Малая Азия, Ближний Восток и Египет в начале 1920-х годов стали региональными центрами борьбы против европейского нового порядка. Это рано или поздно должно было сказаться и в Индии и на британской системе управления ею. Мировая и даже европейская революция не состоялись, но слабым звеном империалистических держав постепенно становились колонии. Движение турецких националистов и их сторонников в Афганистане создавало надежду, что революционный кризис на Западе будет подстегнут кризисом европейского империализма на Востоке. Это стало причиной поддержки эмира Амануллы в Афганистане и советско-турецкого сотрудничества. РСФСР оказала поддержку Мустафе Кемаль-паше во время греко-турецкой войны и тем обеспечила сочувствие со стороны руководства Турции при советизации Закавказья. Надежды на турецкую революцию в борьбе с Англией и Францией не оправдались, но советско-турецкое сотрудничество оставалось в межвоенный период фактором, стабилизирующим регион. Между тем здесь хватало проблем, угрожавших серьезными потрясениями. Сирия, Ливан, Ирак, Трансиордания не были монолитными государствами и проведенные между ними границы не были стабильными. Кроме того, на коррекцию границ с Ираком и Сирией в свою пользу претендовала Турция.

Как показали дальнейшие события, более всего интересы Анкары и Москвы совпадали в вопросе о режиме Проливов. Это совпадение было во многом парадоксальным и неожиданным. Дореволюционная Россия в войне 1914–1917 гг. претендовала на контроль над Проливами, а в какой-то момент и на их захват. Советская Россия с ее слабым флотом хотела лишь закрыть Босфор и Дарданеллы для возможного нового вторжения через Черное море. В 1923 году во время проведения Лозаннской конференции турецкая делегация пошла на уступки, и в результате Проливы остались без укреплений, а каждая из держав, подписавших соглашение, получила право ввода в Черное море в мирное время флота, равного сильнейшему из тех, которые имелись здесь. Это означало, что Англия, Франция и Италия могли послать сюда эскадры, вместе втрое превосходившие по силе советский Черноморский флот.

Если очаги будущей войны были созданы Версальской системой как в Центральной, Восточной и Южной Европе, так и на Ближнем Востоке, то на Дальнем Востоке творцом политики, приведшей к тем же результатам, стал Токио. Ослабевший Китай превратился в жертву захватнической политики Японии. Здесь, разумеется, никто не собирался копировать британскую парламентскую систему. После свержения маньчжурской династии в стране шла гражданская война. Республика как единое государство не существовала, из противоборствующих лагерей наиболее близким к СССР был тот, который возглавил доктор Сунь Ят-сен. На начальном этапе государственного строительства Гоминьдана Москва попыталась повлиять на партийное, государственное и военное строительство китайских националистов, одновременно укрепляя положение формирующейся Коммунистической партии Китая. Военная помощь – оружием и консультантами – была очень эффективной. Правительство Сунь Ят-сена, которое контролировало только часть юга страны в районе Кантона, в короткое время достигло целого ряда военных успехов и де-факто превратилось в правительство Китайской республики с центром в Нанкине.

В 1925 году Сунь Ят-сен умер. Его преемник Чан Кай-ши в 1927 году взял курс на политическую ориентацию на Великобританию и США и начал борьбу с коммунистами. Этот крутой поворот в китайской политике в отношении своего единственного в 1923–1927 гг. союзника совпал и с резким ухудшением советско-британских отношений. В результате новой политики Нанкина советско-китайские отношения были разорваны. Политические противоречия между Китайской республикой и СССР вскоре переросли в военный конфликт на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) в 1929 году. Вопреки надеждам эмигрантов и расчетам многочисленных стратегов война была кратковременной, а успех Красной Армии – решительным. Конфликт на КВЖД завершил кризис, начавшийся с разрывом советско-британских отношений в 1927 году, но советско-китайские отношения не были восстановлены. Китай остался наедине с Японией. Чан Кай-ши развивал свои армию и флот, опираясь на сотрудничество с Германией, Италией и Англией.

Для советской внешней политики предвоенного периода решающим стал период между 1931–1932 и 1939 годами. Этот этап начался с захвата Японией Северо-Восточного Китая и создания там марионеточной империи Маньчжоу-го. Очаг военной напряженности на Дальнем Востоке стал очевидным. Неспокойно было и в Европе. С 1930 года рейхсвер приступил к подготовке развертывания на случай войны 21 дивизии. В 1933 году к власти в Берлине пришли нацисты. Теперь Версальская система была обречена, но неизвестностью оставалось то, каким станет мир после ревизии послевоенного устройства Европы. Германия боролась за отмену явно несправедливых по отношению к германскому народу условий Версаля, но в Москве понимали, что для гитлеровской дипломатии это исправление являлось не целью, а лишь промежуточным средством на пути к борьбе за мировое господство. В марте 1935 года Берлин заявил о восстановлении всеобщей воинской повинности – началось возрождение германской армии.

В 1937 г. американские исследователи провидчески заметили: «Немцы просили военного равенства; они безусловно на пути к превосходству. Европейские страны снова охвачены военным психозом, поскольку прилагают усилия, чтобы избежать войны, к которой сами же лихорадочно готовятся. Послевоенный период определенно подошел к концу. Европа смотрит вперед, а не назад»²⁵. Странно, но столь очевидная истина не была очевидной для Парижа и Лондона. Последующие события показали, что Англия и Франция склонялись к сотрудничеству с Германией, которая к тому же так явно демонстрировала свою готовность к борьбе с коммунизмом и Советской Россией.

Первой жертвой процесса передела мира стала Абиссиния, в которую в октябре 1935 года вторглась Италия. В мае 1936 года страна была завоевана. Лига Наций ограничилась протестами и экономической блокадой, средством достаточно чувствительным для итальянской экономики, но все же недостаточным для того, чтобы заставить режим Муссолини остановить агрессию. Рост итальянских флота, армии и авиации и агрессивная политика Рима вызвали опасения Анкары. В 1936 г. на конференции в Монтрё Турция и СССР выступили вместе и новый режим Проливов в гораздо большей степени соответствовал интересам обеих стран. Успехи итальянского фашизма и германского национал-социализма привели к желанию следовать этим примерам во многих странах. В 1930-е годы практически по всей Европе мирным или насильственным путем происходит фашизация правящих режимов.

Самым известным и наиболее важным звеном этих превращений стала Гражданская война в Испании. Образовавшаяся в 1931 году республика не смогла решить ни одной из стоявших перед страной проблем. Их было немало, с начала XIX века королевство находилось в постоянном кризисе. Быстрый экономический рост периода Первой Мировой войны сменился стагнацией, из которой попытались выйти, опираясь на диктатуру. Испанские военные ориентировались на использование опыта фашистской Италии. Определенные успехи были достигнуты, но они оказались временными. Мировой экономический кризис снес все достижения, а последовавшая революция привела лишь к созданию парламентской республики. Её ценности разделяло меньшинство населения. Кризис управления привел к радикализации общества, противостояние правых и левых нарастало, раскол затронул даже армию и флот.

Конфликт стал неизбежен, и его начали кадровая армия и Иностранный легион. Центром мятежа стало испанское Марокко и наиболее отсталые районы севера страны, мятежников поддержала католическая церковь. Переворот провалился, но в начавшейся Гражданской войне Республика оказалась изолированной. Самую активную и разностороннюю помощь националистам оказали Германия, Италия и Португалия при молчаливой, но весьма существенной поддержке со стороны США. Англия и Франция проводили политику «невмешательства», которая на практике оказалась политикой блокады Республики. СССР после недолгих колебаний установил с Испанской республикой дипломатические отношения и оказал ей помощь, направив оружие и военных специалистов. Разобщенность лагеря республиканцев, явная неспособность социалистического руководства правительства Республики к организации армии и тыла ослабили её. Помощь СССР и Коминтерна, огромные усилия Коммунистической партии Испании не могли преодолеть этих недостатков. Внутренняя слабость Республики в конечном итоге стала одной из важнейших причин того, что победу в войне весной 1939 года одержали националисты. Парламентская республика рухнула, левые силы потерпели поражение, фашисты праздновали успех, либеральный лагерь считал, что не дал распространиться войне по континенту.

Это преображение Европы совпало с изменениями в Азии, и прежде всего на Дальнем Востоке. Захватывая одну область бывшей империи Цинов за другой, японцы создавали основу уже своей будущей континентальной империи, готовя армию к решающим столкновениям с СССР. Режим Чан Кай-ши в это время делал все возможное для того, чтобы разбить коммунистов, но его усилия не приносили успеха. Перед угрозой войны с внешним врагом силы Китая были разделены и истощались в войне гражданской. Начавшаяся в 1937 году японо-китайская война привела к колоссальным потерям китайского народа, но ни успехи императорской армии, ни развязанный ею террор против китайцев не принесли победы Японии. Чан Кай-ши не получил поддержки от тех, на кого рассчитывал. Помощь оказал СССР. Советско-китайские отношения были восстановлены. В армию Китая были направлены советское оружие и военные специалисты. Китай, несмотря на поражения, продолжал сопротивление, и оно поглощало все большие силы японской армии. Тем не менее она была достаточно сильна для того, чтобы нанести удар и по Советскому Союзу осенью 1938 года.

Насыщенность событий в это время была чрезвычайно велика, но семь месяцев между сентябрем 1938 года и мартом 1939 года стали наиболее важными. Они почти окончательно уверили руководство СССР в бессмысленности надежд на создание системы коллективной безопасности в Европе. Политика, осуществляемая главой НКИД М.М. Литвиновым, завершилась внешнеполитической изоляцией и угрозой войны на два фронта против коалиции держав во главе с Германией и Японией. Это произошло во время чехословацкого кризиса. Усилившись, Берлин успешно осуществил несколько важнейших операций – возвратил под свой контроль Саарскую и Рейнскую области, осуществил аншлюс Австрии. Вслед за этим гитлеровская дипломатия приступила к реализации планов уничтожения Чехословацкой республики. Инструментом этой политики стал вопрос о статусе национальных меньшинств этого государства и прежде всего немцев Судетского края.

Дискриминационная политика в отношении второй по численности национальной общины ЧСР, т. е. немцев, а также недовольство словаков своим статусом в республике подорвали ее стабильность. Потенциал чехов оказался недостаточен для удержания под контролем внутриполитической ситуации, в то время как внешнее окружение Чехословакии было или явно враждебным (Германия), или недоброжелательным (Польша, Венгрия), или двусмысленным (союзная Румыния). Ставка на Малую Антанту (союз Чехословакии, Румынии и Югославии) не оправдала себя, а советско-чехословацкий договор был поставлен в зависимость от готовности Парижа выполнить франко-чехословацкий. Вскоре выяснилось, что такой готовности не было, а единство созданной Антантой Чехословакии зависит от внешнего покровителя. Франция и Англия не готовы были защищать это создание Версаля, а готовность СССР выполнить свои союзнические обязательства блокировалась германо-польским союзом de facto.

Что касается Варшавы, то её политику определяли люди, которые мечтали лишь о превращении Польши в великую державу за счет сотрудничества с гитлеровцами и захвата территорий соседних стран. Не сумев реализовать агрессию в отношении Литвы после объединения Германии и Австрии, польские политики превратили свою армию в надежный и прочный щит, охранявший тыл Гитлера во время его действий против Чехословакии. Мобилизация Красной Армии совпала с пограничным столкновением на Дальнем Востоке у озера Хасан. Японцы были отбиты, но не разбиты, результат боев не был для них обескураживавшим. Москва столкнулась с угрозой войны на два фронта. Франция и Англия не захотели сражаться за Чехословакию, а Чехословакия не захотела сражаться даже за себя. Результатом стало согласие Парижа и Лондона на отторжение Судетского края от ЧСР и капитуляция Праги. Она была оформлена в Мюнхене.

Вскоре Чехословакия вынуждена была согласиться на передачу ряда земель Польше и Венгрии и превращение того, что осталось, в федерацию Чехии и Словакии. Новая Чехо-Словакия оказалась нежизнеспособной, и в марте 1939 года ей пришел конец. Чехия стала германским протекторатом, Словакия – зависимым от Германии государством, Подкарпатская Русь, власть в которой попытались захватить украинские националисты, была оккупирована Венгрией. Вскоре настала очередь Польши. Берлин предложил Варшаве смириться с возвращением в германское государство немецкого свободного города Данциг (совр. Гданьск). За эту уступку Гитлер готов был предложить польскому союзнику компенсацию в Советской Украине. Варшава хотела сотрудничать с Берлином, но она хотела получать не теряя. Переговоры СССР с Францией и Англией по вопросу о соглашении для противоборства гитлеровской агрессии проходили в условиях, когда Москве приходилось решать задачу со многими неизвестными.

Неясным оставалось, можно ли было доверять Лондону и Парижу, которые за несколько месяцев до этого предали Чехословакию. Нельзя было не учитывать, что в это же время союзная им Варшава отказывалась от сотрудничества с Москвой, а на Дальнем Востоке начался очередной конфликт с Японией, вдобавок ничего не гарантировало, что он будет успешным, а в случае успеха – что он ограничится районом реки Халхин-Гол. Особую сложность задаче придал «дальневосточный Мюнхен», а именно соглашение между Великобританией и Японией в июле 1939, на пике советско-японского противостояния на границе Монголии и Маньчжоу-го. Лондон признал тогда японские завоевания в Китае, и этот шаг британской дипломатии не мог быть не учтен в Москве, где и так уже имели все основания для недоверия западным партнерам: уклонявшимся от ответственности англичанам, не желавшим идти без их санкции на сотрудничество французам и не скрывавшим своей враждебности полякам. В результате советское руководство во главе с И.В. Сталиным пришло к единственно верному решению принять предложение немцев заключить договор о ненападении. Угроза войны на два фронта была снята, и огонь войны был направлен в сторону ее разжигателей. Это дало СССР два года для подготовки к неизбежному столкновению с Третьим рейхом. Таким был идеологический и стратегический контекст решений советской внешней политики в межвоенный период.

С конца 1980-х в СССР, а затем и в государствах, образовавшихся на его развалинах, с подачи тех, кого в кругу политиков новой волны принято называть «нашими партнерами», была развернута колоссальная программа пропаганды по очернению советской внешней политики, а СССР был изображен одним из виновников Второй Мировой войны. В конце 1980-х и начале 1990-х годов был заложен фундамент историографии, основанной на презумпции вины Советского Союза, в которой большие работы советского периода оцениваются с лихостью традиций института красной профессуры. В сборнике документов «Фашистский меч ковался в СССР» практически все выстроено по принципу осуждения не требующего доказательств. СССР обвиняется в невыполнении условий Версальского договора, который, кстати, он никогда не признавал. Советские дипломаты даже не подписывали этот договор, но авторам идеологической поделки это было безразлично. Они выходили из подобных логических тупиков, козыряя способностью соответствовать потребностям современной им политики. Например, «История Великой Отечественной войны Советского Союза» названа «идеологической миной под процесс обновления нашего общества»²⁶.

На мой взгляд, эти обороты – явное свидетельство того, что цитируемый шедевр начал готовиться по заказу еще во время перестройки. При этом авторы явно сознательно допускают смешение понятий «нацистский» и «немецкий», ведя речь о догитлеровском периоде сотрудничества СССР и Веймарской Германии. Идеологическая зашоренность сквозит в оценках, которыми пестрит авторский текст сборника. Часто они не отягощены доказательствами, как, например, в случае с утверждением о том, что в Генуе у советской дипломатии была возможность заключения договора «с Западом», но она коварно выбрала соглашение с Германией²⁷. Недопустимость подобного рода приемов в серьезном исследовании, претендующем на объективный анализ прошлого, авторов скандального сборника не останавливает. Представляется, что ветеран советской дипломатии академик И.М. Майский был более прав, говоря о том, что случилось в Генуе в отношениях с тем самым «Западом»: «Разумеется, соглашения не произошло, да и не могло произойти…»²⁸

Традицию разоблачений продолжили работы петербургского историка О.Н. Кена. Так, например, в своем исследовании о советско-польском договоре о ненападении, написанном при поддержке (или по заказу) генконсульства Польши, нежелание Варшавы отказываться от участия во враждебных группировках в случае войны одного из участников соглашения он объяснил… членством Польши в Лиге Наций²⁹