Я вырос в неполной семье. Отец бросил нас ещё до моего рождения, а мама умерла, когда мне было шесть лет, её я практически не помню, только теплые руки и ласковый голос, поющий колыбельную. В этом мы были похожи с Луизой, которая с малого детства стала сиротой. Меня, как и мою девушку, воспитывала бабушка с материнской стороны. Я очень её любил, так как она мне заменила мать, отца, родню и друзей. Она же привила мне любовь к чтению: все книги, которые я могу назвать любимыми, рекомендовала именно бабушка. Бабуля мечтала, чтобы я поступил на исторический факультет городского университета, что я и сделал, хотя я никогда не мог сказать, что люблю историю всем сердцем. Бабушка скончалась, когда я учился на третьем курсе. Её смерть я воспринял тяжелее, чем мог предположить. Забросив учёбу, я подсел на лёгкие, а потом и тяжелые наркотики.

С глубокого дна меня вытащила Луиза, с которой я познакомился в аптеке, где я традиционно опустошал полки с седативными препаратами. Постепенно, мы сблизились. Луиза помогла мне уменьшить количество употребляемых веществ, принимая ровно половину моих запасов. Со временем депрессия отпустила меня, я даже восстановился в университете. Правда через год снова бросил учебу. С тех пор, при неизменной поддержке Луизы, я пытался найти себя в разных сферах деятельности, но, как и любой хрестоматийный неудачник, своего призвания так и не нашел.

Погруженный в свои мысли я подошел к автобусной остановке. Когда подъехала моя маршрутка, я поднялся по ступенькам и уселся на старое протертое сидение. Из динамиков доносился голос Михаила Круга: «какой-то там централ».

*

Я раньше виделся с бабушкой Луизы. Про себя я отнес её к такой категории людей, которые никому не доверяют кроме себя и ко всему относятся с подозрением. Она отличалась ворчливостью и нетерпимостью, по крайней мере, ко мне. В былые времена я даже не рисковал сталкиваться с этой злобной каргой.

Позвонив в дверь, я пожалел, что пришел сюда. Захотелось сбежать по ступенькам, подобно молодому хулигану. Но было уже поздно. Чтобы успокоиться, я нервно сунул в рот таблетку фенозепама. Дверь открылась. Бабушка Луизы вымученно улыбнулась мне.

– Добрый день, Гертруда Андреевна, – поздоровался я, стараясь выглядеть приветливым юношей.

– Здравствуйте, молодой человек, – сказала она и дала мне войти в квартиру, – проходите сразу на кухню.

Я поспешно проглотил таблетку и прошел в маленькую, но уютную кухню. Сев за столик, я упёрся взглядом в фарфоровый чайник, стоящий на расшитой скатерти.

– Чай как раз приготовила, – сказала она, доставая две фарфоровые чашки, – я люблю чай с душистыми травами, а Вы?

– Очень, – ответил я, хоть я и предпочитал кофе, но говорить ей это не было совершенно никакого желания. Сейчас я начал проникаться некоторой симпатией к этой пожилой женщине. Сегодня она не казалась мне противной ведьмой.

Она разлила чай по кружкам. До моих ноздрей дошел аромат душицы и мяты. Поставив на стол вафли, она села напротив меня.

– Вот так вот, – сказала она, – теперь пора привыкать жить одной. Вы уж извините, если я с Вами раньше была груба. Я знаю, у меня тяжелый характер. Но сейчас всё по-другому. Вы один из немногих людей, кто был дорог моей внучке, а это теперь очень важно. Я знаю, Вы курите, если хотите, можете закурить.

Я покачал головой. Мне не хотелось столь буквально воспринимать человеческое гостеприимство.

– Все в порядке, – ответил я.

Я сделал глоток из чашки, чай оказался действительно очень ароматным и вкусным. Надо будет разнообразить им своё ежедневное меню.

– Алексей, а Вы не замечали в последнее время в поведении Луизы что-нибудь странное? – спросила Гертруда Андреевна.

– Что именно? – полюбопытствовал я, – Луиза была девушкой экстравагантной со своими интересами, которые могут многим показаться странными. Но я к этому полностью привык. Когда человек странный изначально, его поведение уже нельзя классифицировать как эксцентричное. В таких случаях это совершенно обычные для данной личности интересы и мысли.

– Да нет, я не это имею в виду – сказала старушка, – в последнее время Луиза будто чего-то боялась, ходила как натянутая тетива. И эти книги опять же…

– Какие книги?

– Оккультизм, колдовство всякое, – ответила она, и мои брови поползли вверх, – я, как человек очень открытый, интересуюсь многим, и не вижу ничего предосудительного в подобной литературе. Но раньше Луиза с иронией относилась к таким вещам. А в последние месяцы её восприятие этого кардинально поменялось. Она с упорством фанатика начала штудировать пыльные «магические» фолианты. Последние книги, которые она принесла домой, принадлежат перу Гурджиева, Парацельса и подобным авторам. Я принимаю во внимание то, что моя внучка достаточно часто меняла свои интересы, и с чувством увлекалась новыми идеями, но никогда с таким мрачным упорством.

Теперь я понимал, что Луиза совсем не рассказывала о своих увлечениях, и это совершенно сбивало меня с толку. Как правило, я всегда знал, чем на данный момент интересуется моя девушка.

– Нет, для меня это новость, – тихо сказал я и сделал ещё глоток чая.

– Странно, что она тебе ничего не говорила, – сказала Гертруда Андреевна, – да угощайтесь вафлями, я сама их пекла. Луиза их обожала.

Я угостился. Они оказались мягкими и вкусными. Когда я протянул руку за ещё одной, Гертруда Андреевна улыбнулась и подбадривающе закивала. Ну, прямо-таки, милейшая женщина.

– Я, конечно, не думаю, что она всерьез решила заняться магией, – молвила старушка, – когда я спросила, к чему такой азарт, она ответила, что ищет «переход».

– Переход? – задумчиво повторил я, словно пробуя слово на язык, – интересно, что она имела в виду?

– Не имею представления, – ответила она, – вы же знаете Луизу, лучше её ни о чем не спрашивать, а если она посчитает нужным, она сама все расскажет. Как и было раньше.

Мы какое-то время помолчали, поедая вафли и запивая их чаем.

– Можно зайти в её комнату и взять свои вещи, я-то не знаю, что из них Ваше.

Я поблагодарил пожилую женщину за чай и поднялся из-за стола.

Комната Луизы была словно пропитана ею личностью. Во всем виделось настроение умершей девушки. Её книжный шкаф ломился от книг. Лежали они в таком чудовищном беспорядке, что становилось смешно. На полках была просто мешанина из прозы различных авторов, начиная с классики, заканчивая банальной бульварщиной и стихов Китса, Суинберна, Есенина, Евтушенко и многих других.

На стенах красовались репродукции картин Сальвадора Дали и Николая Рериха, серьезность которых разбавляли плакаты, стилизованные под «ретро». «We can do it!» говорила светловолосая американка, показывая мускулы на своей руке. Постель Луизы была аккуратно застелена покрывалом в зелёный горошек.

Я посмотрел на стол и увидел две своих книги. «Кукла» Болеслава Пруса и сборник стихов Федерико Гарсия Лорки. Я сунул томики под мышку. Моего «Карманного Авалона» не оказалось. Наверное, потерялся при несчастном случае. Внимание привлекла другая книга, лежащая на столе. Это был старинный фолиант в кожаном переплете, на обложке которого были оттиснуты крупные латинские буквы «Vulgate Damnati». Библия проклятых авторства Вендри де Савьери, догадался я. Очень редкая вещь. Полистав книгу, я пришел к выводу, что содержание скорее всего касается оккультных тем, но так как я не имел достаточного знания латыни, большего я сказать не мог. Вернув книгу на место, я обнаружил, что из нее выпал небольшой листок бумаги.

Подняв его, я узнал почерк Луизы. Сердце бешено застучало.

Авалон. То самое место?

Нецах и неофиты.      

Михаэль, держись подальше.

Скоро ПЕРЕХОД.

Я несколько раз перечитал эти странные строчки. Напоминало рабочие пометки, которые будут понятны только писавшему их человеку. Я достал из кармана рекламную листовку. Нецах. Закон парных чисел или прямая связь? Сердце моё забилось быстрее. Я сунул записку и рекламный лист в карман и вышел из комнаты.

– Ну что, нашел? – спросила Гертруда Андреевна.

– Конечно, – ответил я, стараясь не показывать свое волнение, – а Вы что-нибудь ещё заметили в поведении Луизы?

– Ну, в основном мелочи, – ответила Гертруда Андреевна, – она стала закрывать шторы, раньше я такого не замечала. Иногда в процессе разговора она ненадолго замолкала, словно отключалась от реальности.

– Понятно, – сказал я, или я совсем ослеп от наркоты, или Луиза успешно скрывала от меня перемены в своей жизни, – пожалуй, я пойду. Спасибо Вам за все.

– Заходи в гости, молодой человек, – сказала бабушка, глаза у нее стали влажными, – я-то теперь совсем одна.

– Обязательно, – сказал я и обнял старушку. Не то что бы я хотел это сделать, просто таким образом обычно поступают персонажи в книгах. Она в ответ крепко сжала меня и заплакала.

Я вышел за дверь, оставив Гертруду Андреевну наедине со своим горем. Почему-то во мне крепла уверенность, что я больше никогда не увижу ее. Она оказалась вовсе не такой плохой женщиной, какой казалась мне раньше. Вполне милая старушка. Чем-то даже похожа на мою бабушку.

Я направился домой. Сегодня мне предстояло попытаться разобраться в каше, которая начинала кипеть вокруг меня. Я планировал очень постараться это сделать.

*

Но, как и следовало ожидать, никакой ясности не появилось, сколько я ни думал над последними событиями. В конечном итоге у меня просто заболела голова, и затошнило от выкуренных сигарет. Если хочешь бросить курить – выкури сразу пачку сигарет. Одну за другой, без перерыва. Гарантия того, что ты месяц не закуришь – стопроцентная. С одной стороны, вреда больше, чем за месяц курения, а с другой – я не собирался бросать курить. Луиза как-то спросила, почему я пристрастился к сигаретам. Ответ слегка удивил ее. Я сказал, что табак – мой единственный друг, который меня понимает: он со мной, когда я счастлив, он утешает меня, когда у меня горе, он меня никогда не бросит, а я его. Это взаимовыгодный обмен. Сигареты забирают у меня здоровье, но дарят дружбу и ненавязчивую компанию.

Мои воспоминания прервал резко зазвонивший телефон. Я даже подпрыгнул на месте.

– Да, – устало ответил я.

– Привет, мужик, – звонил Ким. Он знал, что случилось с Луизой и, зная мой характер, оставил меня в покое на пару дней, чтобы я успокоился и пережил свое горе сам. Ким всегда чувствовал, что мне необходимо. Вот и сейчас, он позвонил, и я был рад его слышать, – как ты?

– Паршиво, – ответил я, – но все же лучше, чем вчера.

– Жрешь колёса?

– Пока нет, но собирался сейчас закинуться немного.

– Ты же ещё жив, Алекс, – сказал он, – хоронить себя ещё рано. Колёса, конечно, это хорошо, но есть и другие стимуляторы. На работе, например, будут рады тебя видеть. Приходи завтра. Отвлечешься.

– Да ну на хрен. Я увольняюсь, Кимми, – сказал я.

– Почему?

– Не смогу адекватно воспринимать нытье звонящих людей. Ну не до чужого горя мне сейчас.

– Да брось ты, – сказал коллега, – а питаться ты чем будешь, святым духом? Или своим горем? На одной наркоте долго не протянешь. Кто тебя возьмет, ты делать ни хрена не умеешь? Ты же бездельник.

– А я уже нашел работу, – вырвалось у меня. Дружеская опека начала немного раздражать.

– И где?

Я подумал, что бы ему сказать. И тут меня осенило. Я достал из кармана рекламную листовку и сказал:

– Корпорация Нецах.

– Ты что шутишь? – засмеялся Ким, – это что за корпорация с таким ёбнутым названием?

Я зачитал ему рекламную листовку, чем вызвал ещё один приступ смеха.

– Нецах – это седьмой сефирот каббалистического Древа Жизни, – сказал он, закончив смеяться, – это что секта? Знаешь, в сектах обычно не платят, скорее наоборот, будешь платить сам. В некоторых религиозных организациях, вообще, паяльник в жопу суют.

– Нет таких сект, не будь ты таким параноиком, – сказал я, – не все же такие просвещенные, как ты. Нецах, вообще-то, в переводе с санскрита, означает «триумф» или «торжество». Может именно этим руководствовались создатели компании, выбирая название?

– А как же дата собеседования?

– А что не так с датой?

– Алекс, 30-ое апреля – это Вальпургиева Ночь, – ответил Кимми, – к тому же, какой нормальный человек, назначит собеседование на девять часов вечера?

– Вечером, как правило, все свободны, Кимми.

Ким тяжело вздохнул:

– С тобой спорить– всё равно, что бисер перед свиньей метать.

– То же самое могу сказать и про тебя, – ответил я, – не старайся меня переспорить, сам понимаешь, чем больше выигранных споров, тем больше потерянных друзей.

– В любом случае, я пойду на собеседование с тобой, – строго сказал Ким, – уж больно интересно узнать, что за корпорация Нецах. И что за приключения они предлагают.

– Хорошо, как хочешь, – сказал я, понимая, что теперь придется идти на это собеседование.

Мы попрощались, обменявшись друг с другом дежурными фразами. Ну что же, сегодня 29-ое число. У меня ещё есть время подумать до собеседования.

Луиза упоминала Нецах, но я считал это чистой воды совпадением. Но всё же я предпочел бы другое название для этой корпорации. Например, «Бина». Это хотя бы означает «разум».

Я высыпал на ладонь пару таблеток паркопана и отправил их в короткое путешествие по моему пищеводу. Выпив рюмку коньяка, я принялся ждать озарения, но сегодня его приход несколько затянулся, и пока я томился в ожидании, моё сознание уволок в свои чертоги другой наркотик, более древний, имя ему – сон.

Глава 3. Вальпургиева ночь

Мне приснилось предстоящее злополучное собеседование. Я сидел за массивным столом, находящимся в огромной комнате. Встречу проводила Луиза, она рассказывала что-то про Авалон, но я никак не мог ухватить сути её повествования. В голове металась мысль о том, что я неподходящий кандидат для работы в корпорации Нецах. Позже моя девушка, вдруг, превратилась в Кима, и он твердил о сакральном смысле и вселенской важности Древа Жизни, частью которого является сефирот «нецах». После того как он закончил, его сменил русский учитель оккультизма начала 19-го века Георгий Гурджиев. Он громко смеялся, скаля гнилые клыки. Почему в моём сне зубы колдуна были гнилыми, я не имел ни малейшего представления. Я понятия не имел как выглядит Гурджиев и уж тем более не был знаком с его зубной картой. Русский колдун снова превратился в Луизу, которая объявила о завершении собеседования.

– Пришло время Вальпургиевой Ночи, – сказала девушка.

Её рот приоткрылся, и на меня хлынула темная кровь.

Я с криком проснулся и сел на кровати. Смахнув холодный пот со лба, я скинул с себя промокшую простынь. Я вспотел, как дикая свинья.

Во время курения первой сигареты остатки сна выветрились из моей головы, оставив лишь противное ощущение, а запах варящегося кофе полностью успокоил меня.

Наливая себе кофе, я позвонил Киму и напомнил, что сегодня 30-ое апреля. Он сказал, что обязательно зайдет за мной. Пропустить такую потеху было бы преступной ошибкой, добавил мой друг.

Я пил горячий кофе маленькими глоточками и вспоминал, что я знаю о Вальпургиевой Ночи. Это своего рода шабаш ведьм. Корни этого «праздника» уходят к язычникам. В эту ночь древние пращуры праздновали первое мая и приход весны. Потом, когда пришло христианство, этот праздник стал незаконным, как и все языческие. В средние века существовало поверье, что Вальпургиева Ночь – ночь пиршества ведьм Германии и Скандинавии. Колдуньи седлали свои метла и летели на лысые горы. Там они предавались чревоугодию, ритуальным пляскам и совокуплению с демонами. Когда началась всеобщая охота на ведьм, инквизиция в ночь на 1-ое мая пожинала самые большие урожаи. Сжигали множество женщин, большинство из которых, к слову, были невиновными в ведовстве. Если мне не изменяла память, то праздник был назван в честь монахини со стрёмным именем Вальпурга. Уж не помню, чем там она отличилась, но её занесли в ранг святых. Хотя этот день можно отметить в календаре, как черный, благодаря стараниям яростных инквизиторов, многие люди в этот день предаются веселью, особенно молодежь.

Чем примечателен этот день? Да ничем, разве что в Германии в это время устраивают маскарады и ночные гуляния. Что-то вроде Кануна Дня всех Святых в католических странах. Я подумал, что вряд ли собеседование было приурочено к этому дню, несмотря на полную уверенность Кима в этом.

Хотя, было бы, конечно, лучше, если бы на рекламной листовке указали телефон для справок. Я бы просто позвонил и выяснил, что скрывается за древним санскритским словом «нецах».

*

Ким пришел довольно рано. Он зашел на кухню и по-хозяйски налил себе кофе, не забыв раскрошить в кружку белую таблетку, бесцеремонно взятую из моих запасов.

– Алекс, друг, – сказал он, отхлебнув от своего бодрящего коктейля, – я понимаю, ты потерял подругу, поэтому я не виню тебя за твой ужасный и отвратительный вид. Хочу добавить: я тоже скорблю по Луизе. Ты, кстати, можешь выговориться, я не против.

Ким достал курительную трубку и кисет с табаком.

Я промолчал. Друзья поддерживают нас во время беды и также настойчиво лезут в наши дела. Я смотрел, как он набивает свою трубку из корня вишни, коей крайне гордился. Когда он закурил, под потолком тут же повисли клубы ароматного дыма с нотками вишни и мёда.

– Я твой друг, поговори со мной, – попросил Ким.

И я рассказал ему всё. О последним письме, о сказанном Гертрудой Андреевной, о записке Луизы и о своих мыслях. Ким попросил у меня письмо и записку Луизы для детального осмотра. Мой друг внимательно вчитался в текст, осмотрел листочки со всех сторон и неопределённо хмыкнул:

– Прямо-таки глас с того света, – сказал он, иногда я ненавидел его цинизм, – не хочу тебя обидеть. Но всё это, как-то слишком загадочно.

– Я знаю, – ответил я, – именно поэтому это не выходит у меня из головы.

– Расскажи мне про Авалон, – попросил Ким, – причем здесь, вообще, этот мифический город?