Красивые мыши

 
I
 

Спорткар просвистел по шоссе мимо сверкающей на солнце таблички с названием города. Взвизгнули тормоза. С тем же свистом кабриолет сдал назад и остановился перед указателем. Из машины раздалось короткое «ха!», щелкнула камера в телефоне, и спорткар полетел дальше.

Джон улыбнулся. Посмотрел на часы. Съемочная группа опаздывала. Он снова уткнулся в смартфон. Микроавтобус «Седьмого канала» подъехал так тихо, что Джон вздрогнул от звука хлопнувшей двери.

– Вы Джон? – спросила телеведущая, хорошо знакомая ему по вечерним новостям.

Он кивнул.

– Отлично, – сказала ведущая, глядя поверх Джона, на вывеску с названием города, – Нудлпоппенбуль, Калифорния. Вы это по ночам еще и неоном подсвечиваете? – спросила она с улыбкой и, не дождавшись ответа, продолжила: – А вот это уже интересно.

Ведущая указывала своим спутникам на подпись под названием: «Город без детей».

– Да, – дежурно ответил Джон, – это мы и есть. Добро пожаловать.

 
II
 

– Вы сначала покажете мне город. А потом уже к мэру. Хорошо? – ведущая решительно вела Джона под руку к микроавтобусу. Все ее вежливые вопросы были риторическими.

Джон забрался в минивэн «Седьмого канала», напоследок бросив тревожный взгляд на свой припаркованный у обочины Ford Mustang.

– К вашей машине мы вас на обратном пути подбросим… – успокоила его ведущая.

Пока они ехали к центру, им навстречу попалось несколько бегунов в облегающих трико.

– Мне надо подснять подводки, – сказал оператор.

– Останавливаемся, – скомандовала ведущая.

Все вышли из микроавтобуса.

Пока оператор ловил в кадр бегунов и велосипедистов, которых было не меньше, остальные стояли в сторонке.

– Присесть бы, – жалобно отправил запрос в космос водитель.

– Профессиональный навык, – съязвила ведущая, – стоя перемещаться уже не может. Кстати, я что-то не вижу скамеек. Это же вроде центральная улица, променад?

– Их здесь принципиально нет, – прокомментировал Джон.

– Во всем городе? – еще жалобнее спросил водитель.

– Распоряжение мэра. У нас не должно оставаться времени на скамейки, – объяснил Джон.

– Все только бегом? – саркастически заметила ведущая.

– Или на велосипеде, – безо всякого сарказма ответил Джон.

Оператор закончил, и они отправились дальше. Джон едва успевал отвечать на вопросы спутницы.

– А это что за здание?

– Это театр, бывшее здание школы.

– И труппа своя имеется? Или приглашаете?

– Приглашаем редко. Труппа у нас своя. Играют наши местные ребята из тех, кто работает в Голливуде. Каждые выходные, плюс театральный фестиваль проводим.

– А школа вам, получается, теперь без надобности?

– Совершенно верно.

– А это что за здание?

– Кинотеатр.

– Детских фильмов, конечно, нет?

– Ну почему же. Бывают. Старички наши смотрят.

– Так, это ресторан, понятно. Опять ресторан. Еще один. Сколько же их у вас?

– С десяток, наверное. Я не считал, если честно.

– С десяток? На несколько сотен жителей? Ну вы и любите здесь пожрать, уж простите, Джон.

– Во-первых, это все разные кухни. Во-вторых, из нас почти никто не готовит дома.

– ОК. Это что, опять кинотеатр?

– Это драйв-ин.

– Я понимаю. Но все же, два кинотеатра? На те же несколько сотен. Я правильно считаю?

– Мы все много работаем.

– Кстати, Джон, а кем вы работаете?

– Я возглавляю дизайн-лабораторию одного айти-монстрика здесь, в Силиконовой долине.

– Форд Мустанг, да?

– Еще Рэнглер, у жены Мерседес купе; в нашем доме три этажа, пять спален, два бассейна. Мы здесь все неплохо зарабатываем.

– А это что за дома слева в низине?

– Там живут наши старички. Мы этот квартал называем резервацией бабушек. В шутку, конечно.

– Что же вы с дедушками сделали?

– Все нормально с ними. Бабушек у нас больше, так и назвали. Дедушки тоже имеются в наличии, можем предъявить. Есть такие, сами рады не будете…

– Понятно. Там пансион для престарелых или как?

– Нет, там частные дома. Хорошие, современные. Мы сами строили. В этой части города у многих из нас живут родители. Старшее поколение существует здесь в своем черепашьем режиме, сами понимаете. Мы их не подгоняем, они нас не тормозят. Это тоже наше принципиальное решение.

Наконец ведущая попросила ехать в мэрию. Она уже почти ни о чем не спрашивала Джона. Лишь однажды он рассказал ей о заброшенном магазине игрушек. На него было трудно не обратить внимание: на плоской крыше здания располагалась миниатюрная железная дорога. Она не работала. Локомотив свисал с козырька крыши, как в фильме-катастрофе. Высокие витрины были задрапированы старыми газетами и журналами. Кое-где из кладки выпали кирпичи.

– А почему не сносите?

– Из-за мистера Кида. Есть тут у нас такой вредный старичок. Он много лет был хозяином этого магазина. У него еще наши родители нам игрушки покупали. Мистер Кид не разрешает сносить. Продавать землю тоже не хочет.

– Мистер Кид – хозяин магазина игрушек… Это псевдоним?

– Нет. Зовут его так. Интересный персонаж. Всю жизнь продавал игрушки, а своих детей так и не завел. При этом он самый яростный критик нового уклада. И где, спрашивается, логика? Формально же он ничем не отличается от нас.

– И как же он критикует?

Джон внезапно скорчил страшное лицо и начал конвульсивно трясти руками.

– Джон, простите, но вы и так не Мэл Гибсон. Не усугубляйте.

– Ну, эмоционально критикует. Правда, в рамках установленных процедур.

– Как это понимать? Истерика по регламенту, что ли?

– Мистер Кид заседает с нами в городском совете. Его основная функция в этом органе – бесить нашего мэра. Их там двое таких в совете: мистер Кид да его закадычный дружок, мистер Чесснат. Тоже буйный дедулька. Всю жизнь владел местной транспортной компанией по вывозу и утилизации мусора. Директор нашей загородной свалки, одним словом. Новых технологий переработки не принял. И когда мы всей коммуной перешли на зеленое потребление, разорился. Теперь к нам за отходами приезжает специализированная клининговая компания из соседнего города. Так и выступают оба по очереди: один требует вернуть детей в наши дома, другой – мусор на наши улицы.

Они уже почти прибыли на место, когда неожиданно уперлись в автомобильный затор.

– Что там, Джон? Пробка из бегунов? – сострила ведущая.

– Да это… Ничего особенного. Давайте объедем. Я покажу, как лучше объехать, – Джон изменил своей размеренной манере рассказа и суетливо залепетал.

Ведущая сразу это заметила.

– Ну-ка, подъезжай ближе. Посмотрим, что там… – скомандовала она водителю.

 
III
 

Впереди, за несколькими машинами, медленно маневрировала гигантская колесная платформа, прицепленная к грузовику. Она перекрыла улицу целиком, от края до края. На платформе стоял небольшой двухэтажный ярко-розовый дом, с окошками, трубами и верандой. Тем временем Джон сбивчиво объяснял водителю пути объезда.

– Джон… – призывно обратилась к нему ведущая с хитрой улыбкой.

Джон еще быстрее затараторил над ухом водителя.

– Джо-о-он! – почти выкрикнула ведущая.

– Ладно, ладно, – сразу сдался Джон, – это такой наш маленький дурдом. В каждом городе он есть. В большом городе – большой дурдом, в маленьком – дурдом поменьше. Могу рассказать не для эфира. Без «подснять»!

На последней фразе он силой усадил оператора обратно в кресло. Тот уже приготовился выпрыгивать с камерой.

– Договорились, рассказывайте, – согласилась ведущая.

– Тема деликатная, касается нашего мэра, – начал Джон не без скрытого энтузиазма. – Наш мэр, мисс Пола, девушка привлекательная. В нее уже много лет, что называется со школьной скамьи, безнадежно влюблен один наш местный житель по имени Пол. Все эти годы он так грандиозно ее добивается, но пока безрезультатно…

– И как это, скажите на милость, «грандиозно» он ее добивается? – вдруг перебила Джона ведущая. – «Грандиозно». Слово-то какое нашли. Цветы ей присылает? Эти пошленькие сердечки из роз? Начитывает Уолта Уитмена на автоответчик?

Ведущая явно выдала в эфир что-то личное, из эмоционально исподнего. Оператор с водителем, видимо о чем-то осведомленные, весело переглянулись.

– Ну как грандиозно… – в задумчивости продолжил Джон. – Во-первых, он ради нее сменил имя. Был Бенедиктом, стал Полом. Как Маккартни. Пола и Пол, понимаете? Внес изменения на астрологическом уровне. Дал карме ускоряющего пинка, образно говоря.

– Что ж, это хотя бы оригинально… – уже несколько неуверенно прокомментировала ведущая.

А Джон продолжал:

– Во-вторых, чтобы произвести впечатление на Полу, он стал мультимиллионером.

– Нормально! – искренне удивился оператор. – А старые дедовские способы: побриться там, помыться – уже все, не работают, что ли?

– А в-третьих, – не сдавался Джон, – он последние несколько лет гонится за ней на своем доме.

Джон торжествующе оглядел минивэн.

– ОК, мы поражены и ошеломлены, Джон. Давайте, пожалуйста, без этих мелодраматических пауз, – напутствовала его ведущая.

Джон несколько разочарованно объяснил:

– Пол нанимает специальную грузовую платформу, погружает на нее свой дом и перевозит его к дому Полы. Сгружает свой особнячок как можно ближе к ее владениям, насколько позволяет ландшафт. Но Пола у нас не менее упряма: заказывает тех же людей, они грузят ее дом на ту же платформу и увозят в другое место, подальше от Пола. Процесс повторяется с завидной регулярностью. В данный момент мы с вами как раз это и наблюдаем. Вот платформа. А на ней – дом Полы, в очередной раз делает ноги. Мы его называем «дом-шатун».

– Ладно, Джон, – наконец сдалась ведущая, – согласна, это действительно грандиозно. Поехали к вашей Поле.

 
IV
 

Мэрия располагалась в ультрасовременном здании в стиле хайтек. Оно было полностью стеклянным и насквозь прозрачным. На первом этаже мэрии в гигантской витрине висела широкая плазменная панель, на которой демонстрировались какие-то фотографии. На втором этаже располагались кабинеты мэра и членов городского совета. Прозрачность власти буквальнее некуда. Из кабинета по центру им приветливо махала рукой Пола.

Интервью решили провести на открытом воздухе, перед зданием мэрии.

Оператор установил камеру так, чтобы в кадр на заднем плане попадала витрина с плазменной панелью. Ведущая и Пола уже заняли свои места на плетеных стульях напротив друг друга. Пока оператор делал последние приготовления, дамы успели поучаствовать в классической ковбойской перестрелке взглядами. Обе были убиты наповал. Пола решила, что ведущая в жизни выглядит хуже, чем на экране; ведущая про себя отметила, что тридцатилетней (Джон проболтался по дороге) Поле дашь все пятьдесят: бедняжка, каторжный труд. Женщины остались довольны фиаско друг друга, и теперь ничто не мешало им мило улыбаться собеседнице.

Джон и несколько человек из городского совета расположились за спиной оператора, и запись интервью началась.

– Пола, сразу хочу задать вам главный вопрос. Как вы догадываетесь, из многочисленных маленьких городков Америки мы выбрали именно ваш не просто так. Я не буду спрашивать, что значит название вашего города…

– Спасибо за вашу доброту…

– …но что означает девиз под ним: «Город без детей»?

– «Город без детей» – это наша философия и наша политика как коммуны. Демографически сложилось так, что большинство жителей в Нудлпоппенбуле – это молодые люди. Тридцать – сорок лет назад здесь, в Нудлпоппенбуле, случился настоящий беби-бум. Дети лезли на свет буквально из каждого угла. В какой-то момент мы, молодое большинство уроженцев Нудлпоппенбуля…

– Пола, помилосердствуйте… У нашего оператора камера прыгает от приступов хохота…

– Я перестану, если вы скажете, что запомнили… Хорошо, давайте серьезно. Итак, однажды мы, молодое местное большинство, приняли единодушное решение не связывать свою жизнь с рождением детей. Мы все убеждены в том, что задача индивида – максимально реализовать свой потенциал здесь и сейчас, наиболее эффективно в условиях неудовлетворительно ограниченной продолжительности человеческой жизни. Дети – это инструмент эволюции человечества в ущерб эволюции конкретного человека. Тиражировать себя, чтобы впоследствии отказаться от своей личности в пользу копии, – мы считаем такой подход нерациональным.

– Пола, переводя с вашего академического языка: дети – это обуза на пути к карьере?

– На вашем языке это звучит как скучное клише. Я же хотела донести до вас несколько больше этого – нашу идеологию. Но да, по сути ваша формулировка отражает наш подход.

– Вы рассказали о том, как все вместе приняли такое решение. Это случилось в одночасье? Что предшествовало этому моменту? Вас всех что, накануне массово дети покусали?

– Вы так остроумны. Позвольте мне не смеяться над каждой вашей удачной шуткой, а то тушь потечет, спасибо. Да, решение мы приняли одномоментно на расширенном заседании городского совета, на второй год моей деятельности как мэра. Но этому предшествовала долгая подготовительная работа. Я собрала кружок единомышленников еще во время учебы в нашей местной школе. Со временем наши взгляды стало разделять все больше жителей города…

– Вы были Королевой бала? В школе?

– Нет. Лучше. Президентом школьного совета.

– И прекрасно учились?

– Да.

– Вы учились в школе настолько хорошо, что после окончания даже сумели ее закрыть?

– Это было общее решение жителей и городского совета.

– Наверняка не все до единого разделяли вашу, как вы ее называете, идеологию.

– Да, но эти люди покинули город.

– Добровольно?

– Безусловно. Это естественный процесс. Кто-то уехал по мотивам, не связанным с новыми правилами общежития в коммуне. Несколько пар завели детей и покинули нас из-за отсутствия инфраструктуры.

– Пола, означает ли ваша личная история с Полом, что наряду с деторождением вы также отвергаете институт брака?

– Джо-о-он!

– Пола, я не виноват. Твой дом снова раскорячился посреди дороги…

– Пола, простите Джона. Мы пытали его в нашем микроавтобусе маленькими детьми. Не отвечайте, ваше право.

– Ну почему же… Если я не отвечу, вы можете превратно истолковать нашу идеологию. Наши ценности в отношении любви и брака вполне традиционны. Никаких особенностей. У нас много семейных пар. Например, наш Джон, как это ни странно, тоже женат. Мой случай – это мой случай. Частная история, каких тысячи…

– Ну да. Ухажер-мультимиллионер, который преследует свою возлюбленную верхом на доме. Вполне типично. История моей жизни.

– …

– Большинство из вас отказалось от детей. Стоит ли игра свеч? Какими жизненными достижениями вы все можете похвастать?

– На этот вопрос вам ответит плазменная панель за моей спиной. На ней размещаются фотографии, которые иллюстрируют достижения жителей нашего города.

– Это какие? «Я и трехметровая рыбина». «Я и Ниагарский водопад». Такие?

– Нет, не такие. «Я и Брэд Питт». «Я и офис моего собственного технологического стартапа». «Я и моя престижная индустриальная премия». «Я и мой первый миллион».

– Это Пол, наверное, да?

– Нет, Пол – это скорее «я и трехметровая рыбина».

– Ах, вот оно что… Видимо, в этом и есть причина…

– А между тем вы уже во второй раз пытаетесь вернуться к этой теме…

– Простите. Пола, как мне рассказали по дороге сюда, старшее поколение вас не поддерживает…

– Я бы назвала это нейтралитетом. Мы создали для наших родителей и бабушек с дедушками прекрасные условия там, в долине. Джон должен был вам показать. У нас отличная социальная служба и медицинское обслуживание.

– Как вы работаете с оппозиционным мнением?

– Что вы имеете в виду?

– Эти два ваших мистера… Доктор Джекилл и мистер Хайд…

– Мистер Кид и мистер Чесснат – это не мнение. Это два патефона в эпоху смартфонов. У них большая труба, но короткая пластинка.

– Знаете, Пола, так можно почти о каждом политике сказать…

– Тут никакой политики. Чистая ностальгия. А ностальгия – это не программа. Всего лишь эмоция.

 
V
 

После интервью съемочная группа и Джон, которого обещали подбросить до его машины, быстро погрузились в микроавтобус и уехали. По дороге ведущая попросила оператора снять несколько планов заброшенного магазина игрушек, для колорита.

Ведущая сосредоточенно разглядывала аляповатое здание со свисающим паровозом и с информативной вывеской на фасаде: «истер ид». Она прикидывала, нужно ли ей по драматургии снять интерьер магазина и просить ли об этом Джона.

– Красивые мыши, – раздалось у нее над ухом.