистов не было, но в Петропавловске-Камчатском взяли на борт нескольких камчадалов, ранее плававших на русских судах к берегам алеутских островов, они и попытались объясниться с местными жителями с помощью жестов и тех немногих слов туземцев, которые знали. Постепенно выяснилась причина агрессивности аборигенов. Она оказалась банальной и вечной: бабы. Должно быть не выдержав воздержания, устроившиеся на зимовку артельщики обошлись самым хамским образом с несколькими алеутками а если говорить точнее – изнасиловали, чем нарушили предписание камчатских властей: «Никаких обид, утеснений и озлоблений не чинить, съестных и харчевых припасов или чего самовольно грабежом и разбоем не брать и не отнимать, ссор и драк от себя не чинить и тем в сумление тамошних народов не производить под наижесточайшим штрафом и телесным наказанием». Реакция алеутов, в общем то довольно мирного народа, была вполне предсказуемой, на следующую ночь они напали на факторию, нескольких человек убили и сожгли, что смогли. Разозленные артельщики в ответ казнили семерых взятых ранее заложников. Тогда алеуты атаковали новый лагерь уже большим отрядом, разыгрался настоящий бой. С большим трудом и с применением огнестрельного оружия удалось отбиться, но стало ясно, что удержаться на острове не получится. Артель вернулась в Петропавловск-Камчатский с неполным составом и с трюмами едва на четверть заполненными шкурами каланов. К чести артельщиков, не замешанных в непотребствах, необходимо сказать, что по прибытии на Камчатку они подали жалобу на остальных за их бесчинства над алеутами.

С продовольствием и с самым главным: питьевой водой на кораблях экспедиции было неплохо: холодильники ломились от замороженных запасов продуктов, кладовые от круп, макаронных изделий, муки и консервов, а запасов питьевой воды хватало на две недели пути. К тому-же главный мотив, узнать, как дела в фактории, исчез, поэтому на военном совете единогласно проголосовали, на остров не ходить. Время лечит, а торговля и ласковое обращение поможет залечить душевные раны туземцев от действий камчадалов. Решили идти, как и первоначально намеривались, к Кадьяку. Словно истосковавшийся по воле и расправившие крылья птицы, корабли помчались с попутным ветром на восток. Через четверо суток, прошедших без всяких приключений, на горизонте возникла цель экспедиции: заросшие зеленью, упирающиеся в нависшие над землей тучи горы острова Кадьяк. Долгий путь от Владивостока успешно подошел к концу.

Корабли экспедиции подошли к берегу на юго-западе острова, в ста метрах дальше белопенные волны безостановочно штурмовали безлюдный галечный пляж. Подойти ближе не позволяли глубины. Небольшой залив, прикрытый от ветров с юга островом Ниэр, показался Алексею удачным местом для строительства первой русской крепости и гавани в Америке. Один за другим белоснежные громады парусов опустились, с победным плеском разбрызгивая соленые капли воды в море вонзились якоря, а еще через десяток минут первые лодки с вооруженными солдатами в мастерградской броне поплыли к берегу. Дальше местность круто шла вверх – начинался поросший скупыми субарктическими лугами из злаков и разнотравья склон господствующий над окружающей местностью горы. За несколько метров до земли пассажиры лодок чуть не попадали от сильного толчка – днище задело за каменистое дно. Разбрызгивая воду, солдаты посыпались в кипящий прибой, несколько шагов, черт, зачерпнули в сапоги! С матом первыми выбрались на галечный пляж американского берега. Распоряжался подтянутый сержант небольшого роста с раскосыми глазами, которого друзья в неслужебное время звали просто: Алексей. Два отделения он направил занять позиции у подножия горы вокруг пляжа. Три автоматчика в сопровождении отделения с винтовками и радиста отправились на вершину горы. Там планировалось создать укрепленный наблюдательный пункт, с которого можно контролировать окрестности. Приданный усиленному отделению тепловизор, из времен до Переноса, гарантировал, что никто даже ночью не подберется незамеченным.

Через час череда паровых, с ДВС типа болиндер и весельных лодок с катерами непрерывно доставляла людей и грузы на берег. Начало темнеть, красный закат в пол неба, не светя, мрачно угасал. В ста метрах от береговой линии возник компактный лагерь. За рядами колючей проволоки, охраняемой парными патрулями, поднялись выцветшие палатки на пять сотен человек. Тарахтение движка электростанции заглушало беспокойный шепот волн и далеко разносилось вдоль берега; краснели яркие искорки костров, у них собрались усталые за долгий и трудный день солдаты и колонисты с семьями. Дым смешивался с аппетитными запахами, доносившимися от полевых кухонь, когда окончательно стемнело по окрестностям зарыскали световые пятна прожекторов, вырывая из темноты то склон горы, то шарахающуюся от света ночную птицу. Даже легендарное умение индейцев подкрадываться не поможет скрытно подобраться к лагерю пришельцев.

На следующий день после торопливого завтрака Петелин высадился на американский берег. Солнце грело спину, свежий ветер с гор охлаждал разгоряченное лицо. Два минитрактора с ковшами негромко тарахтели: рыли ров вокруг лагеря. Вынутую землю выбрасывали внутрь, для вала. Внутри, между палаток белели несколько срубов, по окружности лагеря уже стояли защищенные железными щитами вышки часовых. Вокруг в грубых комбинезонах плотники и подсобники, с шутками, прибаутками и матерком, суетятся. Работа кипит.