Группа солдат во главе с капитаном Барсуковым, в полной амуниции, пригибаясь, бежит к вертолёту Ми-8. В открытые двери, махая руками, торопит лётчик, показывая на часы. Солдаты по очереди заскакивают в вертолёт и рассаживаются на лавочках вдоль бортов. Олег запрыгивает последним. Двигатель вертолёта набирает обороты, и машина, плавно двигаясь вперёд, начинает подъём.

Второй лётчик кричит командиру, кивая головой в сторону кабины:

– Давай к нам!

Барсуков встаёт и, опираясь на плечи своих солдат, проходит к пилотам.

Первый предлагает:

– Держи контрабас.

Он протягивает фляжку. Второй пилот угощает галетой из сухого пайка.

Олег видел пьяных танкистов и водителей. Видел даже машиниста паровоза, синего, как туркменское небо. Но пьяных в хлам летчиков он созерцал впервые. Самое абсурдное в этой ситуации было то, что вертолётчики не находились где-то там за облаками, как поётся в песне, а управляли вертолётом, в котором летел капитан и его подчинённые.

– Нет, я не буду! Да и вы бы завязывали!

– Ну как хочешь. Хозяин барин. Наше дело предложить – ваше отказаться.

Второй лётчик, засовывая демонстративно в рот галету, и отодвинув Барсукова, проходит в салон. В районе хвоста он берёт парашюты и кидает под ноги солдатам.

– Надевайте.

Воины крутят парашюты и пытаются их нацепить.

– Они что, парашютов никогда не видели?

– А где бы им их показывали? Пехота! Они противогазы-то толком не умеют надевать, а ты парашюты им суёшь! – заступается за своих бойцов Олег.

Второй пилот пытается надеть парашют на одного из солдат. Кряхтит. Дёргает за лямки. Крутит пряжки. Потом снимает полуодетый парашют с воина и опять кидает все парашюты в хвост вертолёта. Кричит Барсукову:

– Толку от них всё равно нет, они с восьмидесятого года не перебирались. Валяются себе в хвосте, да валяются.

– Что, ни разу не пригодились?

Второй летчик суеверно крестится:

– Тьфу на тебя!

Шатаясь, лётчик проходит в кабину пилотов.

Барсуков присаживается на лавочку к солдатам и закрывает глаза, пытаясь уйти от действительности. Солдаты дремлют.

Интересное существо солдат. Он умудряется спать лёжа, стоя, сидя. Даже на посту в карауле, забив огромный гвоздь в столб постового грибка и повесив тулуп за петлю, он в нём висит и спит. И сейчас, когда они летят на боевое задание, вроде бы волноваться нужно, ан нет. Спят соколики, как дети малые, чмокая губёшками.

Внизу проносится пустынный пейзаж. Тень от вертолёта, как верная собака за охотником, гонится внизу, чуть сбоку, следом по барханам. Вертушка идёт на минимальной высоте.

Неожиданно вертолёт резко ложится на левый бок и идёт на снижение. Солдаты, сидящие напротив Барсукова, падают с лавочки. Вертолёт выравнивается на секунду и с таким же креном заваливается на правый борт. Теперь уже Барсуков с солдатами с левого борта валятся на пол. Вертолёт бросает то влево, то вправо. Олег, переползая через пытающихся подняться солдат, на корточках двигается к кабине пилотов. Экипаж держится вполне уверенно.

Второй пилотк в азарте орёт командиру:

– Заходи ещё!

– Сейчас её сделаем! – кивает первый.

Внизу по степи носится перепуганная лисичка – корсак. Вертолёт вновь разворачивается и движется на очень малой высоте за ней. Бедный зверёк, устав от погони, начинает вертеться на месте. Загнали.

И тут под носом у первого лётчика появляется кулак Барсукова. В кулаке зажата наступательная граната.

– Вашу Машу! Взорву к едрене-фене! Летите по курсу! У меня в салоне все солдаты обрыгались!

Первый лётчик выравнивает машину и ложится на курс. Бойцы поднимаются с пола и рассаживаются на скамейки.

– Вставь кольцо, идиот!

– Потерял я его, пока к кабине полз!

– Выкидывай её на хрен!

Барсуков покачиваясь, пробирается к открытой двери вертолёта. Швыряет гранату за борт. Вертолётчики облегчённо вздыхают:

– Пошла, родимая!

– Твою мать! – кивком головы командир показывает на строения и кошары, промелькнувшие под брюхом вертолёта.

Собрание колхозников. Туркменская мазанка. В президиуме толстый и важный председатель вытирает свою потную шею носовым платком. На столе графин с водой. В зале колхозники на стульях. Рядом с трибуной тумба с гипсовым бюстом вождя пролетариата, почему-то сильно похожего на председателя колхоза. Прямо над бюстом вождя революции вешалка, на которой весит расшитая золотом тюбетейка председателя. За окном видно, как водитель крутит рукоятку кривого стартера пытаясь завести старенький ГАЗ-52. Рядом стоит привязанный к глиняному забору (дувалу) верблюд. В здании сельсовета напряженная обстановка.

Председатель строго, громко, назидательно, демонстративно загибает пальцы на руке:

– Машина поломался! Совсем мотор заглох! Кипел совсем! Надои шубата пошёл на низ! Доярки сволочь! Спят до обед! Сторож старый дед совсем! Пять кубов доска шайтан со склада украл, глухой, не слышал, как вор идёт! Всё плохо! Совсем мне уходить скоро! Красный книжка заберут?!

С любовью смотрит на бюст Ленина.

– И из партия нагоняй! Кто мой семья кушать приносить будет?

При этом, отсчитывая очередной недостаток, загибает ещё один палец.

Он в ярости стучит кулаком. Колхозники вжимают головы. Председатель стучит двумя руками по столу. Графин прыгает. Колхозники прячутся за спинами передних.

И тут раздаётся громкий рокот пролетевшего вертолёта, а за ним свист падающей бомбы.

Колхозники падают на глиняный пол. Видны только спины в полосатых халатах.

Взрыв во дворе. Бу-бух! Верблюд , привязанный к дувалу, срывает поводья и убегает вслед за вертолётом, который, оставляя чёрный выхлопной дым, уходит на бреющем. Газ-52 неожиданно заводится. На бюст вождя падает тюбетейка, и он теперь становится как две капли воды похож на перепуганного председателя. Председатель выползает из-под стола, отряхивается от штукатурки. Посмотрев на свою левую руку с четырьмя загнутыми пальцами, громко возмущается, загибая пятый:

– И этот вертолет, я мама любил!

СТАВРОПОЛЬЕ. 2009 год.

Салават смеется:

– Ну, ты, Барсик, всегда на рассказы был мастак.

– А то ж. Я ещё в училище на КВН сценарии писал. Только замполит его браковал.

Станица Винсады. Улица Школьная.

Подъезжают к дому бывшего замполита.

– Сейчас Геннадий Петрович тебе напомнит про твои театральные способности, – шутит Салават.

Барсуков смеется:

– И про Ткача тоже.

В ту ночь, после передачи песни, при распитии бутылки их застукали. Но Ванечка, Насыров и Барсуков успели смыться от дежурного лейтенанта. А так как Ткаченко стоял на тумбочке, его и поймали. На комсомольском собрании замполит батальона предложил исключить Коляна из комсомола, что означало немедленное отчисление из училища. И только один Барсуков встал и предложил не исключать, а объявить другу замечание. План Геннадия Петровича рухнул, так как все курсанты проголосовали за предложение Барсика.

Глава пятая.

СТОМИЛЛИМИТРОВАЯ ПУШКА И ЗЛОПАМЯТНЫЙ ПРЕПОД

1985 ГОД. ОРДЖОНИКИДЗЕ. ОВВККУ. ЛЕТНИЙ ЛАГЕРЬ.

Курсанты находятся в летнем классе. За преподавательским столом сидит командир взвода – старший лейтенант Панютин. Все его внимательно слушают. Время: восемь часов утра.

Мы сидим и слушаем наставления взводного. Через полчаса экзамен. Наш выпускной батальон тянет на звание «отличный». И взводные оказались между двух огней. Сверху, как в кузне – комбат подполковник Усманов, внизу мы – лоботрясы, через месяц лейтенанты. Комбат требует больше пятёрок и четвёрок. Ну а те, у кого есть тройки, давно «забили» на их социалистическое соревнование. В батальоне есть будущие медалисты, коммунисты, активисты. Вот они пусть и выполняют план! Их все четыре года отпускали в увольнение, радовали зимними отпусками, вручали грамоты и значки. А значит, пусть и рвут сухожилия отличники боевой и политической подготовки. Мы же – основная масса курсантов, которые вместо увольнений и отпусков несли службу в нарядах, гнили в посудомойках, драили сортиры, теперь только делаем вид, что стараемся изо всех сил. Оценка по военной истории идёт в диплом. А наш четвёртый взвод по всем показателям нашей 10 роты на четвёртом месте, то есть в хвосте, напоминает взводный.

– Нагоним. Все нормально, товарищ старший лейтенант!

– Я что-то на задних рядах не вижу активности? – приподнимается с табурета взводный.

Иванов и Ткаченко, сидя на разных рядах галерки, самозабвенно играют в морской бой.

Ванечка шепотом:

– Е-4.

Ткаченко, нагло улыбаясь:

– Мимо!

Ванечка, возмущённо:

– Ты что, Ткач? Как мимо? Четырёхпалубный, там и клеток больше нет!

Микола, издеваясь:

– Смотри лучше, Тарас Бульба!

Ванечка, психуя:

– Сам ты бульбаш!

Серёжка Иванов перегибается через проход и выхватывает тетрадку по военной истории у Ткаченко. Колёк прыгает ему на спину, пытаясь отобрать тетрадь. Но Ванечка успевает передать тетрадку рядом сидящему Барсукову.

Олег хватает тетрадку и пересаживается на свободное место на первых рядах. Ткаченко берёт тетрадку Барсукова и убегает на своё место.

– Иванов! Ткаченко! Прекратите балаган! Барсуков, вернитесь обратно!

Барсуков проходит назад и забирает свою тетрадь у Ткаченко. Тот, состроив ехидную гримасу с торжественным видом, демонстративно её отдает. Олег присаживается и открывает тетрадку.

– Ты что, Ткач? Совсем долбанулся? Мне же с ней на экзамен идти!

Взводный подходит к Барсукову, берёт тетрадь в руки и, увидев на первой обложке жирным фломастером нарисованную свинью с надписью «Барсик!», негодующе качает головой.

– Ткаченко! Как же вы солдат воспитывать будете? Вас же самого ещё нужно воспитывать!

Взводный берёт тетрадь у Кольки, пересматривает листы и кидает на стол. Все страницы пестрят квадратиками морских боёв. Берёт тетрадь у Иванова и швыряет ею в Иванова. Такая же картина.

Он проходит на командирское место. И дает команду выходить строиться.

– После экзамена все трое ко мне!

На экзамен заходим с Колей Ткаченко в первой пятёрке. Мы всегда идём первые, потому, как, и выйдем раньше всех, типа «раньше сядешь – раньше выйдешь!», и пока продолжается экзамен, у нас будет время половину дня провести на Сунже.

Пятеро курсантов, беря по очереди билеты и оставляя на столе тетрадки с конспектами, рассаживаются в классе. За столом экзаменатор. Взводный, спросив разрешения, выходит. Он испугался. Ведь если полковник раскроет одну из тетрадок с конспектами трёх друзей, то он кроме морских боёв и жирной свиньи в них ничего не найдет.

Экзамены сдаём в летнем лагере. Военная история предмет не тяжелый. Мы не волнуемся. В дипломе у нас с Николаем уже есть пара троек, которые получили ещё на первом курсе. Поэтому медалистами мы уже не будем, а на выпуске все получим лейтенантов и разъедемся по стране. Как говорится, «дальше Кушки не сошлют, меньше взвода не дадут». А вот Ванечка тянет на красный диплом. Ему, если что, с тетрадкой в морских баталиях нужно повертеться.

Серёга Иванов садится на самое дальнее место – подальше от друзей. Но Ткаченко, увидав, что преподаватель отвлёкся, кидает ему шпаргалку. Ванечка раскрывает свёрнутый в трубочку листок, читает и отбрасывает в сторону. В записке три рожицы. Выполнены любовно. Две красными чернилами, одна синими. Под красными надпись «Барсуков. Ткаченко». Под синей «Иванов». Далее, ниже, печатными буквами написан девиз: «Лучше красная рожа и синий диплом, чем красный диплом и синяя морда!»

Дружим давно, вместе везде. Только вот в разных отделениях. Но на четвертом году обучения это уже не значимо. Мы без пяти минут лейтенанты. Колёк – непоседа, он вечно ищет на свою курсантскую задницу приключения. Ванечка – буквоед, служит без нарушений. Но и не выслуживается. Поэтому он в нашей компании.

Когда зимой наше военное училище готовилось к смотру художественной самодеятельности, кто-то из местных курсантов притащил осетинскую одежду.

1984 год. Зимние квартиры.

Казарма. Ночь. Часы над постом показывают три часа ночи. Дневальный, периодически засыпая, осаживается к полу, но, просыпаясь, встрепенувшись, опять принимает вертикальную стойку.

Проход. Кровати слева и справа. Первый ряд одноярусный, второй двухярусный. Ткаченко в белых кальсонах и рубашке пробирается между кроватей и толкает мирно спящего на втором ярусе Барсукова.

– Вставай! Пошли! – шепчет Микола.

– Куда?

– Куда! Куда! Доить верблюда, пока лежит, а то убежит!

– Колян, дай поспать!

– Фотик взял у Юрки Тухтачева. Пошли.

– Ты что? Какой фотоаппарат? Отвали, моя черешня! – Олег поворачивается к другу спиной.

Но Колян уже тащит с Олега одеяло.

Делать нечего, Барсуков встаёт и бредёт за ним по казарме. Идут по коридору родного училища. В белом нижнем белье и чёрных сапогах – как привидения.

Бредут, тихо и осторожно ступая, чтобы не разбудить старшину Лёву Оганесяна, который спит у выхода. Прикрывают за собой бесшумно двухстворчатые двери в казарму.

Заходят в класс боевой подготовки. Ткаченко, забыв закрыть дверь на ключ, суёт в руки Барсукова черкеску.

– На. Надевай!

Олег, отмахиваясь от друга, пытается выйти из класса:

– Ну, ты и гонишь! Зачем мне этот маскарад?

Колька шепчет:

– Сошлют в Сибирь, куда Макар телят не гонял, где и летом холодно в пальто, там черкесок нет. Хоть о юге память останется.

Надевают костюмы. Ставят фотоаппарат на штатив. Включают свет в классе. Щёлк! Готово!

Открывается дверь. На пороге стоит дежурный по училищу.

– Так, почему не спим? Пройдемте со мной!

Идут по коридору, в черкесках и белых подштанниках.Как на расстрел. Дежурный следует сзади.

– Тишина, – виновато улыбаясь, шепчет Ткач.

– И мёртвые с косами стоят! – еле сдерживая смех, отвечает Барсуков.

– Разговорчики! – толкает рукой между лопаток Ткача дежурный.

Олег представляет лицо удивленного комбата, когда их утром поставят перед строем всего училища в черкесках и кальсонах. И это старший, четвёртый курс! И пойдут они мимо хохочущих курсантов младших курсов по двору училища в этом наряде, как два клоуна. Позор! Ткаченко думает о том же.

Полковник тучный, но не толстый, пожалуй, и сто метров не пробежит. Но на кителе у него красуется значок мастера спорта. Интересно, по какому виду? Может, по стоклеточным шашкам?

Мысль о побеге из-под конвоя приходит одновременно.

– Три! Четыре! Ас-са! – кричат оба и рвут галопом по коридору.

Забегают в проходную казарму. Полкан не отстает. Пробегают мимо дремлющего дневального и ныряют в дверь столовой. Хлопая сапожищами, в белых кальсонах и в черкесках, пробегают по обеденному залу. Полковник дышит в спину. Рыбкой оба ныряют в окно раздаточного цеха и, скользя на кафельном полу, забегают в посудомойку.

Ой! Вроде отстал. Ха! В окно выдачи посуды не пролез, мастер спорта!

Выскакивают в двери, перепрыгивают кучу картошки и сидящих у неё курсантов кухонного наряда. Открывают дверь во внутренний двор училища. Встают, тяжело дыша.

На крыльце их встречает полковник. Ткач шипит.

Офицер, заложив руки за спину, улыбаясь, говорит:

– Привет сынкам кавказского народа! Не знали? Я ведь тоже курсантом был, так что все закоулки знаю. Следуйте за мной, динамовцы!

Полковник поворачивается спиной и спускается с крыльца столовой, уверенный, что курсанты идут за ним. Но, пройдя пару шагов, резко оборачивается. Курсантов нет.

Барсуков и Ткаченко мчатся обратным путём. Забегают в цех чистки картофеля, пробегают через посудомойку. Выпрыгивают в открытое окно на большой плац. Полковник оббегает здание столовой и подбегает к окну. Встаёт в позу Наполеона. Курсантов нет. Он в задумчивости идёт по ночному плацу. Мимо проходит смена караула. Разводящий командует:

– Смена! Смирно! Равнение на… право!

Смена, прижав левые руки вдоль туловища, правыми держа ремень автоматов, повернув голову в сторону полковника и, подняв подбородки, торжественно печатая шаг, проходит. Дежурный по училищу, приложив руку к головному убору, проходит мимо, не глядя на курсантов, шаря взглядом по кустам вокруг строевого плаца.

– Вольно!

Дежурный офицер, пройдя метров пять, резко останавливается и оборачивается. Два последних караульных идут без оружия и почему-то в белых кальсонах.

– Смена, стой!

Колька и Олег покидают строй и под хохот караульных несутся к дверям в казарменное помещение. Хлопает дверь. Тут же за ней исчезает и разъярённый полковник. Ткач и Барсуков пробегают вдоль казармы.

На пятаке сидит спящий дневальный. Забегают в своё спальное помещение и ныряют в тёмный проход под кровати. Полковник, держась за печень и борясь с одышкой, подходит к дневальному. Тот мгновенно просыпается, встаёт с корточек и орёт во всё горло:

– Дежурный по роте – на выход!

Из прохода появляется заспанный Насыров, на ходу застегивая ремень и поправляя повязку.

– Ты двух осетин… Тьфу, блин!.. Курсантов не видел?

Насыров непонимающе смотрит на полковника. Тот, отталкивая сержанта, бродит, светя фонариком между проходами. Срывает несколько одеял со спящих курсантов.

Барсуков и Ткаченко лежат под кроватями. Луч света фонарика скользит по полу. Хромовые сапоги скрипят уже в их проходе. Хлопают перед лицами кончиками носков, разворачиваются и уходят. Ткаченко шёпотом, беззвучно смеясь:

– В натуре мастер спорта.

– Ага! По скоростным шахматам,– всё ещё гася одышку, соглашается Барсик.

Оба, глуша ладонями смех, хохочут.

– Вылезайте черти полосатые! Ушёл ваш дежурный! – улыбается Салават.

КЛАСС СДАЧИ ЭКЗАМЕНА

Полковник со значком мастера спорта на кителе ехидно улыбаясь, узнав Ткаченко и Барсукова, говорит:

– Ну-с, товарищи курсанты, посмотрим, какие у вас знания. Бегать-то вы умеете, а вот что в голове у вас – сейчас узнаем! Я не злопамятный, но злой, и память у меня хорошая.

– Во, блин! Попали!

А на заднем ряду с довольной физиономией отличника расселся Ванечка, который, издеваясь, кидает Ткачу записку:

– Привет синим рожам!

Вопрос легкий. Танк Т-34. Ура! На нём Олега не поймаешь. Он смотрит на друга. У того тоже улыбка до ушей. А значит, ответит. Барсуков выходит без подготовки, на ходу подмигивая Кольке.

– Танк Т-34 принят на вооружение 19 декабря 1939 года. Масса 26, экипаж четыре человека. Толщина брони до 45 миллиметров. «V»-образный двигатель на двенадцать горшков, дизель. Вооружение – 76,2 мм пушка ,марка орудия Л-11. В начале 44 года была установлена 85 мм пушка, но это уже Т-34-85. Товарищ полковник, курсант Барсуков ответ закончил.

Преподаватель поднимается и говорит:

– Молодец динамовец, но забыл сказать, что к концу войны на Т-34 ставили уже 100-миллиметровую пушку. На пятёрку вы явно не тянете!

И вдруг, как гром среди ясного неба, раздается реплика Миколы:

– На Т-34 никогда не устанавливали стомиллиметровую пушку!

Полковник багровеет:

– Вы, товарищ курсант, на свой вопрос ещё не ответили, а уже подсказывать лезете.

У Олега есть несколько секунд сделать выбор – или, согласившись с преподавателем, предать друга и получить четверку, или… Он выбирает дружбу. Барсуков перечит полковнику:

– Сто миллиметровые пушки стояли на самоходках с ходовой от Т-34, а сам танк никогда не имел такую пушку. Она просто в башню не залезет.

– Учить полковника будете?!! Идите! Три!

Олег выходит из аудитории и садится на лавочку в курилке. Оправдывается перед командиром взвода:

– Вот козёл! Ну надо же. Да прав я.

– С полковниками только ты и Ткаченко могут спорить. Скорей бы Вас выпустить да первый курс набрать. Как вы мне дороги!

В экзаменационный класс заходит начальник училища генерал-майор Феодоров со свитой. Взводный подрывается, ему уже не до нас. Проходит минуты три. Выходит Колёк. Барсуков встаёт, и они оба идут по тропинке в сторону речки Сунжа, на ходу снимая портупеи.

– Тоже тройка!

– Колька, а какой вопрос попался?

– Автомат Калашникова.

– Да ты что, Микола? Ты же вчера сам рассказывал, что Михаил Тимофеевич Калашников родился в 1919 году, станция Курья Алтайского Края!

Ткаченко, останавливаясь (идёт по тропинке вторым):

– Он тебя завалил?

– И что?

– Ты прав?

– Однозначно! – соглашается Олег.

– Вот и я ему сказал, что вопрос плохо знаю. Попались в черкесках вместе, вместе и отвечать будем. Но это еще не всё.

– А что ещё-то?

– Генерал зашёл и начал тетрадки с конспектами рассматривать. Когда я выходил, он твою свинью показывал полковнику.

– Ё! Пэ! Рэ! Сэ! Тэ!

Колян довольно смеётся:

– Не мОхай, Маша, я Дубровский! Пошутил, пошутил я! Я успел наши конспекты стырить.

Ткаченко достаёт из-под кителя воткнутые за пояс тетрадки. Колька настоящий друг, мало таких во взводе.

До Сунжи идём молча. Через минуту раздевшись донага, прыгаем в ледяную воду.

Мы уже забыли все обиды. Злосчастные тетрадки с морским боем и свиньёй уносит в историю бурный поток Сунжи…

Теперь у нас есть часа три личного времени. И, сверкая голыми задницами, ныряем, вытаскивая на берег камни. Мы углубляем для остальных курсантов ямку в горной речке.

По мере сдачи экзаменов берега Сунжы пополняются новыми нудистами....