Полицейская машина с мигающими синими проблескивающими огнями на крыше, как и договаривались, стояла на обочине дороги, пересекающей пустырь между городскими пятиэтажками и коттеджным поселком. В кабине – силуэт человека, время от времени тот беспокойно оглядывался по сторонам. Романов остановился у последней пятиэтажки, снял пистолет с предохранителя и несколько минут понаблюдал за окрестностями. «Береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет», – думал, невесело, хохотнув про себя. Вроде все тихо, вокруг никого. Как обычно, Александр углядел заранее и испортил Романову весь эффект внезапного появления. До машины оставался добрый десяток метров, когда хлопнула дверца автомобиля, а водитель в полицейской форме неторопливо вышел на улицу. Рука лежала на кобуре, В лицо ударил свет фонарика, заставив прикрыться ладонью.

– Ты с ума сошел светить фонарем? – прошипел Романов. Обычное спокойствие покинуло его.

Впавшие щеки предводителя мятежа в черно-седой щетине, из-под бровей тускло, как осколки антрацита, мерцали покрасневшие глаза. Две неудавшиеся попытки переворота дорого ему стоили.

– Не боись, Романов, мне полицейскому, можно. Принес? – иронично сказал человек в форме и потушил фонарик.

– Да! Вот, – отвечая на вопросительный взгляд, Романов встряхнул сумкой, звякнуло металлом. Нервная улыбка проскользнула по сухим губам.

– Хвост не привел? – полицейский сторожко зыркнул по сторонам. Во всем его облике: в сверкании глубоко запавших глаз, едва заметных под неандертальски толстых надбровных дуг, в мощной челюсти, в движениях, резких, угрожающих, чудилось нечто волчье, первобытное. Словно в любой момент он готов впиться в горло.

– Да какой там хвост, меня сразу бы арестовали, а не бегали за мной, – Романов невесело усмехнулся.

– И то правда, – собеседник требовательно протянул руку.

Романов передал сумку, полицейский на секунду распахнул ее, фонарик, осветил пачки с деньгами и россыпь золотых изделий. Небрежно закрыв сумку, мужчина забросил ее на сиденье рядом с водительским местом.

– Покажи ты! – потребовал Романов.

– У меня все точно, как в аптеке! – оскалил в смешке крупные, хищные зубы полицейский и, обойдя автомобиль, открыл багажник. На дне лежал зеленый тубус гранатомет РПГ – 7, – Поедешь со мной?

– Здесь тебя подожду, – Романов отрицательно покачал головой, потом высокомерно ухмыльнулся, – Осторожного коня и зверь не берет.

«Еще не хватало рисковать жизнью! Я зачем тебе такие деньги плачу?!

– Как знаешь, – полицейский пренебрежительно хохотнул, захлопнув багажник, сел за водительское место, довольно заурчал двигатель. Вспыхнули фары, осветив участок грязного асфальта, машина въехала на улицу Садовую, повернула за поворот и исчезла из виду.

Романов оглянулся: в полусотне метров возвышалась безмолвная и темная громада ближайшей к Соловьевке пятиэтажки. Общие балконы ее выходили на коттеджный поселок. Самое безопасное место, заодно видимость, словно в театре. Дверь дома была без кодового замка. Спустя пару минут тяжело дышащий мятежник с балкона пятого этажа горящими от нетерпения глазами всматривался в предрассветные сумерки. Вид на поселок открывался замечательный. Солнце еще не появилось, но облачное небо на горизонте закровенело и достаточно рассвело. На фоне разноцветных домов и серо-зеленой земли проступили стволы деревьев.

Крыша мэрского коттеджа была ближе к реке, найдя ее взглядом, прислонился к стене и закурил. От невидимой реки тянуло сыростью и тиной, поежился и поплотнее запахнул тонкую ветровку.

Был ли Романов злодеем? Не более, чем десятки тысяч мелких российских хозяйчиков, воспитанных волчьими временами девяностых годов, катком проехавших по судьбам и жизням миллионов людей бывшего Союза, когда или ты сожрешь конкурента, или, без вариантов, тебя. Когда главное – обогащайтесь, и не важно, каким образом ты «заработаешь» первый миллион зеленых, и что будет стоить твое богатство окружающим. Романов никогда не стал бы бессребреником или матерью Терезой, не тот характер, не тот жизненный опыт, но, если бы не события девяносто первого года, убийцей Романов точно бы не стал. А тут подвернулся случай сорвать крупнейший банк в жизни, он не мог устоять против такого искушения.

Докурил, алый светлячок непотушенной сигареты полетел вниз в предрассветную полутьму, раздуваясь по пути. Пропал. Первый луч солнца прорвался к земле, и будто обрызгал кровью крыши домов коттеджного поселка, выхватил из тьмы свинцовую нить реки, окаймленную блекло-зеленой щетиной рощиц, чуть дальше. От волнения руки одинокого человека на балконе сжались в кулаки. Время тянулось в томительном ожидании. «Не кинул ли наемник? Вряд ли». Рекомендации тот имел железобетонные и такой же авторитет в узких кругах. Хотя Романов впервые в жизни прибег к помощи наемного убийцы, но сведшему с ним человеку верил настолько, насколько это вообще позволяла его натура. Оставалось только ждать. И тут:

«Бам!» – вместе с ослепительно-красным всполохом, разорвал в клочки хрупкую рассветную тишину звук взрыва, гулким эхом загулял между коттеджами. Тревожно взвыли поставленные на сигналку машины.

Началось! – на шее змеями вздулись жилы.

Спустя пару секунд захлебнулся в выстрелах автомат:

«Так-так-так-так-так!»

В ответ часто захлопали одиночные выстрелы из пистолета.

Сердце в груди бывшего офицера, бывшего бизнесмена, а ныне мятежника и убийцы, на миг остановилось. «Что там происходит? Один выстрел из гранатомета и наемник должен скрыться! Откуда автоматчики? Это что, засада? Черт!»

Вцепился в ограждение балкона и, изо всех сил вглядываясь в рассветную муть, яростно прошептал:

– Лишь бы попал, он не мог не попасть!

«Так-так-так-так-так!» – яростно залился второй автоматический ствол, в унисон ему зарычал двигатель машины, несколько секунд и умолк, замолчали и автоматы.

Наступила относительная тишина. Хлопая крыльями и пронзительно крича, словно радуясь очередной человеческой бойне, закружилась над поселком злобная воронья стая. Вдали – приближающийся звук сирены. Сейчас здесь будет полицейских словно мух! Романов кинулся по лестнице вниз. Одна только мысль не давала ему покоя, что с Витькой? Убили или нет? Только бы получилось! Судьба наемника его не интересовала.

Покушение завершилось частичным успехом. Соловьеву вновь повезло. В предыдущий вечер повздорил с супругой и ночевал в зале, а не в спальне. Взрыв залетевшей в окно гранаты убил жену Соловьева, сам он отделался испугом. Убийца позаботился предварительно снять из бесшумного оружия дежурного национального гвардейца. А вот то, что из-за произошедшего накануне путча градоначальника будут охранять еще двое полицейских, не знал. Внезапно выскочив из дома, они изрешетили автоматами машину, на которой убегал наемник Романова. Он погиб на месте. В поисках заказчика покушения полиция встала на уши и к вечеру обнаружила гараж, где скрывался Романов, но, он был пуст. Сколько ни прочесывали город и пригороды полицейские, главу мятежников так и не нашли. Прошла пара дней, и руководитель ФСБ доложил взорвавшемуся от этой новости Соловьеву, что начальник первой пограничной заставы за взятку пропустил незарегистрированный Уазик за пределы охраняемой территории. Посланные на перехват пограничники тревожной группы нашли в ста километрах от города сломавшийся автомобиль, а Романов растворился в бескрайней уральской тайге.

После неудачной попытки вооруженного путча прошло три дня.

Колонна из двух десятков фургонов, подпрыгивая и переваливаясь на ухабах утоптанной до каменной крепости дороги, помнящей конные орды гуннов и непобедимые тумены Чингиз-хана, катила по древнему шляху, соединяющему Южный Урал с Джунгарией и дальше с Китаем. Летнее небо выцвело, серо-бурая, не похожая на весеннюю, степь километр за километром ложилась под копыта лошадей. Серый шлейф пыли, взбитой колесами фургонов и копытами лошадей, неподвижно висел в горячем воздухе, залетал вместе с терпким запахом конского пота в занавешенные окна фургонов и на привале приходилось подолгу умываться и бесконечно отхаркиваться серой от пыли и горькой слюной. Гортанные крики возниц тонули в сплошном стоне колес. В авангарде и арьергарде колонны гарцевало по небольшому отряду приданных повелителем казахов разномастно наряженных степных всадников. Хан отправил их в качестве сопровождающих и проводников.

Хуже всего была свирепая тирания солнца, она начиналась, стоило ему оторваться от кромки горизонта. Жара была поистине африканской, ужасной. Жара вскрывала череп, обнажая белый мозг и шипящие, как провода в лампах ночных фонарей, нервы. Жара угнетала русскую душу.

Только ночь давала краткую, прохладную передышку.

Далеко на востоке, у западного выхода из Джунгарских ворот Тауке-хан собирал тумены казахского войска, чтобы силой оружия остановить очередное нашествие агрессивных соседей с востока. В соответствии с договором между городом попаданцев и казахским ханом в помощь им выделалась минометная батарея с пехотным прикрытием из взвода автоматчиков.

Когда распространился слух об военной экспедиции для помощи казахам, Александр вначале не поверил, а потом разъярился. Помогать вчерашним врагам? Пролитая кровь погибших бойцов требовала отмщения! Оставить казахов на съедение джунгарам или еще лучше, дождаться, когда степь, вырезанная пришельцами с востока, опустеет, ударить по победителям и забрать все себе! Подобные мысли обуревали большинство подчиненных Александру бойцов и гражданских работников форта угольного разреза. Поэтому, когда его вызвал на беседу заместитель мэра по военным и внутренним делам и, посверкивая хитро прищуренными глазами, предложил возглавить взвод пехотного прикрытия экспедиции, категорически отказался.

– Вы знаете, Петелин, – чиновник произнес тихо, в уголках губ образовались скорбные складочки, – в детстве я прочитал повесть, кажется, Скалантиса. Так вот, он писал: «Оставьте свои интеллигентские штучки: не убий, гуманизм-онанизм. Вы стреляете, когда вашу жену уже отправили в концлагерь, а на головы ваших детей падают бомбы. А надо стрелять раньше, чтобы этого не было».

– И к чему вы это? – с легким удивлением осведомился Александр.

– К тому, что нам всем, горожанам нужен мир, а для этого придется стрелять и убивать, чиновник нервно хрустнул пальцами.

Потом привел множество неопровержимых аргументов, что помощь казахам выгодна городу. Под их давлением пришлось, скрипя сердце, признал его правоту. Благополучие и мирную жизнь города Александр посчитал более важным, чем собственные обиды и амбиции.

Ни людей, ни свободных ресурсов освоить бескрайние казахские степи, у города не было. Значит необходимо как-то выстраивать мирные отношения с кочевниками. Если победят джунгары, то, сколько бы их ни били попаданцы, кочевники по неистребимой ненависти номадов к оседлым вновь и вновь станут приходить за добычей. Другое дело казахи. Кровопролитные войны с восточными соседями продлятся несколько десятилетий, и все это время они будут безгранично заинтересованы в военной поддержке попаданцев. Стало быть, их правители будут искать с городом дружбы. Но и помогать казахам в ответных походах в Джунгарию, чтобы добить врага, не стоит. Ликвидировав джунгар, они сами станут опасными городу. Целесообразно помогать в отражении нашествий, но окончательно врага не добивать – это единственно правильная тактика попаданцев, гарантирующая относительно спокойную южную границу.

После того, как молодой офицер нехотя согласился с мнением чиновника, тот довольно блеснул глазами и вытащил письменный приказ командира батальона о назначении Александра в состав экспедиции на должность командира пехотного взвода. Это означало продление командировки и разлуки с Олей, как минимум, на пару месяцев, но выбирать не приходилось.

Первые дни путешествия Александр опасался предательства со стороны казахов. И сам держал оружие под рукой и подчиненных заставлял максимально сторожиться. По вечерам попаданцы вставали на ночевку отдельным лагерем: фургоны выстраивали в оборонительный круг, выставляли усиленный караул, да и сами отдыхали с оружием под рукой. Но кочевники, казалось, не обращали особого внимания на пришельцев. По вечерам исправно привозили в лагерь попаданцев свежезаколотых барашков для походного ужина. Утром, усевшись около коняшек на расстеленную прямо на траве кошму, терпеливо ожидали, пока фургоны тронутся в путь.

Дни шли, ничего не происходило и Александр немного успокоился, но меры предосторожности остались в силе. Чем черт не шутит, когда бог спит! Он и не предполагал, что казахи с таким же недоверием относились к пришельцам из удивительного города. Едва хан заключил мир с попаданцами, по степи пополз распространяемый недругами хана слух: «Снюхался с урусами хан… Продал степную свободу неверным, поэтому и идут они ему на помощь!». Слухи, конечно, передавались шепотом. Но, как говорится, самый тихий шепот услышит аллах, а что известно ему, то передаст он людям. Так что глупцы и фанатики, способные нарушить волю правителя казахов, подвергали маленький отряд попаданцев нешуточной опасности. Спасало то, что сопровождать попаданцев хан отправил отряд из доверенных нукеров, которые ни при каких обстоятельствах не переступят волю хана.

В один из дней бесконечного пути Александр поймал себя на том, что мысли о навеки покинутом двадцать первом веке больше не приносили боль одиночества и утраты, как в первые дни и недели после Переноса. Словно подернулись вуалью времени, стали тусклыми и почти нереальными и суматошная жизнь больших городов, и бензиновая толчея транспорта и Интернет и, самое главное, мать. А реальностью то, что вокруг. Заунывная песня, бесконечная, как сама степь, проводника-казаха, которую он пел, аккомпанируя себе на струнном музыкальном инструменте, грубо вырубленный из камня идол – обатас на вершине затерянного в степи холма, город и лицо Оли, то ласковое, то грустное. Глубоко вздохнул и выплюнув черную от набившейся в рот пыли слюну, покачал головой:

– Вжился, черт… так вжился, что прежнее почти и не вспоминается!

Нет, конечно все помнилось, но то была память разума, а не чувств. Эмоции и чувства диктовались уже миром семнадцатого века. Века кровавого, но и великого. Еще недавно непонятного и пугающего, а ныне почти родного. Ко всему привыкает человек, особенно молодой, как Петелин, у которого все впереди.

На четвертый день радиус принесло сообщение, повергшее экспедицию в настоящий шок. Нашлась пропавшая в степи за несколько дней до набега казахов геологическая партия. Судя по оставленным нападавшими следам, геологов подловили ночью. Расположенный на берегу степного озерка лагерь варварски разграбили, технику раскурочили, а что не смогли снять, разбили. Попаданцев после пыток подвергли мучительной казни: посадили на колы. Потом совершившие это преступление изверги бесследно исчезли, растворились в степи.