***

Проснулся Стас уже ближе к вечеру. За окном утихла метель, и лишь изредка ветерок сдувал с веток снежинки, которые хороводом опускались к подножью деревьев. Солнце ещё светило. Часы показывали начало пятого.

«Ничего себе!?» – ощущая свою никчёмность, подумал Стас, глянув на будильник и со злобой вспомнив старушку-античницу. Историки всё так же сидели напротив друг друга, уткнувшись в учебники.

– Вы чего меня не разбудили? – возмутился Стас.

– Ты нам ничего не сказал, – не оборачиваясь, сказал Андрей, весь поглощенный историей.

Стас понял, что виноватых ему не найти, молча пошёл умываться.

Холодная вода его взбодрила, и ни с того ни с сего у него появилась тяга к учёбе. Или оттого, что и так уже сегодня много не сделал, или оттого, что долго спал, вобщем, он зашёл в комнату и, обложившись книгами, третьим сел за стол.

Уже давно стемнело, а они всё сидели и сидели, лишь время от времени шелестя страницами. В общаге напротив горели окна комнат, в которых так же лёжа или сидя читали, писали и учили. Уже глубокой ночью они, замученные учёбой, отложили книжки и тетради, слегка, перекусили и легли спать.

Следующие день за днём они просыпались, учили, иногда ели и ближе к ночи безжизненными телами ложились спать. Стас читал положенные ему тексты античных комедий, трагедий, легенд и мифов древней Греции. Ещё раз прочитал разделы в учебнике, посвящённые «Илиаде» и «Одиссеи» Гомера. Частично пробежался по литературе древнего Рима и для общего развития заглянул в «Римское право». Всё это было безумно интересно, но при мысли, что это надо будет сдавать, а в голове мало что остаётся – у него вяли все чувства. Помимо текстов нужно было знать биографии античных авторов и предпосылки к написанию их произведений. Кроме того, всё прочитанное и изученное нужно было увязать с античной эпохой и со всеми историческими процессами, которые протекали в Греции и Риме в то время. Стас учил и читал, кое-что он даже выписывал, но всё равно, чем больше узнавал и открывал для себя, тем яснее понимал, что ещё больше он не знает. В ярости он спрашивал себя, что делал полгода и почему раньше не читал этого, раньше, когда было много времени. С другой стороны, он где-то в глубине души рассчитывал на удачу:

– «Может, повезёт, может, мне попадётся то, что я знаю!?» – мечтал он, вспоминая, сколько раз слышал истории о том, что попадался тот единственный билет, который был выучен. Он не думал об одном билете, он знал больше половины, но всё равно в его знаниях были пробелы, и некоторых вопросов он не знал вовсе. К концу третьего дня Стас запугал себя напрочь и решил всю ночь перед экзаменом тоже учить. Он уже забыл, как он рвался домой, всё для него умерло, всё, кроме зачёта. Зачёт теперь для него был первоочередной целью и смыслом жизни. Стискивая зубы, он читал и учил дальше.

Ночь пролетела незаметно, В коридоре уже начали шаркать тапками.

Стас оторвал глаза от «Энеиды». Стрелки на часах показывали пять минут восьмого. «Перед смертью не надышишься», – подумал он и громко захлопнул книгу.

– Тише… – сквозь сон прошептал Толик.

– Толян, вы когда встаёте? – подойдя к нему, спросил Стас.

– Часов в двенадцать… Мы сдавать последними пойдём… – пробубнил он, переворачиваясь на другой бок.

– Ладно, спи, – сказал ему Стас, потянулся и зевая пошёл умываться.

***

За три дня Стас соскучился по университету. Как ему показалось, он встретил его приветливо: его стены, колонны и арки выглядели не так вызывающе, как ему это казалось на вступительных экзаменах. Теперь они смотрели на него по-отечески, даже по-дружески. Почти за полгода он к ним очень привык.

В коридоре, перед аудиторией, в которой с минуты на минуту должна была разыграться лотерея, столпилась почти вся группа. Это было удивительно. Стас думал, что будет один из первых, а получилось наоборот. Преподаватель ещё не пришёл, и все судорожно ждали своей участи. В руках у каждого были хрестоматии, учебники и тетрадки. Все волновались и повторяли, повторяли, повторяли. Стас снова удивился: «Ведь античка не первый, а последний зачет. Почему все так напряжены!?». Но, вспомнив старушку, с которой предстоит «милая» беседа, и те мысли, которыми он ещё ночью запугал себя, он сам себе объяснил поведение одногруппников. Никто не шутил и не разговаривал, как это было обычно, а тупо уставившись в книги и тетрадки, молча читали. Многие пришли невыспавшиеся, бледные и с синевой под глазами.

«Понятно», – констатировал Стас бледность и синеву, которые говорили ему о том, что все готовились в последнюю ночь, и в случае чего рассчитывать не на кого.

В коридоре прошла волна оживления, и измождённые лица многих заулыбались неискренними улыбками – в дали коридора показалась «всеми любимая» Нина Борисовна. Не спеша она подходила к аудитории. Когда она поравнялась со студентами, из разных концов полетело весёлое: «Здравствуйте». Она сухо, не поднимая глаз, поздоровалась со всеми сразу и вошла в аудиторию. У Стаса ёкнуло сердце. Именно в этот момент он понял, что античку ему не сдать никогда, и этот сухарь ни за что не поставит зачёта ему сегодня. Он это осознал и успокоился, теперь ему было всё равно. Он поднял глаза, увидел у стены напротив Мишку, своего одногруппника.

– Пойдем, покурим.

Стас не курил, но Мишка без лишних вопросов с радостью согласился, как будто у него самого на это не хватало смелости. Они спустились на первый этаж и зашли в курилку, которая была ещё пустая и проветренная, что было тоже редко. Они прикурили.

– Как думаешь, сдашь? – спросил Стас.

– Чёрт его знает? Вроде учил, должен сдать. А ты? – в свою очередь поинтересовался Мишка.

– Да вроде должен. Домой хочу, от книг уже тошнит, если не сдам… Ох, лучше об этом не думать, – выдыхая дым, сказал Стас.

Помолчали.

В курилку зашли ещё двое. Мишка жадно затянулся последний раз и затушил окурок о стену.

– Ну чё, пошли?

– Сейчас, – сказал Стас, сильно затягиваясь.

Выпуская дым, он подумал и загадал: «Если сейчас окурком попаду в урну – значит сдам!» Урна стояла в метрах пяти от него. Он бросил, окурок упал на кромку урны, завис там на пару секунд и вылетел на кафель пола. «Да глупости всё это», – сам себя успокоил Стас и вышел.

Когда они вернулись, оказалось, что первая пятёрка уже зашла и готовится. Стас спросил, кто идёт последним, и занял очередь. Время тянулось до боли медленно. Наконец, дверь распахнулась, и вышел сияющий староста Женя.

– Ну? – выдохнули все, когда дверь за ним закрылась.

– Сдал! – ответил он, болтая в руке зачёткой.

– Как принимает? – спросил кто-то.

– Нормально, – сказал он и этим обнадёжил многих, – Следующий кто-нибудь идите, – на ходу одеваясь, добавил первый обладатель зачёта. Для него кошмар первой сессии закончился.

«Счастливчик, – глядя ему в спину, подумал Стас, – Ах, как бы я хотел быть на его месте!»

***

Университет начал наполняться студентами, и время от времени из разных дверей выскакивали с бурной радостью сдавшие и выползали растерзанные и убитые своим горем завалившие. Повсюду кучковались и толпились те, кому ещё предстоит разыграть свою партию с судьбой.

Стас волновался и много курил. В его группе заваливших было намного больше, чем сдавших, и, к тому же, подходила его очередь. Наконец дверь закрылась за последним, и следующим должен был идти он. Сердце забилось чаще.

– Да, господи! Что я так боюсь?! Ну, подумаешь, не сдам?! – вслух, не очень громко, сказал он, – Хотя как это подумаешь… – но он не договорил, дверь открылась, и он увидел Мишку.

– Мишка, ну чё?

– Два балла, – лаконично ответил тот.

– Не знал билет? – допытывался Стас.

– Да завалила! Кляча старая! – хмуро сказал Мишка и, махнув рукой, пошёл по коридору.

У Стаса не было времени, чтобы выяснить все подробности, ему нужно было заходить. Он выдохнул, взялся за дверную ручку и вошёл. В классе сидели ещё трое и готовились. Четвёртая, Светка, сидела уже около преподавателя и готовилась отвечать.

– Ещё час, и всё решится, – подумал Стас, подходя к столу.

– Греческая мифология насчитывает… – начала, было, она.

– Подождите, – перебила её экзаменатор, – берите билет, – сказала она, обратившись к Стасу.

Стас дрожащей рукой взял билет и, обмер. Этого билета он не знал вообще. Губы его затряслись, и к глазам подступили слёзы.

– Я… Не знаю… Я не знаю этого билета… – робко сказал он, опустив глаза на пол.

На преподавателя он боялся смотреть. За его спиной оживились. Он очень чётко почувствовал на себе красноречивые взгляды одногруппников, которые его «похоронили».

– Так. Хорошо, – ехидно сказала старушка.

В этот момент Стас её ненавидел и готов был разорвать её на куски. – Берите ещё один билет, но помните, что оценка автоматически на балл ниже: если ваш ответ будет на тройку, зачёт я вам не поставлю. Берите билет, Морозов, – сухо, строго и очень властно сказала она.

Стас, трепеща всем телом, взял второй листок с номером. Стараясь не смотреть на него, он медленно поднёс его к глазам и подумал: «Убейте..! Убейте меня..!» – этого билета он тоже не знал. Стаса бросило в пот, он побледнел и еле выдавил из себя:

– Билет номер девять…

– Садитесь, готовьтесь, – всё так же сухо сказала «античница» и обратилась к девушке. – Я вас слушаю.

Стас был ни жив ни мёртв. Из двух вопросов он не знал ни одного.

– Ни одного… – сидя за партой, обхватив голову, прошептал он.

«Что же делать? Что же делать?» – судорожно соображал Стас. Списать было невозможно, всё было на виду, да и неоткуда было списывать, в отличие от своих одногруппниц он никогда не делал шпор. Из ребят, сидевших впереди, ему тоже помочь никто не мог.

«Господи! За что? – про себя убивался Стас. – Что я такого сделал? – пытался понять он причину своего чудовищного невезения. – Ну делать-то что-то всё равно надо!» – однозначно решил Стас и стал напряжённо думать. Билет зловеще лежал перед ним. Уже двое ответили и ещё двое зашли, а он так ничего и не придумал. Подходила его очередь.

«А может, пойти к ней и сказать: «Знаете, я этого билета тоже не знаю, но я выучил большую половину курса, давайте поговорим по всему курсу». А может, ей исказать, что я очень сильно хочу домой, что у меня кто-нибудь болеет и меня в этом проклятом чужом городе держит только её зачёт… Хотя всё бесполезно. Эту дрянную старушонку ничего не пробьет. Плевала она на меня. Ей главное, чтобы я рассказал этого дурацкого Еврипида и Софокла», – трезво думал Стас. До его ответа оставался последний человек.

«Ладно! – твёрдо решил Стас. – В полный рост, как честный мальчик здесь не пройти – значит, нужно что-то придумать… Может отпроситься и выйти в коридор у девчонок взять шпоры? Хотя зачем просить, списать всё равно не успею… Ох-ох-ох», – выдохнул Стас, поняв, как тут не крутись, а всё бесполезно.

«А что если… – мелькнула в голове Стаса «гениальная мысль», – а что если спрятать билет и рассказать ей тот, который я знаю лучше всего? – подумал он, возвращая сам себя к жизни, – ну, а если запалит? Тогда что? Если спросит, где мой билет?… Скажу, что остался у неё. Так что проверить она не сможет, а билет будет у меня. Класс! – подумал Стас и наконец-то облегчённо вздохнул. – Ай да я! Ай да молодец!».

– Морозов! Вы готовы? – грянуло у Стаса в ушах.

– Да, – ответил он и сел напротив преподавателя.

– Первый вопрос, пожалуйста, – сказала экзаменатор и глянула на Стаса поверх очков.

Не моргнув глазом, Стас начал рассказывать гомеровскую «Илиаду». Вторым вопросом он решил рассказать «Сатирикон» Петрония. Стас отвечал очень уверенно, чётко, ссылаясь на разные исторические труды, посвященные «Трое» и Гомеру. Он старался, и ответ ему нравился самому. Он уже рассказал сюжетные линии «Илиады», слегка коснулся композиции и только собирался затронуть особенности эпоса, как его перебили:

– Неплохо. Достаточно. Следующий вопрос.

– «Купилась!» – обрадовался Стас, и у него отлегло.

– Что у вас там дальше?

– «Сатирикон» Петрония.

– Пожалуйста.

Стас начал отвечать на второй вопрос. Отвечал он так же хорошо, как и на первый. Но чем больше он говорил, тем больше и больше менялася в лице преподаватель. Стас заметил, что она начала перебирать пачку билетов и, мрачнея, даже не смотрела на него. Ему даже показалось, что она его не слушает.

«Неужели догадалась?» – только хотел подумать Стас, как визгливый голос старушки перебил его:

– Морозов, где ваш билет?

Стас замолчал. Медлить было нельзя. Как утверждал классик: «Промедление смерти подобно». Он это понимал и в ту же секунду, глядя прямо в глаза ненавистной экзаменаторше и правдоподобно смутившись, сказал:

– У вас…

– Морозов. У меня его нет. Вы его забирали к себе – это раз! И как попал Гомер в один билет с Петронием?!

Стаса снова бросило в пот. Он понял, что на этот раз уже всё, больше шансов нет. Но сознаваться тоже нельзя.

«Буду врать до конца. Билет всё равно у меня в кармане, уж обыскивать меня она наверняка не станет», – решил он и, стараясь быть невозмутимым, ответил:

– Билет я с собой не брал. Я его посмотрел и положил к вам на стол…

– На столе у меня его нет, я смотрела.

– У меня тоже нет, – сказал Стас и устремил свой взор в окно.

Из окна была видна верхушка огромной рябины. Её присыпанная снегом ветка упиралась в подоконник, по которому семенила, подпрыгивая на своих лапках, синичка, время от времени забегая на ветку и беззаботно долбя своим клювиком обмороженные грозди красных ягод. Откусив одну ягодку и держа её за хвостик, она вспорхнула. «Вот бы и мне взять и улететь», – подумал Стас, завидуя свободе и непринуждённости синички.

– Так, Морозов, – прервала молчание античница, вероятно на что-то решившись. – Сейчас вы мне дорасскажите Петрония, я, к сожалению, не могу сейчас проверить дубли билетов у меня дома, а завтра утром вы ко мне придёте в деканат с зачёткой, и если Петроний и Гомер действительно в одном билете, что вряд ли, потому что такого билета я не делала, то зачёт я вам поставлю. Кстати, вопрос по «Сатирикону» у меня был один, и его мне сегодня уже отвечали… Ну хорошо, я вас слушаю.

Пыл и бойцовский настрой в Стасе поутихли, и, еле-еле соображая, что он говорит, он начал мучительно и нудно вспоминать «Сатирикон». Истязая себя, он всё-таки рассказал свой второй вопрос и, когда закончил, взглянул на преподавателя.

– Что ж, Морозов, – начала та. – Зачёт вам поставить можно. Но после того, как я проверю дома билеты. Зачётку можете оставить мне. До свидания, – сказала она, собираясь устремить свой взгляд на следующего студента.

– Вы знаете, – нерешительно начал Стас, – мне очень нужно домой. Может, вы сегодня поставите?

– Морозов. Мы с вами договорились. После того, как я проверю ваш билет.

– Но ведь билет – это пустая формальность, – попытался возразить Стас.

– Что значит формальность? – искренне возмутилась старушка. – Одно только то, что вы потеряли билет, вы меня, Морозов, обязали переделать всю пачку и снова эти билеты заверить у декана. И ещё я вам хочу сказать, – делая тон как можно строже и сверля Стаса своим взглядом, продолжала она. – Если в билете будет не Петроний, номер вашего билета я запомнила, девять, то вы будете отчислены. Лучше отдайте билет, если он у вас.

«Всё, проиграл…» – Стас подумал, что, вероятно, вскроется, что в его билете ни Петроний, и даже ни Гомер, и решил отдать этот проклятый билет. Он вытащил из кармана помятый листок и с убийственным видом положил его на стол между собой и преподавателем.

Старушка, ехидно улыбнувшись, развернула билет.

– Так-так, я так и знала! – побледнев от злости, сказала она. У Стаса закружилась голова, всё расплылось и куда-то поехало.

– Идите, Морозов, не задерживайте меня. А я сообщу куда следует, – тише добавила она.

Стас встал, автоматически сказал «до свидания!» и побрёл к двери. Когда он вышел, коридор уже был пуст, страсти утихли, и сдавшие, и несдавшие разошлись по домам. По улице он шёл никого не замечая и не ощущая себя. Выйдя из университета, он забыл надеть перчатки, но руки у него почему-то не мёрзли, и вообще ему уже было наплевать и на себя, и на весь мир. Он зашёл в общагу, по серой лестнице поднялся на свой этаж, вошёл в комнату и, включив свет, увидел, что она была пуста и в небольшом бардаке. На столе его ждала записка. Он подошёл и стал читать. В записке почерком Андрея было написано: «Стас! Мы сдали, сессию закрыли. Надеемся, что ты тоже. Мы решили уехать на дневном рейсе, так что извини. За беспорядок извиняемся тоже, собирались второпях. Желаем тебе весёлых каникул. Будь здоров, старик!»

Стас положил записку обратно на стол, разделся, выключил свет и, упав на кровать, заснул сном студента, учившего всю ночь и завалившего днём экзамен, уснул, чтобы забыться, а ещё лучше, чтобы никогда не проснуться.

***

Бессонная ночь, завал и полное разочарование в жизни заставили его уснуть мгновенно. Ему снилось, как он маленький бежал по полю к матери. Он спотыкался, падал, поднимался и снова бежал, бежал, чтобы крикнуть «Мама!» и, обняв, заплакать в ее объятиях. Он выбивался из сил, а она все не приближалась. Он бежал и бежал, и когда ему уже оставалось сделать последний шаг и протянуть к ней руки… Вдруг все наполнилось треском, все вокруг него затрещало…

Стас открыл глаза. Треск не прекращался. Он повернул голову в ту сторону, откуда раздавался звук. Треск исходил от будильника, который вчера для себя ставили Андрей и Толик. Обе стрелки находились вверху.

– Двенадцать дня, – сам себе сказал Стас. Он попытался вспомнить, что ему снилось только что, но не смог. Он напрягался, силился, но ничего не получалось. Он помнил, что во сне видел что-то неуютное, тревожное, а что, не помнил.

Стас посмотрел на пустые кровати «историков», которые в два яруса стояли напротив, и увидел там в беспорядке разбросанные свои вещи. Его обдало жаром, и что-то кольнуло под сердцем. Он вспомнил все события вчерашнего дня: вспомнил завал, вспомнил скандал и боялся даже представить, что теперь будет. Лежа он попытался решить для себя, как жить дальше и что же ему теперь делать. А делать было нечего, все, что он мог, он сделал вчера.

Стас встал, умылся, нехотя заправил постель и слегка прибрался в комнате. Что ему делать дальше, он не знал, не знал, что делать сейчас, что делать через час, что делать ему вообще. Историки уехали, и ему не у кого даже было спросить совета, все нужно было решать самому. Через некоторое время он почувствовал голод и к великой радости осознал, что появилась хоть какая-то цель – накормить себя.

Еда не доставила удовольствия. Он жевал машинально, все время думая о том, как теперь ему быть: «Ну, надо же!? Так влететь, и не у кого-нибудь, а у антички, – думал Стас, анализируя свое теперешнее положение. – Лучше бы тупо сказал, что не готов и еще бы раз пришел и сдал бы, так ведь нет же, с шашкой на танк… Ой дурак. Ну дурак и дурак», – убивался Стас, понимая, что теперь все это дойдет до деканата, все об этом узнают, но быть может над ним сжалятся и не выгонят из университета, а дадут шанс сдавать еще раз.

Стас прикидывал, что с ним еще могут сделать: «Могут заставить извиняться перед этой старой каргой? Могут, – сам себе ответил Стас. – Могут без разговоров и разбирательств просто выкинуть? Могут. А дальше что? Армия и крест на образовании… и всё из-за чего – из-за какой-то бумажки, из-за того, что чуть-чуть не повезло, из-за того, что я нормальный парень, а не сухарь и не пылеглот-заучка, каким эта старуха хотела бы меня видеть. И почему такие люди живут? Ведь ей осталось-то два шага до смерти, она же тлеет как головёшка и всё равно сама сдохнет и мне жизнь перечеркнёт, вот стерва какая», – злясь на себя и на всех, размышлял Стас.

Делать было нечего, надо было идти в деканат и пожинать плоды вчерашнего дня.

***