– С какого края? Это наша поляна. Кого знаете?

– Валерку Дергачева, Халита, – ответил Олежка, добавив: – Я по Свердлова, 144 жил до школы, сейчас там мой дед живет.

Парни подобрели:

– А здорово вы придумали с машин тырить! Мы сами-то не догадались. Метем грязное.

Дальше пошли разговоры о голубях. В том крае держали в основном летных. Дед Олега тоже держал голубей-бабочек.

Расстались почти друзьями. Правда, напоследок один из подростков попросил: «Дай померить», – показывая на солдатский ремень в штанах у Саньки. Но Олег незаметно ткнул друга в спину.

И Санек отказал – вытаскивать из шлёвок долго, и так еле-еле вставил.

На повороте вправо находилась автобаза, где работал дедушка Олега. Они пришли за велосипедами, как раз когда дед вернулся с работы.

Он посмотрел на внука и его товарища и покачал головой:

– Так это про вас сегодня Райка-уборщица голосила? Говорила, мальчишки с машин зерно воруют, совсем обнаглели. А еще пионеры небось.

– Голубей кормить нечем, зерно в магазине по килограммам не продают, только в мешках, – отпарировал Олег.

– В следующий раз у меня зерно попросите. Но не воруйте. Попадетесь – всё, что шоферы сопрут, на вас, дурачков, и повесят.

Дедушка Илья накрыл столик, стоявший во дворе.

Налил друзьям чай, выставил тарелку с бубликами и пиалу с малиновым вареньем:

– Ешьте. Голодных домой не отпущу.

На крыше дома ворковали голуби. Каждый голубь уже выбрал себе подружку и теперь крутился вокруг возлюбленной, пытаясь согнать ее с конька к летку. Гнал на гнездо.

– А у нас пара ну никак на гнездо не идет, – посетовал Санька.

– А в зерно молодую крапиву добавляли? – присел рядом дедушка.

– Нет, – ответил Олег.

– Так ошпарьте её кипятком, а опосля покрошите прямо в зерно.

Вышла бабушка Олега. Присела рядом:

– Ну что, голубятники? Все никак не бросите свое увлечение? Поглядите, что ни голубятник, то тюремщик. И вас та же участь ждет, коли за ум не возьметесь.

– Деда Илья ведь не тюремщик, а голубей держит, – возразил Олег.

– Ну дед у нас тоже бы в тюрьму угодил, но война началась. Зашел как-то молоденький участковый к нам в хату. У одного еврея голубей украли. Так он начал шарить, по чуланам да под койкой. Я возьми, да и брякни: ты там что ищешь, не тобой кладено – не тебе и шарить! Участковый же меня скверными словами окатил: «Молчи такая разэтакая!» Ну тут дедушка твой взял его за грудки, да и выбросил вместе с рамами в окошко. Тот за подмогой убежал.

Раздался смех деда Ильи.

– Тогда они в кутузку меня укутали. А утром война началась. Завод бомбили мелитопольский, пока милиция тушила, я и убёг. Служил-то я срочную до войны шофером на бензовозе в авиационном полку, туда и подался. Вот так всю войну на бензовозе и проездил. Пятая воздушная армия, бомбардировочная эскадрилья.

– Вы до Берлина дошли? – восхищенно спросил Санька.

– Нет, до Будапешта и Вены. Берлин в другой стороне оказался. Не по пути, – усмехнулся дед.

Бабушка покачала головой и поведала мальчикам:

– А вот отца твоего вместе с братом чуть румын не расстрелял. Они дедовых голубей спрятали в яме на огороде. А румынский офицер, что в соседнем дворе квартировал, приметил мальчишек, когда они туда лазили. Думал, что окруженцев прячем. Пришел, а там голуби. Голубей и радиоприемники приказано было сдать в комендатуру. За мальчиков немец заступился, что у нас в хате поселился. Ушел тогда румын несолоно хлебавши. А вообще, румыны больше немцев зверствовали, звери были лютые. Дядя Лёва с мальчишками как-то залезли в грузовик и украли рождественские подарки. Немцы их поймали. И заставили работать при комендатуре – дрова колоть, котлы мыть. Каждое утро приходил солдат с ружьем и забирал дядю Лёву на работу. Неделю так было. А на следующую солдат не пришел, и хлопчики сами пошли, там же в обед кормили. А их прогнали, типа, всё, капут, отработали. Пошли вон. Я к чему, был бы румынский грузовик, расстреляли бы дядьку твоего. – Бабушка вздохнула и, повеселев, добавила: – А когда Илья с фронта вернулся, я от радости слова не могла сказать. Здоровый, руки-ноги при нем, да еще с огромным чемоданом в руках. Ну, думаю, ситец, парча какая, а дед чемодан открыл в хате, а там голуби сидят, и весь чемодан в помете. Он, оказывается, у румына на разъезде отобрал, когда эшелон с техникой домой ехал, и в своем бензовозе привез на родину. Все солдаты швейные машинки везли, а наш Емеля – голубей припер.

– Мели Емеля – твоя неделя, – отозвался дед Илья и, кряхтя, поднялся. – Николаевская птица была. Ясен перец вывезли с Украины румыны. Вот и забрал я их, мне командующий Пятой воздушной армией справку выписал, что сержант такой-то везет в СССР голубей николаевской породы, депортированных во время войны в Румынию оккупантами. – Дед Илья показал на крышу: – Вон они, красные-белохвостые дети тех, которых я из Румынии привез. Их еще мелитопольскими звали. До войны в Мелитополе такую породу мало кто держал, в основном евреи. Добрая и дорогая была бескружная птица. Стояла в небе стаями, взгляд не отвести. Были с полетом бабочки, были с полетом жаворонка. А как оккупанты пришли, так евреев стали семьями расстреливать. Ну а имущество их по румынам, венграм и полицаям растаскивалось. Говорят, четырнадцать тысяч людей расстреляли они. И столько же угнали на работы. Я уходил на войну, в городе семьдесят тысяч населения жило, а вернулся – осталось всего-то двадцать, наверное. Голод, руины. Малым Сталинградом тогда Мелитополь называли. Вот мы с бабкой и уехали в Казахстан, а тут и целина началась. Я дом поставил и за голубями потом съездил, которых на передержку брату оставлял.

Олежка присмотрелся к белохвостым. Вроде голуби как голуби, а целая история с ними связана.

– Голубей, когда у меня своровали, я пошел до блатных, рассказал, что до́роги они мне очень. Ночью шпана мешок высыпала через забор. Встал я утром, а голуби по огороду бегают. Вернули, стало быть. Есть понятия еще у людей. Но пришлось ведро гвоздей с автобазы унести в пивнушку в знак благодарности, – закончил рассказ дед Илья.

Пивнушка « Голубой Дунай» была центровой, там собирались все, кто жил на Свердлова.

Олег взял у дедушки солдатский вещмешок и пересыпал в него грязное зерно, собранное с обочины, надев лямки вещмешка за плечи.

Санька же чистое зерно засыпал в мешок, прикрутив его проволокой к багажнику своего велосипеда.

Выкатив велосипеды из калитки, Саня с Олежкой поехали домой.

– Ох и погубят голуби их, пропадут в лагерях их невинные души, – вздохнула бабушка, закрывая калитку.

– Типун тебе на язык, накаркаешь, старая. Славные хлопцы, эти на дурное дело не пойдут, – возразил дед Илья.

***

У Олега на раме висел бардачок от велосипеда ПВЗ. Бардачок был узкий и глубокий. Не то что с УРАЛА, в который, кроме ключей, ничего положить было нельзя. В бардачке вместе с ключами лежала большая отвертка с деревянными накладками по бокам на ручке. Эту отвертку шофера даже иногда использовали вместо зубила. Батя купил на свой ИЖ-56 новые камеры, и Олег со старых скрутил алюминиевые колпачки, которыми очень гордился. Дал он два колпачка и закадычному другу. Вот эти-то колпачки и чуть не сыграли злую шутку в судьбе двух товарищей.

Проезжая мясокомбинат, уже близко к повороту на завод ЗИМ и Капай, то есть к безопасному для корешей краю, за ними увязалась стайка велосипедистов-подростков. Ничего хорошего встреча не сулила. И друзья нажали на педали. Но силы были неравны – уставшие товарищи и местная шпана, которая просто так каталась по улице. Их догнали. До Капая оставались считаные метры.

– Деньги есть? А ну попрыгай! – Любимое выражение пацанов тех годов.

Денег не было. Зато были колпачки на колесах! Вот ими и заинтересовался один долговязый незнакомец. Он присел около Санькиного велосипеда, но пальцами отвернуть не смог. Тогда он попросил друзей:

– Плоски дайте сюда!

Но плоскогубцев у них ни у кого не оказалось.

– У меня есть, – объявил Олежка, кладя набок свой велик. Но вместо плоскогубцев вынул огромную отвертку. – Сейчас в печень ткну – будешь с колпачками всю жизнь ходить инвалидом.

Вид подростка с отверткой погасил пыл незнакомцев.

– Откуда? – спросил долговязый.

– С Капая, – соврал Олежка.

– Кого знаешь?

– Всех копайских знаю. Разбегаемся по-хорошему, у нас мир с мясокомбинатом. Вы его нарушаете, и с вас спрос будет как с полноценных, – стоя с отверткой в руке, проговорил громко и властно Олежек.

Мясокомбинатская шпана взяла свои велосипеды, лежавшие на обочине, и покатила по своим делам.

– Вот зараза, а я свой ремень солдатский в петли на брюках заправил, и, чтоб вытащить его, нужно бляху снять, – сокрушенно проговорил Саня.

– Нормалды, – улыбаясь проговорил Олег. – Блин, что-то ноги трясутся, – добавил он.

– Нормально, я когда на бокс начал ходить, у меня тоже трясун был, это нервы, а не страх, – признался его товарищ.

Ну, да, если бы страх, то я бы тебя бросил и удрал, – рассмеялся Олег.

Но Сане было не до смеха, и он показал рукой. Со стороны Капая ехали мальчишки на велосипедах…

– Что за шум, а драки нету? – притормозив рядом с друзьями, спросил один из них.

– Мясокомбинатские докопались,– пожав руку знакомому поведал Саня.

– Алга! – вскричал старший, и вся велосипедная братва ринулась к стадиону «Авангард» в погоню за беспредельщиками.

Друзья же покрутили педали домой. Голуби не кормлены и не напоены. Мы в ответе за тех, кого мы приручаем.

В Петропавловске Казахской ССР не было национальной вражды. Никогда Олег и Саня не делили друзей по национальности. В классе, где они учились, были и казахи, и татары, и ингуши, и поляки. Подростки делились на своих и не своих. А мнимая вражда была только между краями города. Мальчишки лупили друг друга просто потому, что противники были с другого края. Но это было до восьмого класса, потом вся шпана шла в ГПТУ, а там мир во всем мире! Так как учились в ГПТУ мальчишки со всех краев города. Но нашим разгильдяям, впереди был еще год учебы в школе. Они заканчивали седьмой класс восьмилетней школы номер три города Петропавловска Казахской ССР.